в прихожую запереть дверь и прошёл в кладовку переодеться.
– Эркин, у меня готово уже.
– Да, – сразу откликнулся он. – Иду.
Женя накрыла на стол, загородила лампу маленькой складной ширмой, выложила из сумочки остатки шоколада и ещё одну плитку, повернулась к двери и едва не столкнулась с Эркином, который нёс сковородку с шипящей и стреляющей яичницей и чайник.
– Куда прикажете ставить, мэм?
Его плутовская улыбка обожгла Женю, словно солнечный зайчик ударил в лицо. Эркин поставил чайник и сковородку на стол, сел на своё место и, всё ещё улыбаясь, ожидающе посмотрел на Женю. Она негромко, чтобы не разбудить Алису, засмеялась в ответ и села к столу, разложила яичницу по тарелкам.
– Ты ел что-нибудь в городе?
– Ага, – Эркин энергично расправлялся с яичницей. – Вкусно как, Женя. У вас как, всё порядком обошлось?
– Порядком, – улыбнулась Женя. – Мы отлично прогулялись. Бери ещё. Я больше не хочу. Бери-бери, мы очень хорошо пообедали в Гатрингсе.
Эркин недоверчиво посмотрел на неё, но она уже положила ему на тарелку остатки яичницы, налила чаю.
– Ты рано вернулся?
– Ну, я сразу на шоссе пошёл и на попутке поехал, – Эркин улыбнулся. – На русской машине. В кабине ехал. Как… как лендлорд. Уф, вкусно как, спасибо, Женя.
– На здоровье.
Женя смотрела, как он пьёт чай, и скручивала шоколадную фольгу в две длинные узкие полоски. Одну обернула себе вокруг правого безымянного пальца, проверила, как снимается и надевается колечко. Эркин рассеянно смотрел на неё, о чём-то задумавшись, и вздрогнул, когда она взяла его за руку.
– Что?
– Подожди, сейчас объясню.
Женя сделала ему такое же кольцо на безымянный палец правой руки, сняла и положила рядом со своим. Она придумала это ещё в Гатрингсе и специально купила перед отъездом плитку в золотой, а не в серебряной, как обычно, фольге.
– Эркин, ты знаешь, что мы сегодня сделали?
– Ну-у, – Эркина насторожил её торжественный тон, и отвечал он потому неуверенно. – Ну, документы получили. Ну-у, – и вдруг догадался: – Мы поженились, так?
– Так, – кивнула Женя. – Когда люди женятся, они дают друг другу клятву.
– Что?!
– Да. Теперь так, – она надела ему на мизинец своё колечко, а его на свой палец, встала, потянув его за собой. – И повторяй за мной. Я, Евгения Маликова…
Она сделала паузу, и Эркин, уже начиная понимать, сказал внезапно пересохшими губами:
– Я Эркин Мороз…
– …В здравом уме и твёрдой памяти…
– В здравом уме и твёрдой памяти.
– …Беру тебя в супруги…
– Беру тебя в супруги.
– …И обещаю тебе…
Женя говорила торжественно и даже чуть сурово, сразу и вспоминая, и придумывая. И Эркин повторял за ней таким же строгим тоном.
– … Любовь и верность… в здоровье и болезни… в радости и печали… рядом и вдалеке… и клянусь в этом… и только смерть разлучит нас.
Эркин нахмурился и впервые не повторил, а сказал по-своему.
– И даже смерть не разлучит нас, – и, отвечая на удивлённый взгляд Жени, упрямо сказал: – Я и там буду верен тебе.
– И я тебе, – кивнула, соглашаясь, Женя. – А теперь меняемся кольцами. Вот так. И ты мне надень. Ага. И поцелуемся. Вот теперь всё по правилам.
Эркин всё ещё обнимал её, и Женя засмеялась и тут же заплакала.
– Ты что? – испугался Эркин. – Женя?
– Ничего, – она прижалась щекой к его груди и всхлипнула. – Я о маме подумала. И папе. Они были бы так счастливы. У меня свадьба, а их нет.
Эркин молча обнимал её, прижимая к себе. Он не знал, что сказать, он о таком не думал, старался не думать. Зибо… Зибо бы обрадовался… да нет, старику такое и в страшном сне бы не привиделось. И не считал он никогда Зибо отцом, это была насмешка белых над Зибо и над ним, только старый раб-дурак мог поверить. Нет, но… но Женя…
Женя всхлипнула в последний раз и подняла голову.
– Ох, извини, Эркин, у нас радость, а я плачу.
Эркин осторожно поцеловал её в глаза, собирая губами слёзы.
– Ничего. Я… я просто… я не знаю, что надо говорить, Женя.
– Ничего и не надо, – засмеялась Женя. – Мы сейчас чай ещё будем пить. С шоколадом.
Они снова сели за стол. Чай уже остыл, но им было не до этого. Эркин то и дело косился на поблескивающее у него на руке кольцо. Женя заметила это и улыбнулась.
– Женя, – осторожно спросил Эркин, – если его всё время носить…
– Ну что ты, нет, конечно. Настоящие кольца золотые, и… – Женя вздохнула, – нельзя этого сейчас. Вот когда переедем, устроимся…
Эркин кивнул.
– Обязательно. Женя, а как с Андреем?
– А просто, – Жене всё было сейчас нипочём. – Он ведь получит разрешение раньше нас, так? Ну вот. Он съездит в тот город, получит разрешение и вернётся. Я съезжу в Гатрингс или ты, там посмотрим.
– Лучше ты, там, наверное, писать придётся, а я… – Эркин вздохнул.
– Хорошо, – кивнула Женя. – И уже тогда все вместе поедем. Да, знаешь, Эркин, надо уже потихоньку начинать готовиться.
Эркин быстро допил чай.
– Что покупать?
– Не покупать, – засмеялась Женя, – а… ну, подумать, что возьмём с собой, что оставим.
– Бросим? – удивился Эркин.
– Ну-у, может, и продадим. Это всё надо обдумать.
– Хорошо, – кивнул Эркин.
Женя с наслаждением допила свой чай и начала было собирать посуду, но тут же остановилась и осторожно сняла с пальца колечко из фольги. Эркин сразу сделал это же и стал помогать ей. Вернее, решительно отобрал чашки и тарелки и унёс их на кухню. Женя посмотрела на лежащие на столе два тоненьких и… каких-то беззащитных колечка и поняла. Нет, сегодня она не отпустит его. Они – супруги, муж и жена, и они должны быть вместе. Она пошла на кухню и в дверях столкнулась с Эркином.
Он не успел ничего сказать, встретившись с ней глазами, и молча протянул к ней руки. Женя шагнула к нему. Он обнял её и прижал к себе.
– Мы муж и жена, – сказала наконец Женя. – Я не отпущу тебя. Это наша ночь, понятно?
– А что? – осторожно целуя её, между поцелуями спросил Эркин. – У мужа и жены – это по-другому?
Женя засмеялась, обнимая его за шею. Губы Эркина скользили по её шее, плечам, лицу. Он… он словно дышал ею, прижимал к себе так, что она и через одежду ощущала его перекатывающиеся, вспухающие и опадающие мышцы, и сама всё тесней прижималась к нему.
Мигнула лампа, и это оторвало их друг от друга. Пока Эркин возился с лампой, Женя быстро разобрала постель.
– Гасить? – тихо спросил Эркин.