- Понял правильно, - сказал Лопатин.
- На том ст-тою. П-примитивная логика плюс метод исключения. И надолго она п-прибыла?
- На несколько дней.
- Мама, пока я буду в Ленинграде, пожалуйста, обрати свой материнские заботы на Лоп-патина. Он поживет у нас, забота о нем за тобой, а забота о харчах, насколько я его знаю, - за ним. Он вполне п-порядочный, и от него можно ничего не зап-пирать. К нему на квартиру явилась его бывшая жена, и, если он не намерен снова жениться на ней, ему надо где-то п-перебиться, пока она тут. Д-договорились?
- О чем ты спрашиваешь, Боря, - сказала из другой комнаты Берта Борисовна. - Конечно. Но у тебя несколько галстуков, я даже не знаю...
- Положи один по своему выбору. И три п-пары носков. И учти, что мне п-пора.
Он повернулся к Лопатину.
- Я тебя провожу на вокзал, - сказал Лопатин.
Гурский кивнул. Он этого и ожидал.
Прощаясь, Гурский поцеловал мать. И в ответ на вопрос, когда его примерно ждать, поставил чемодан, который уже был у него в руке, и еще раз обнял ее.
- Т-ты у меня умница. Другая на твоем месте зад-думать бы меня вопросами. Три п-пары носков обычно хватает мне на неделю.
- Куда ты едешь? - спросил Лопатин, когда они спустились по лестнице.
- Как уже сказано, в Ленинград. Но поскольку так срочно и без объяснения причин, думаю, что мне удастся открыть там военные д-действия. И не вооб-бражай, что моя мама считает, что я еду в Ленинград, чтобы ходить по т-театрам, - как бы не так! Она воспитанная женщина и знает, в каких случаях можно удовлетворять свое природное любопытство и задавать по три воп-проса в минуту и в каких не следует задавать их вообще. Берта Борисовна не так п-проста, как кажется, и в мое присутствие может дать тебе разумные советы по любым вопросу даже не такому, как разведка боем, которую предприняла твоя бывшая суп-пруга.
И Лопатин почувствовал, как в темноте на лестнице Гурский усмехнулся собственному звериному чутью.
- А что мне посоветует твоя мама, если это действительно разведка боем?
- Насколько я понимаю, моя мама считает, что один и т-тот же мужчина не должен по два раза жениться на одной и т-той же женщине.
Они сели в "виллис" и до вокзала уже не говорили на эту тему. На переднем сиденье, рядом с водителем, как обычно, рылся в своем вещевом мешке, пересчитывая на ощупь, сколько он взял с собой кассет, напарник Гурского в этой поездке - Витька Брагин, тот самый, который прошлой весной отвозил письмо Лопатина в Ташкент. Продолжать при нем начатый на лестнице разговор не хотелось. Он шуровал в своем мешке, а Лопатин с Гурским ехали сзади и молчали.
- Давно не видел вас, Василий Николаевич, - сказал Брагин, когда Лопатин с Гурским уже вылезали из "виллиса" у вокзала. - Как у вас с Ташкентом, порядок? Не зря я тогда старался?
Лопатин ничего не ответил, сделал вид, что пропустил мимо ушей. Обычно с горечью говорим, что на душе остался осадок - словно это и есть самое плохое. Но куда хуже, когда этот осадок вот так, как сейчас, взболтают и поднимут со дна души.
- Что означало в его п-простодушных устах прекрасное в своей универсальности попятно "п-порядок"? - когда они уже вышли на перрон, ревниво спросил Гурский, не любивший, чтобы кто-то знал что-то, чего но знал он сам.
- Ничего особенного. В свое время посылал с ним в Ташкент письмо, только и всего.
Гурский мог стать единственным человеком, с которым он, вернувшись прошлой весной в Москву, поделился бы тем, что было на душе, но как раз тогда Гурский был на фронте. А когда вернулся, все было отрезано, и задним числом не захотелось говорить даже с ним.
- Интересно, как там твой бывший друг? Ксения не рассказывала? спросил Гурский о Вячеславе, о котором они уже не раз спорили. Эпитет "бывший" был отголоском этих споров: можно или нельзя ставить крест на таком человеке. При всей привязанности к Гурскому Лопатин не любил в нем этой ревнивой жестокости.
- Не привык к сочетанию слов "бывший друг", хотя оно и расхожее, особенно сейчас.
- А дружба с ант-трактом на войну, по-твоему, дружба? - спросил Гурский.
- Ты по-своему прав, но думаю, что он так и не попросился на войну не потому, что боится, а потому, что стыдится, просидев самое тяжкое время в кустах, теперь, когда дело пошло на лад, выскакивать из них с криком "ура!".
- Погоди... Пойдем по заг-границам, увидишь, как он п-преодолеет свою ст-тыдливость.
- Кто-то другой - да, - сказал Лопатин. - А он - нет.
- Ладно, ост-тавим этот разговор до проверки фактами. Во всяком случае, пока ты был под Тарнополем, а я, как тебе уже известно, летал на три дня заметь, всего на три дня - в северные уезды Рум-мынии, где мы вступили в так ск-казать буржуазную Европу, я обнаружил там одного известного тебе деятеля литературного т-тыла, в новенькой форме, с трофейным п-пистолетом, и удивился, как он быстро п-поспел туда из К-куйбышева, где безвыездно проживал с октября сорок п-первого...
- Его встретил, его и клейми.
- А ты не злись на меня. Оставив на твою долю п-приятную возможность думать обо всех лучше, чем они есть на самом деле, мне пришлось, для равновесия, взять на себя неб-благодарную обязанность думать наоб-борот, только и всего. Ты, я вижу, не в своей т-тарелке. В чем дело?
- Все вместе, - сказал Лопатин. - Жаль сестру, тоскливо, что уехала Нина, глупо, что ссыпалась на голову Ксения, и вдобавок ко всему провожаю тебя. Еще час назад и в голову бы не пришло.
Они шли по перрону вдоль состава. Гурский ехал в первом вагоне, но он оказался не первым - между ним и почтовым стоял еще один, служебный вагон, у которого толпились военные.
Военных было много у всех вагонов, но у других были штатские, и мужчины и женщины, а тут - только военные.
- Довольно много нашего б-брата. - сказал Гурский. - "К-красная стрела" для меня символ чего-то молодого и д-довоенного. Было в этом даже нечто т-таинственное, никак не хотелось сп-пать, и все казалось, что ты вст-третишь в коридоре какую-то необыкновенную женщину и вообще п-произойдет что-то прекрасное, хотя на самом деле происходили только б-бутерброды и двести грамм к-коньяку. Но все равно, время шло, а это странное суеверие п-продолжалось. И все очень любили п-провожать друг друга на "Красную стрелу", не п-правда ли?
- Да, провожающих теперь немного, - сказал Лопатин. - И состав короче, чем до войны. Мне говорили, что путевое полотно оставляет желать лучшего. Там, где подолгу стоял фронт, местами вообще но едут, а ползут.
- Ты п-прозаик, - сказал Гурский. - П-подожди, я положу чемодан и выйду к тебе.
- Ну вот, - сказал он, выскочив налегке из вагона, - п-проводница, когда брала у меня билет, не узнала меня и но сказала: "А я вас помню еще до войны!" А я ее узнал, только она очень п-постарела и п-подурнела. Отчего так п-постарела и п-подурнела женщина, которой всего-навсего тридцать? Не только страшно сп-просить у нее, но страшно подумать. Один бог знал, что могло достаться на ее долю за эти три года! Мне жаль женщин, когда они стареют и д-дурнеют.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});