Ранним дождливым утром 7 января 1935 года Цзуньи был взят. Уставшие, промокшие и изголодавшиеся за время пути солдаты рады были получить кров и еду. После тяжелого перехода в пять тысяч ли бойцам хотелось одного: провести несколько дней в тепле и покое. Богатый город манил воображение. Один из участников похода вспоминает: «Вступив в северную часть Гуйчжоу, Красная армия получила двенадцать дней отдыха, позволивших личному составу после всех трудностей хунаньского марша воспрянуть физически и морально… Цзуньи — важнейший пункт на севере провинции Гуйчжоу… Расположенный недалеко от Сычуани, он тесно связан с этой провинцией нравами, обычаями и торговыми отношениями. Цзуньи разделяется, собственно, на два города — старый и новый. Новый город представляет собой торговый центр, старый — это административные и жилые кварталы. Новый город отделен от старого речушкой, через которую переброшен каменный мост. Административные здания и буддийские монастыри были заняты тогда под учреждения Красной армии… В Цзуньи было пять-шесть мужских и женских средних школ… Здесь имелись три вида магазинов: лавки, где торговали иностранными товарами — калошами, полотенцами, — причем все здесь было распродано; книжные магазины (в Цзуньи их было три), в которых продавались шанхайские и пекинские журналы и где также было распродано все — новые и старые книги, письменные принадлежности, копировальная бумага; наконец, кабачки… закусочные, винные погребки… В кабачках Цзуньи всегда можно [было] найти аппетитную сычуаньскую капусту»142.
9 января в город въехали Мао Цзэдун, Бо Гу и другие члены партийного и армейского руководства. Вместе с Ло Фу и Ван Цзясяном Мао остановился в просторном особняке, принадлежавшем командиру одной из бригад гуйчжоуской армии. И пока бойцы Красной армии наслаждались в кабачках острой сычуаньской капустой, отварным мясом, курицей с красным перцем и всякого рода соленьями и маринадами, трое «заговорщиков» разработали весь сценарий предстоявшего совещания. Бо Гу тоже не сидел сложа руки. По его просьбе секретарь ЦК китайского комсомола Кай Фэн (настоящее имя Хэ Кэцюань), один из немногих оставшихся преданных ему людей, провел несколько «душеспасительных» бесед с Не Жунчжэнем, крупным политработником Красной армии. Но тот категорически отказался поддержать Бо Гу143.
В общем, уже перед началом совещания все было решено. Почва из-под ног Бо Гу и Отто Брауна стремительно ускользала. Тем не менее накануне заседания Мао провел тайную встречу со своими сторонниками. На ней разгорячившийся Ван Цзясян поставил все точки над «i». «На [этом] совещании мы должны их свергнуть»144, — заявил он.
И вот наконец день решающей схватки настал. 15 января в небольшой комнате на втором этаже в только недавно выстроенной резиденции командира дивизии гуйчжоуской армии Бо Хуэйчжана собрались девятнадцать человек (чуть позже к ним присоединится еще один). Это были члены и кандидаты в члены Политбюро, шедшие с войсками Центральной Красной армии, а также некоторые командиры и политкомиссары армейских групп. Кроме них присутствовали Дэн Сяопин, занимавший накануне совещания пост технического секретаря ЦК, и, разумеется, Отто Браун со своим переводчиком. Было тесновато: часть комнаты занимал массивный шкаф, в зеркальной двери которого отражались возбужденные лица участников совещания. Все, за исключением Брауна и его переводчика, расселись за большим прямоугольным столом, на котором ничего, кроме старой керосиновой лампы, не было. Совещание должно было быть долгим, так что лампа наверняка могла понадобиться. А пока сквозь окно из цветного стекла в комнату проникал тусклый свет: на дворе, как всегда в этих краях, моросило.
Председательское место занял Бо Гу. Он же открыл заседание, зачитав доклад о причинах поражения в борьбе против пятого карательного похода. После него с содокладом выступил Чжоу Эньлай. И тот и другой пытались оправдываться. Первый сваливал все на объективные причины, второй — на субъективные. Затем слово взял Ло Фу, огласивший от имени Мао, Ван Цзясяна и самого себя заявление, в котором военная и политическая линия генсека была подвергнута уничтожающей критике. Его сменил Мао, говоривший более часа. По словам Брауна, «вопреки обыкновению, он пользовался, по-видимому, тщательно подготовленным конспектом». И немудрено — совещание имело для него жизненно важное значение. Полностью разбив аргументы Бо Гу и Чжоу, он обвинил обоих, а также Брауна в том, что отступление из Центрального района произошло главным образом по их вине. Мао заявил, что все трое придерживались вначале «чисто пассивной оборонной тактики», а затем «повели позиционную войну», после чего в решающий момент «ударились в бегство». Такую линию поведения Мао заклеймил как «детскую игру в войну». «С самой резкой критикой» он «обрушился на методы руководства» Бо Гу и Отто Брауна145.
Не успел он закончить, как тут же выскочил Ван Цзянсян, полностью поддержавший Мао и Ло Фу. Желающих выступить оказалось немало. Так что совещание в общем итоге продлилось три дня. Военные методы Отто Брауна и политическое руководство Бо Гу были подвергнуты особенно острой критике в речах Чжу Дэ, Пэн Дэхуая, Не Жунчжэня и особенно Линь Бяо, считавшего тактику Брауна просто «неуклюжей и глупой»146. В защиту Генерального секретаря выступил только комсомолец Кай Фэн, один из «28 большевиков», выдвинувший против Мао стандартное обвинение в том, что тот якобы не понимает марксизма-ленинизма. Мао Цзэдун вспоминал: «Во время совещания в Цзуньи Кай Фэн сказал мне: „Твои методы ведения боевых действия не ахти какие мудреные. Они основаны всего на двух книгах — 'Троецарствие' и 'Сюньцзы'[66]. Но как же можно вести войну, опираясь на эти книги?“ В то время из этих двух книг я читал только „Троецарствие“. „Сюньцзы“ же не читал. Но этот товарищ так уверенно говорил, что я ее читал! Я спросил его, сколько глав в „Сюньцзы“ и о чем говорится в первой главе. Но он ничего не мог ответить. Было ясно, что он сам не читал эту книгу. После этого, отложив в сторону другие дела, я специально прочитал „Сюньцзы“»147.
Во все время этих выступлений Отто Браун, сидевший около входной двери, молчал и беспрерывно курил. Чувствовал он себя ужасно. Не только потому, что считал все это совещание «подлой инсинуацией», но и потому, что страдал от приступов малярии. Не лучше было и Бо Гу, хотя он и ничем таким не болел. И без того очень неуравновешенный, он беспрерывно нервически улыбался, обнажая крупные зубы, и затравленно обводил взглядом присутствовавших. Что же касается Чжоу Эньлая, то он мгновенно сориентировался и, вторично взяв слово, полностью признал правоту Мао и его единомышленников148. А Отто Браун, воздержавшись от выступления, «попросил разрешения провести некоторое время в 1-м корпусе, чтобы непосредственно на фронте познакомиться с особенностями китайской гражданской войны, на которые делал особый упор Мао»149.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});