Но именно в это время Москва начала насаждать героический облик Мао Цзэдуна. В 1934 году журнал «Коммунистический Интернационал» на русском языке и журнал «За рубежом» опубликовали отчетный доклад Мао Цзэдуна о работе ЦИК и Совнаркома II Всекитайскому съезду советов. Одновременно доклад Мао был издан отдельной брошюрой на русском и китайском языках (тиражом в пять тысяч экземпляров). А вскоре таким же тиражом и тоже на двух языках в СССР вышел первый сборник избранных речей и статей Мао Цзэдуна. (Состоял он, правда, всего из трех выступлений Мао, но других его работ в ИККИ не было122.) Наконец, как мы знаем, в ноябре 1934 года в журнале «За рубежом», в рубрике «Портреты современников», появился первый очерк о Мао (Георгия Борисовича Эренбурга). (До того в Советском Союзе, в феврале 1930 года, была опубликована лишь одна статья, знакомившая читателей с личностью Мао, — корреспондента «Правды» в Китае Алексея Алексеевича Иванова, писавшего под псевдонимом Ивин. Но в ней Мао Цзэдун был представлен исключительно в тандеме с Чжу Дэ123.)
Поняв, куда «ветер дует», руководители делегации КПК в ИККИ Ван Мин и Кан Шэн в сентябре 1934 года посоветовали ЦК КПК «брать пример с Чжу Дэ и Мао Цзэдуна и вести работу непосредственно в партизанских отрядах».
Но Бо Гу и Отто Браун продолжали проявлять своеволие. Мао по-прежнему не имел права голоса ни в военных, ни в партийных делах. Конфликт разрастался. И тут ко всему прочему катастрофически ухудшилось военно-стратегическое положение Центрального советского района. В октябре 1934 года армия 1-го фронта, переименованная за несколько месяцев до того в Центральную Красную армию, потерпела тяжелейшее поражение от войск Чан Кайши.
К тому времени коммунисты Центрального района уже в течение года пытались сдержать натиск карательных войск. Новый, пятый поход Гоминьдана начался в конце сентября 1933 года, за две-три недели до приезда Отто Брауна. В этот раз Чан Кайши бросил против «красных бандитов» миллионную армию, самолично возглавив ее. Его германские советники, члены нацистской партии, разработали план всей кампании, заключавшийся в удушении Китайской Советской Республики путем возведения вдоль ее границ нескольких тысяч блокгаузов — мощных каменных фортов, на расстоянии двух-трех километров друг от друга. Решив раз и навсегда покончить с КПК, Чан был теперь осторожен. Более всего он не хотел спешить. Солдаты продвигались вглубь «красной зоны» медленно, по 2–3 ли в день, закрепляясь на каждом пройденном рубеже. Время шло, и кольцо сжималось. Один из его генералов так охарактеризовал эту тактику: «Осушить пруд, чтобы выловить рыбу». Наряду с военными мерами Чан использовал и политические. Причем именно на последние делал особый упор — из расчета «30 процентов усилий — на войну, 70 — на политику». Повсеместно на отвоеванных территориях возрождалась традиционная деревенская система круговой поруки (баоцзя), воссоздавались отряды местной крестьянской самообороны (миньтуани). За поимку главарей коммунистической партии объявлялись большие награды. За голову Мао, например, — четверть миллиона юаней. Кроме того, в феврале 1934 года по личной инициативе Чана была разработана целая программа культурного возрождения нации, целью которой являлось восстановление утраченных конфуцианских норм морали и нравственности124.
Все эти меры приносили свои результаты. Красная армия истекала кровью, проигрывая одно сражение за другим. Ситуация усугублялась тем, что Браун при поддержке Бо Гу навязал войскам Красной армии бессмысленную тактику позиционной войны под лозунгом «Не отдадим ни пяди земли!». Понять, что китайские условия существенно отличались от российских, он не мог: ведь в Академии имени Фрунзе его учили планировать прежде всего наступательные операции, воспитав в нем веру в магическую силу молниеносной атаки. Вновь и вновь бросал он красноармейцев на хорошо укрепленные форты противника, под сплошной огонь пулеметов, и, естественно, ничего не добивался. Лишенный же права голоса Мао был бессилен что-либо сделать. Не кончавший никаких академий, но прошедший суровую школу партизанской борьбы, он понимал: «В условиях, когда мы не обладаем большими силами и источниками снабжения боеприпасами, когда на каждую базу имеется лишь одна группа войск Красной армии, перебрасываемая каждый раз туда, где нужно драться, позиционная война для нас в основном непригодна. Методы позиционной войны, как правило, неприменимы для нас не только в обороне, но и в наступлении… Положение армии СССР отличалось в этом смысле от положения нашей армии»125. Но Бо Гу и Браун его не слушали.
В конце концов к началу лета 1934 года положение сложилось безвыходное. Вот как характеризовал его Артур Эверт: «Вследствие непрерывных боев и недостаточных трофеев наши запасы боеприпасов значительно сократились. Наши потери огромны. Дезертирство растет». В мае секретариат ЦК принял решение начать подготовку к эвакуации основных сил Красной армии из Центрального советского района. В Москву полетела срочная телеграмма: «Нам остается: защищать ЦСР до последней возможности, но одновременно готовиться к тому, чтобы вывести наши основные силы в другом направлении»126. Вслед за ней была направлена и еще одна — с просьбой о материальной помощи в размере миллиона мексиканских долларов (для закупки медикаментов и обмундирования127). Для оперативного руководства была создана «тройка» в составе Бо Гу, Ло Фу и Чжоу Эньлая128, но фактически, по воспоминаниям Отто Брауна, все основные вопросы решались «в личных беседах» между Бо Гу, Чжоу Эньлаем и самим Брауном129.
8 июня Политкомиссия Политсекретариата ИККИ одобрила план Бо Гу и других вождей КПК. А вскоре Иосиф Пятницкий известил об этом Эверта, подчеркнув, что отход главных сил из Центрального района должен считаться «временным» и осуществляться «в интересах вывода живой силы из-под удара». Вместо миллиона «мексов», правда, «китайским товарищам» было направлено только 200 тысяч рублей130 (по курсу того времени — около 150 тысяч мексиканских долларов).
Обо всем этом Мао ничего не знал. План эвакуации «тройка» держала от него втайне: даже Чжоу Эньлай ни словом не обмолвился, несмотря на, казалось бы, наладившиеся у них отношения. Впрочем, Чжоу, как мы помним, всегда «держал нос по ветру», а ветер в те дни дул не в сторону Мао.
Только в начале октября, незадолго до выхода из Жуйцзиня, «тройка» сочла нужным известить Мао об отступлении. Он тогда находился в 200 ли к западу от столицы, в местечке Юйду, в войсках 1-го корпуса. С конца сентября у него была малярия, и он все еще был не в лучшей форме. Болезнь на этот раз по-настоящему истрепала его; Мао выглядел худым и изможденным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});