Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

командования Монкальма оттолкнуло даже новообращенных индейцев и жителей, так что в 1760 году шевалье де Левис и его регулярные войска остались одни, покинутые народами, ради защиты которых они пересекли Атлантику.

У британцев все было почти с точностью до наоборот. С 1755 по начало 1758 года попытки британцев подчинить колонистов тому, что было равносильно наместническому командованию Брэддока и Лаудуна, практически уничтожили готовность колонистов к сотрудничеству. Только изменение политики Питта — его готовность относиться к колонистам как к союзникам, а не подчиненным, просить их о помощи, а не принуждать к ней, и выплачивать им компенсацию пропорционально их усилиям в военных действиях — остановило падение британской военной удачи в Америке. В то время как французы теряли союзников среди индейцев из pays d'en haut, британцы создавали эффективные союзы между метрополией и большинством ее колоний. В то время как французы в Канаде теряли доступ к припасам и торговым товарам, необходимым им для военного выживания, британские военные контракты, компенсации и поставки специи в виде солдатского жалованья подпитывали рост экономики материковых колоний и предлагали индейцам внутренних районов альтернативное торговое партнерство в обмен на изменение подданства. Таким образом, в то самое время, когда «красные катера», опираясь на огромные провинциальные войска, одерживали свои первые победы, стратегически важные индейцы Огайо перешли на новый уровень в результате мирных переговоров в Истоне, штат Пенсильвания. Когда в 1759 году ирокезы перешли от позиции нейтралитета к активной поддержке британцев, прилив сил пошел против французов, которые больше никогда не выигрывали сражений и наблюдали, как их индейские союзники ускользают, пока не осталось ни одного.

В начале 1761 года, в зените британской военной удачи в Америке, Амхерст, ставший в скором времени сэром Джеффери, рыцарем Бата, начал во имя рациональности и экономии отменять политику открытости, которая привела к такому замечательному сотрудничеству между колонистами, империей и индейцами. Возможно, ничто в послевоенный период не было более предсказуемым, чем эффект, который вызвало изменение политики Амхерста среди индейцев, которые так же негативно отреагировали на ограничение торговли и прекращение дарения подарков, введенные его указом в 1761 году, как и на удушение французской торговли в последние годы войны. Однако действия Амхерста были не столько актом каприза, сколько проявлением высокомерия. Скорее он, как добросовестный европейский профессиональный солдат, намеревался навести порядок на границе, которая, казалось, в самый момент победы выходила из-под контроля. По причинам, вполне понятным с точки зрения его собственной культуры, Амхерст стремился реформировать отношения с индейцами, не понимая до конца, почему они функционировали так, как функционировали. Он надеялся улучшить характер индейцев, не понимая, насколько индейцы отличаются от англичан, и тем более не представляя, как они поймут его усилия. Несмотря на его намерения, послевоенные реформы Амхерста привели не к новому согласию на границе, а к новой волне насилия: спорадическому продолжению войны на западе, спустя долгое время после поражения французов.

Индейцы, восставшие против британского контроля после Семилетней войны, пытались единственным известным им способом сохранить местную автономию и обычные права в противовес имперской власти, не обращавшей внимания на местные условия. В этом смысле катастрофический разрыв англо-индийских отношений после великой победы Британии был одновременно и зеркалом прошлого, и жутко точным предсказанием будущего. Как и неспособность Монкальма превратить индейцев в надежных помощников и неспособность Лаудуна заставить колонистов участвовать в войне на его условиях, а не на их собственных, восстания во внутренних районах Америки продемонстрировали бы ограниченный потенциал принуждения как основы имперского контроля. Но это был не тот урок, который победитель был готов усвоить.

ГЛАВА 47

Война с чероки и реформы Амхерста в индейской политике

1760–1761 гг.

ПЕРВЫЙ признак того, что в англо-индейских отношениях что-то не так, появился в виде кровавого, неожиданного восстания в самом спокойном секторе восточной части Северной Америки, на южной границе, в последний год войны. В течение трех десятилетий крупнейший индейский народ, контактировавший с британскими колониями, — чероки — был мирным торговым партнером Южной Каролины. С населением около десяти тысяч человек, проживавших в трех группах деревень у восточной границы штата Теннесси — Нижние города к востоку от Больших Дымчатых гор, Средние города в их впадинах и Надгорья в долине реки Малая Теннесси за ними, — чероки доминировали на границе Южной Каролины и служили важными союзниками правительства, доминировавшего в низменных районах. В течение многих лет они продавали оленьи шкуры и рабов (военных пленников, захваченных у народов внутренних районов) торговцам, имевшим лицензии в городах Каролины. Они также выполняли функции ловцов рабов, возвращая беглецов их хозяевам в обмен на вознаграждение. Совсем недавно они принимали участие в обороне границ Виргинии. В 1758 году, когда союз достиг своего апогея, семьсот воинов на короткое время предложили свои услуги Джону Форбсу. В широком смысле восстание чероков было вызвано как Семилетней войной, которая дестабилизировала прочные отношения между нацией и Южной Каролиной, так и беспорядочным расселением белых фермеров и охотников в глуши, неподконтрольной правительству колонии. Но в узком, непосредственном смысле экспедиция Форбса была тем местом, откуда начались проблемы[592].

Кампания Форбса ничем не помогла британскому военному командованию задобрить чероки, которые летом 1758 года устремились на север, чтобы предложить себя в качестве британских союзников. Воины, преодолевшие сотни миль ради трофеев, пленников и награбленного добра, находили лишь разочарование в твердом наступлении Форбса и оскорбления в его манере командования. Практически все они ушли до конца лета, забрав домой мушкеты и боеприпасы, которыми он их снабдил. По пути на юг, в глубинку Виргинии и Северной Каролины, сочетание этого оружия и воинственного вида бойцов встревожило пограничных фермеров, которые заподозрили их в краже лошадей и убийстве скота. Действуя на основе слухов и страха, не умея или не желая отличать индейцев-союзников от индейцев-врагов, местные ополченцы обращались с возвращающимися чероки с неприкрытой дикостью. В одном из эпизодов патруль ополченцев выследил, убил и изуродовал трех вождей Оверхилла, а затем потребовал награду, которую Виргиния предлагала за скальпы врагов. В другом случае группа белых окружила группу воинов из Нижнего города, которых они подозревали в краже, заставила их сложить оружие, а затем открыла огонь, убив троих и ранив четвертого, прежде чем оставшиеся в живых смогли сбежать. Не менее тридцати воинов погибли, пытаясь вернуться в свои деревни[593].

Эти убийства сами по себе могли бы подорвать союз с чероки, но то, что обнаружили воины, когда наконец добрались до своих деревень, сделало вражду практически неизбежной. Белые охотники из поселения Лонг-Кейнс в Южной Каролине,