оно ему не понравилось.
– Иди на пир один, – попросил Хельмо. Ходить по комнате он так и не начал, наоборот, вернулся к кровати и сел. – Кто-то же должен там быть. Передай, что мне неможется.
– Вот еще. – Янгред, потеряв терпение, уселся рядом, ухватил богатое ало-золотое покрывало и набросил Хельмо на плечи. Пошутил про царскую мантию, но зря: тот вздрогнул, еще сильнее нахмурился и вдруг скинул ткань почти яростно.
– Перестань!
Да что такое? Захотелось уже просто взять его за плечи и повернуть к себе. Встряхнуть, глянуть в глаза, зная: взгляд этот Хельмо выдерживает не всегда. Столько прошли вдвоем – а теряется, прямо говорит порой: «Страшно ты смотришь». Боги знают, что там страшно, но сейчас это было бы на руку. И все же он не решился, лишь мягко, но настойчиво спросил:
– Что сказали тебе эти люди? Ведь в них дело, правильно?
Хельмо молчал.
– Что сказали тебе бояре? – Янгред сцепил руки в замок. Догадка вдруг появилась: – А ну как всполошились-таки? В чем-то винят тебя и домой не пускают? – Он с отвращением вспомнил давние беседы с собственными офицерами и легко перенес их на бородатых дураков, наверняка нервничающих не меньше от некоторых разговоров в народе. – Ну-ка, в чем? Может, в каком сговоре со мной или…
Хельмо вдруг засмеялся, снова. Но это был странный смех, а в обратившемся на Янгреда взгляде читалось потрясение. Угадал суть ссоры? Даже челюсть свело от злости.
– Трусы! Да неуже… – начал он, но Хельмо перебил:
– Наоборот, – прозвучало тихо. Смех оборвался. – Наоборот, Янгред, только что я держал в руках презанятный… документ. Некую грамоту, где мне предлагают свергнуть Вторую династию и занять престол. Ярго, Фелоро… вот тот рыжий и тот чернявый, который все время потирает руки… они особенно настаивали.
Янгред остолбенел. Теперь он не смог выдержать светлого взгляда, полного… нет, не только гнева. Непонимания. Неверия. Ужаса.
– Да с чего… – но опять его перебили. Хельмо зашипел, явно цитируя увиденное:
– «Ибо не Хинсдро наш спаситель, прошло его время. Острарой всегда правили с мечом в руке, а не со счетами, и дабы упредить войну, не бывать на престоле простым боярам…». – Он сглотнул. Губы дрогнули в горькой улыбке. – И детям их. То есть на пути еще Тсино, царевич. – Тут он принялся тереть шрам. Янгред молчал, чувствуя: это не все. Хельмо, совладав с собой, продолжил, тускло и желчно: – Я смеялся, пока не увидел размаха. Грамота подписана половиной столичной думы, есть и областные подписи. Я же… – слово он сплюнул, как если бы попробовал горький хлеб, – герой! Видел, как народ тянется? А песни помнишь? «Как явились свет царевич да…»
Он не стал заканчивать строку. Янгред мысленно поблагодарил его: стало как-то тревожно. С другой стороны, резон в происходящем он видел, как минимум, понимал подоплеку. И, стараясь помягче подбирать слова, напомнил:
– Ты все же не вправе бранить их за правду, Хельмо. – Он взял его руку, повернул гербовым перстнем вверх – чтобы золото поймало солнечный блик. – Ты же сделал для страны то, на что никто не надеялся, ты. Привел войско. Разоблачил обманщицу. Ты…
– Нет! – Хельмо едва глянул на него и, точно в бессилии, спрятал в ладонях лицо. – Янгред, правда иная. Я погубил не меньше, чем спас, и не спас бы даже этого, если бы не ты. Пару раз, знаешь, дядя писал, что я могу зарваться… Так вот, я не зарвался. Иллюзий о своем величии у меня нет. Надеюсь, хоть ты это понимаешь.
Опять он запнулся, отмахнулся и хотел встать, но Янгред удержал его. Заглянул в глаза и, испугавшись их обиженного блеска, поспешил уверить:
– Понимаю. Ты самозванец, мы самозванцы, все такое, да.
Хельмо остался сидеть, но опять ссутулился, уставился в пол. Когда он заговорил, голос был сдавленным, прерывался, как если бы ему не хватало воздуха:
– А понимаешь… понимаешь кое-что еще, друг мой?
Теперь Хельмо схватил его за руку и грубо сжал, как когда-то в Инаде. Кожа была персиково-бледной, не такой белой, как у самого Янгреда, но и не разительно темнее.
– А тебе пойдет… – бессмысленно раздалось в тишине, – и я бы за тобой пошел.
Так же резко Хельмо убрал руку, скрутил перстень и, сжав его меж пальцами, приложил к кисти Янгреда. Замер на пару мгновений, чему-то улыбнулся, надел кольцо обратно.
– Что за… – Янгред и сам охрип. Хельмо угрюмо посмотрел ему в глаза:
– Все просто. Ты, продав домен, заплатил войску, которое нанял я. Ты спас столицу: не приди вы вовремя, атака бы точно провалилась. Один я бы не справился, Янгред, и это я тоже понимаю. Можно сделать и так, чтобы понял народ. Так, может…
Взгляды столкнулись хуже клинков, никогда они так не смотрели друг на друга, даже ссорясь. В глазах Хельмо клубилось злое отчаяние, которого видеть не хотелось, но куда денешься? Янгред выдержал, лишь во рту пересохло. А потом снова непривычная, отталкивающая и такая жалобная улыбка появилась у Хельмо на губах.
– Так, может, будешь нашим царем, а? Если это право меряется подвигами, ты заслужил его больше. Царевич да королевич, слова народные, народу и решать.
Янгред очнулся, отстранился. Он понимал, что разговор надо кончать. Вообще непонятно, как они докатились до такого? В голове злорадно захихикали Тройняшки: «Да чего ты, смотри, все само в руки идет, не то что нам». Янгред едва не зарычал.
– Хельмо, я понимаю твое возмущение, но ты несешь… – начал он, но оборвал упрек. – Просто скажи, что ты сейчас шутишь. Скажи, и мы все забудем.
Хельмо упрямо молчал. Янгред решился его все же встряхнуть, сопротивления не встретил. Плечи были холодными, напряженными. Он разве что не дрожал.
– Ты рассуждаешь о большой политике, – пришлось снова заговорить жестче. – Действительно большой, это не дележка пирога и даже не выбор пиратского капитана. Твои бояре недоумки, раз цепляются лишь за силу. Вайго был силен, да… но и дураком не был.
– А я вот дурак, не спорю ведь, – уныло бросил Хельмо. – О чем и…
– Я не это имею… – возразил Янгред.
– Я имею! – Хельмо повысил голос. Встряхнул головой, и его будто прорвало. – Да, именно так, они не понимают! – он говорил все запальчивее. – Если бы дядя не рискнул, ничего бы не было! Если бы он не попросил помощи, мы бы не встретились! Я и остатки дружины сгинули бы, обороняя дороги. Никакого царевича. Никакого королевича.
Янгред кивнул. Что возразишь? Даже представлять такое не хотелось.
– Но сколько я ни говорю, – продолжал Хельмо, – народ слеп. Бояре тоже не хотели слушать, видел бы ты, как