Читать интересную книгу Богатырские хроники. - Константин Плешаков

— Алатырь, Алатырь!

Поклонился Илья в землю:

— Спасибо тебе, хозяин!

Вот как. К Алатырь-камню леший Илью посылал.

Алатырь-камень — меньший брат Смородинки. Не у ворот мира другого он стоит, а сам по себе. Но все равно, ездить и к нему богатырям заповедано, только в случае крайней нужды, потому что опасен и таинственен Алатырь-камень: поставлен неизвестно кем, но говорят, что Силой наделен Алатырь, и Сила эта древняя и людям неподвластна и может погубить тебя.

Говорят, нашли Алатырь-камень богатыри прежних лет, задолго до Святогора, посмотрели на него, вокруг походили и решили: заповедать ученикам к нему ездить. И Святогор там не был, и не знает никто толком.

Где камень этот стоит, знаем только, что на севере, на дышащем море, на острове холодном, лесистом и туманном, где люди и не живут. Стоит он на самых северных рубежах земли Русской, а за ним, говорят, и нет ничего, только лед вечный на море да снега на других землях. Конец света это, и слыхал я, что как бы запечатывает он Русскую землю с севера так, что никакая опасность ей оттуда не грозит.

Но что такое камень этот и какая в нем Сила, того и не знал никто. Люди обычные об Алатыре и не слыхали. Смородинку каждый знал, знал и то, что в свое время полетит его душа в ее воды и в другой мир перейдет. А Алатырь — не для обычных людей, да и не для богатырей, в общем-то.

К Алатырю идти — не так страшно, как на Смородинку, но никто из живущих или умерших недавно не ходил. И чего ждать там — неизвестно. Но ответил леший: к Алатырю, мол, иди, Илья.

Переночевали мы в лесу. Костра разводить не стали, на рассвете в обратный путь двинулись. Леший не водил нас больше: чего уж там, понимал леший, что он нам не помеха.

Сказали мы Илье:

— Что ты надеешься от Алатыря узнать? Лешего слушать — не попасть бы как кур в ощип.

Потряс головой Илья:

— Никто мне не отвечал, один леший ответил. Русалок еще спрошу.

Русалок так русалок.

Посовещались, выбрали речку Омутку поблизости, поехали.

Русалки — не лешие, они веселые речки любят, чтобы вода бежала быстро и чтобы деревьев по берегам Не было: любят русалки, когда заря утренняя и особенно вечерняя в воде отражается. Тут и смех начинается, и игры — все.

Русалок я, честно говоря, недолюбливаю. Не признаюсь в этом, однако несколько раз кружили они мне голову. Русалки — не хранят они воду, а играют людьми, молодыми в особенности. Смотришь на воду — а оттуда смех такой девичий. Желание в мужчине вызывают. И те, кто послабее, бросаются в воду, ныряют в исступлении, пока не погибнут.

Были и со мной случаи. Когда я только странствовать начал, три раза в воду меня заманивали. Правы Илья с Добрыней — слаб я на девок. А тут, когда будоражат тебя не по-земному, легко ли устоять? Три раза в воду бросался, да Сила выручала. Потом уж справляться с собой научился, но и сейчас дрожь сладкая пробирает, когда смех русалочий услышу. Зовет он: прыгни в воду, здесь такое испытаешь, что все перед этим померкнет. Подлые создания они. Но посмеялся я про себя: с Ильей, в его-то годы, русалки и говорить не захотят. Значит, нам с Добрыней, а того вернее — мне с ними говорить придется.

Приехали мы на Омутку к вечеру. Заря розовая на реку легла, вода волнуется, бежит, обрывы крутые — должны здесь быть русалки, кому, как не мне, это чувствовать.

Говорит Илья:

— Не с пустяком пришел, за помощью. Не любите вы помогать людям, а мне помогите. Погиб сын мой от моей руки, и не обнимет уже девки никогда. Его пожалейте и меня пожалейте.

Бежит вода, плещется о берега, но молчат русалки. Покусал я ус — делать нечего, для Ильи постараться придется:

— Я попробую.

Разделся я, прыгнул в воду, плаваю взад-вперед, до самого дна ныряю, а вода меня щекочет и будоражит, мысли понятные наводит: здесь, думаю, русалки.

Но долго они не откликались. Наконец — будто колокольчики зазвенели: смех раздался. Я крикнул: — Эй, потешил я вас, а вы меня. Товарищу моему помогите.

Смеются русалки, не отвечают.

Я пуще прежнего плавать стал, воду ласкать: русалки — они тоже будоражатся, когда с мужчинами играют. Совсем уже изнемог — сжалились русалки, серебряными голосками по воде рассыпались:

— Алатырь, Алатырь!

Проклял я про себя всех духов, больших и малых, едва на берег выбрался. Спрашиваю Илью:

— Что, доволен?

Усмехнулся Илья:

— Вырвал ответ у девок, не зря вместе поехали. Меня, старого пня, они бы и не заметили.

Оделся я; спрашиваю:

— Ну и что ты, Илья, делать теперь думаешь?

— А что думать, — отвечает Илья. — Ехать надо, охо-хо.

Поняли мы: не переубедишь Илью. Он вообще упрямый, а уж сейчас…

Сидим мы на берегу речки. Костер развели. Говорит Илья:

— Что ж, богатыри, весело мы с вами пожили, пятнадцать лет с лишним Русскую землю защищали, да и сами по ней гуляли, жизнь свою любили, Теперь не мила мне жизнь, поеду послушаю, что мне Алатырь-камень скажет. Ждите меня год. Потом позовите гусляров, расскажите им что-нибудь, наврите, как Илья у Алатырь-камня голову сложил, только так расскажи те, чтобы и сто лет после этого про меня пели. Пускай последняя это былина обо мне будет. Родных у меня не осталось, товарищей — вы только, прощаться больше не с кем. Князю Ярославу скажите: появилась у Ильи после смерти Сила, и мертвый за Русскую землю стоять будет, пусть князь и на него рассчитывает. На пирах за меня чашу поднимайте. Да и без пиров поминайте: мне так легче будет. Не знаю уж, с каким Богом после смерти говорить буду. Смородинку против правил видел уже: не понравились мне ее воды, да смерти не минуешь. На всякий случай положите Перуну от меня лосятинки и вашему Богу свечку поставьте. Ну а там, может, и вернусь, погуляем еще вместе, коли научит меня Алатырь-камень, как жить.

— А про меня, — говорю, — никому ничего не рассказывайте, и гусляров не зовите, и свечек не ставьте. Жил как ветер, и кончусь как ветер.

Задумался Добрыня.

— К матери, — говорит, — съездите и к Учителю. Они меня и отпоют.

Не понял Илья:

— Вы-то, — говорит, — чего заветы пишете, ваше время еще не поспело.

— Не разбирает, — говорю, — Алатырь-камень, кто молодой, кто не очень, и еще неизвестно, чей черед первый.

— Ты что несешь-то? — хмурится Илья. — Не пойму я.

— Чего там понимать, — говорит Добрыня. — Только по дороге в скиты заедем, я у Учителя про камешек этот расспрошу.

Ахнул Илья.

Ну да ахай не ахай, а у богатырей слово твердое….

Глава 6 ИЛЬЯ

Охо-хо-хо-хо, что-то мне Алатырь-камушек скажет. А ну как скажет — повесься, Илья, на первом суку? Ну — он скажет, а я послушаю, да веревку с собой не повезу. Но все твердят — Алатырь, Алатырь. В жизни не слушали богатыри русалок да леших, а вот теперь сам Илья к ним побежал. Не обманули, не слукавили ли? Не знаю, не знаю, а только не живется мне спокойно, и как успокоиться — не знаю. Последняя надежда — на Алатырь-камень, хоть и тревожусь я. А тут еще Алеша с Добрыней ко мне пристали: «Вместе едем». Понимаю я их, и сам бы так же сделал, но только тяну товарищей на другую Смородинку. Ладно, но только советы камушка сам исполнять буду. Там уже горой стану, с собой не потащу. Не думал, не думал, что так оно все будет, что у камня безмозглого и заповедного совета попрошу. Достал меня Волхв — не мытьем, так катаньем. Может, и на Добрыню с Алешей средство у него есть последнее…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});