Хельсинки. № 7. Утро. Молитва
Спектакль «Анна Снегина»
Зарядку делать не могу — болит спина. Живу Есениным, утешает Есенин. Я помню, как я переписывал его стихи в читальном зале библиотеки, домой его книжки не давали. Да и там, в читалке, не всем давали на руки. Помню, поразило знакомым чувством, знакомым до боли желанием-мечтанием, чтоб и мое степное пенье сумело бронзой прозвенеть..
Вот он прозвенел, прозвенел и Высоцкий, а я… А я все думаю не о том, что бы новое написать или продолжить хоть вот то, что не так уж худо начато, «21-й км», а про то я думаю, как старье мне переиздать, как отметить этим самым свое 55-летие, запастись еще лет на пять книжками для продажи. Но я читаю Есенина, и ничего мне не надо, и ничего не жаль… Мы репетировали на Академической, полетели на пол швырком цветы, отсортированные из общего есенинского куста, захлопали двери и мне были отданы деньги, предназначавшиеся в уплату за стоянку. Непотребность поведения. Как мне грустно от того, что не видела этого всего — меня в славе и в смокинге — Тамара. Она сидела дома у телефона и ждала от меня — как все пройдет… Солнышко мое, прости меня. Господи!
Спаси, сохрани, прости, Господи! Душа моя трудилась на этот праздник. И портреты на белых, выставочных стенках смотрелись трогательно, забавно, не сиротливо, и куст клена с желтыми, большими, как вырезанными из жести, листами в большой керамической посудине смотрелся прекрасно и как бы руками-ветвями удерживал оба портрета-лица. И дырки в полу-планшете сцены сгодились мне, чтобы в них утапливать трость. Трость мы купили с Тамарой в Португалии для Есенина и Павла I.
6 октября 1995
Пятница. Молитва
Восторги Вити, референта Юниса: «Какой концерт… какой спектакль… я потрясен… жест… кисть… владение гитарой… С каким достоинством!! Как прочитал Есенина… Гений!! Барин на сцене!!»
«Барин на сцене» — это дороже всего, ибо тут — Бумбараш и Моцарт рядом.
10 октября 1995
Вторник. Молитва
Вчерашнее посещение позвоночного врача меня успокоило и мне помогло.
— Сексуальный стресс у вас был недавно…
— Объясните, что это такое?
— Что такое стресс?
— Нет, что такое сексуальный стресс.
— Грубо говоря, хотелось, но не получилось.
— Да нет, и хотелось, и очень получилось…
— Ну, может быть, месяц, чуть меньше назад. Может быть, это бессознательно сидело, и вы думали об этом.
Факс. Валерий! Хельсинки 10.10.95.
«Хорошо, что Вам хватило мужества издать дневники. Этим Вы даете неизбранным современникам и потомкам редкую возможность прикоснуться к таинству актерского творчества. А что же касается Вашего друга Володи — помогаете взглянуть на его образ, как Вы, серьезно, с любовью и болью».
13 октября 1995
Пятница. Молитва, зарядка
Вчера — встреча театральных деятелей с мэрией. После 5 бокалов вина Глаголин потащил меня к «телу» Лужкова. Пробились на последних мгновениях.
— Таганский вопрос когда будет решен?
Мэр не понял, о чем речь, потом вдруг резко, громко:
— Все будет так как хочет Любимов! Негодяйство, которое произошло… это просто негодяйство, когда ученики используют, претендуют на имущество того, кто это создал… И мы все сделаем.
— Когда вы можете принять Любимова?
— В первый же день (когда приедет).
— Нам грозят объединенной дирекцией.
— Никакой объединенной дирекции. Это принадлежит Любимову и за ним останется.
Вот такие простые, ясные, громкие тексты. Мы тут же к Бугаеву.
— Вы сразу написали на меня телегу… Объединенную дирекцию я предложил как компромисс. Не хотите — не надо.
— Но нам присылают ультиматум: к 1-му ноября вопрос с вами будет решен, объединенная дирекция…
— Да кто вам это сказал?!
18 октября 1995
Среда. Мой день. Вечер
Соединил он мастерствоИ удаль бесшабашную.Недаром в Моцарте егоЕсть что-то бумбарашное!
Сивицкий, Тшюнский 11 октября 1995
Суббота. Молитва. Зарядка
Что мешает играть актеру Золотухину?
Золотухин — человек Он прежде всего мешает, он, который, как человек своей нации, находит удовольствие в самоуничтожении, саморазрушении, каясь, бия себя в грудь… Молясь… Становясь на колени перед иконой Спасителя — «я не буду пить!..» «Вот тогда вы поверите, что я верую, я завяжу и докажу свою веру в Христа!» С одной стороны изголовья у него изображение Спасителя, с другой — преподобного Сергия, а он неделю валяется пьяный, грязный, мастурбирующий…
Любимов, из интервью:
— Ради денег, ради реальностей материальных я ничего не делал, только то, что казалось важным для меня, для искусства.
??!! Можно и так врать, но зачем? Зачем, когда его жизнь всегда на виду, на юру? Да, правда, что он всегда пытается из любого оперного контракта сделать искусство. Но ведь сначала подписывается контракт на сумму прописью. И монолог о черном «мерседесе» после удачной премьеры в Штутгарте… да что говорить! Да ничего в том преступного, чтобы работать за деньги, нет — он же не задницей старой своей торгует, а своим ремеслом. Чего врать-то?! Имея молодую зубастую жену и маленького сына, его первая задача как мужа и отца — накормить свою семью и обеспечить их на уровне Штреллера, потому что «в мире Брук, Штреллер, Штайн, Мнушек и я».
Нет, эти гастроли в С.-Петербурге были нужны хотя бы для того, чтобы здесь родились фраза и монолог-рассуждение о том, что мешает играть актеру Золотухину — человек Золотухин. И пусть я только сегодня, сейчас начну новый дневник, а не десять дней назад, — что из того? Работаю, работаю один. Всех денег не заработаешь, а пропить можно все. Я ведь тоже как бы не из-за денег работаю, а чтобы работать, не пить и иметь самое необходимое. Что, в общем, тоже х… Когда молоденькая горничная или дочка вызывает прилив страсти и сожаление по утраченному — это уже не твое и не может быть твоим даже теоретически, а если даже и стало твоим, то что ты станешь делать с ним через 5 минут забавы? Дальше-то что?! И опять за молитву, покаяние и строительство храмов. Или в старосты уйти, или в монахи постричься?!
15 ноября 1995
Среда, мой день
Я разговаривал с Демидовой, с этой любимой моей женщиной, умницей и нежным, как ни странно, одухотворенным существом. У нее 1 ноября закончился отпуск за свой счет. Театру она нужна и театр ей — без театра нельзя. «Найдите любую форму сотрудничества. Вы понимаете, что шефу неудобно такие вещи говорить вам, но мы все хотим. Наверное, если бы я был сейчас на вашем месте, а вы на моем, вы нашли бы для такого разговора более умные слова, но я говорю грубо: мы, театр, хотим платить вам зарплату, и все».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});