устами Нуру. – Дальнейшее обсуждение ничего не даст. Ты можешь обратиться к заклинательнице Эзме. Если выскажешь ей свои тревоги, она, возможно, прислушается.
Я уставился на нее, не веря своим ушам.
– Если ты больше ничего не хочешь обсудить, то у меня еще много других дел. Мне жаль, Рах.
Ее слова потушили огонь моей ярости. Я так же плохо понимал кисианскую политику, как она – противоречия между мной и Эзмой или суровость выбранного наказания. Крики ничего не изменят, как и мольбы. Ее сожаления были искренними и читались в ее глазах так же ясно, как в словах. Она не хотела причинить мне боль. Она хотела дотянуться до меня и дотронуться, так же как я хотел дотронуться до нее, быть с ней, но момент был упущен, и мы остались в одиночестве, каждый в своем мире. Эти миры ненадолго соприкоснулись, но никогда не могли бы стать единым целым.
Оставаться было бессмысленно. Больно. Поэтому я поклонился, сложил кулаки и произнес единственно возможные слова:
– Больше ничего, ваше величество. Прощайте.
Это слово она знала, ее рука дернулась, как будто хотела потянуться ко мне, и мне пришлось отвести взгляд.
– Спасибо за помощь, Нуру. Теперь мы можем идти.
Мы вместе пошли к двери, и Мико не задержала нас.
Не замечая никого и ничего, кроме буйства собственных мыслей, я зашагал обратно к комнате Гидеона. А вдруг Эзма права, и он заслужил Отторжение, а я просто слишком близок с ним, чтобы это увидеть? Или слишком зол на Эзму, чтобы принять? Тогда я спросил себя, согласился ли бы с таким решением, если бы его принял кто-то другой, и ответ оказался отрицательным. Я никому не позволил бы это совершить.
Амун снова ждал меня возле комнаты Гидеона. Я схватил его за руку.
– Я не могу здесь оставаться. Постой, не перебивай. Я не жду, что ты или кто-то еще пойдет со мной, но Эзма приговорила Гидеона к Отторжению, и я не могу позволить ей это сделать. Не могу. – Амун вздохнул, и я поспешил продолжить: – Я знаю твое отношение к нему, но умоляю помочь мне. Не ему, мне. Скорее всего, он с радостью умер бы прямо сейчас, но это не его вина, и я не позволю Эзме убить его только для того, чтобы причинить мне боль. Мы должны вытащить его отсюда.
– И что потом?
– Я встречусь с тобой где-нибудь, как только смогу. Я забираю его домой.
– Домой?
– Да. Ты можешь пойти с нами или наконец избавиться от меня.
Амун скрестил руки на груди и покачал головой.
– Нет. Так не должно быть. Ты должен бросить ей вызов и защитить свой народ, помочь нам, а не бежать.
– Что я могу сделать? Я не могу остаться, это подвергает Гидеона опасности. Не могу, я просто… Я не могу снова потерять его, Амун.
– Так не оставайся. Просто возьми нас с собой. – Он схватил меня за плечи. – Теперь ты знаешь, кто такие Гости и что творит Лео. Мы можем узнать еще больше. Можем отправиться домой и бороться с ними, исправить все до того, как города-государства нас уничтожат. Но сначала ты должен выйти и все им рассказать. – Он махнул рукой в сторону собравшихся левантийцев. – Напомнить, что у нас есть свой дом, за который нужно сражаться. Да, ты не убедишь всех и сразу отвернуться от заклинательницы лошадей, но можешь попробовать!
Его яростным взглядом смотрели из прошлого мои погибшие Клинки. Вся моя вина за их смерть сконцентрировалась в единственной оставшейся паре глаз. Может, у меня и получится. Может, я смогу сделать и то, и другое. Не все левантийцы пойдут за мной, и даже не все станут слушать, но, может, их будет достаточно, чтобы разрушить планы Эзмы. Я подумал об императрице Мико. Если бы все сложилось иначе, Клинки, которых я уведу, могли бы сражаться за нее, но все случилось так, как случилось, и ничего уже не изменить.
– Ладно, – сказал я. – Возьму, сколько смогу. Но ты должен увести Гидеона отсюда задолго до церемонии. Уйдите в какое-нибудь безопасное место и ждите меня. Если я не вернусь…
Я не был готов думать о том, что случится, если Эзма обратится против меня, и не закончил фразу.
– Договорились, – сказал Амун. – Мне понадобится помощь, но у меня уже есть кое-какой план.
А мой план скорее можно было назвать самоубийством.
30
Мико
Я мерила комнату шагами. Туда-сюда. Туда-сюда. Уже десяток раз я чуть не послала за Рахом и всякий раз сдерживалась. Дважды я подумывала помиловать Гидеона э'Торина, но это было бы мое последнее решение в качестве императрицы. Я до сих пор у власти по одной причине – потому что левантийская заклинательница поддерживает меня, а не Мансина.
Я продолжала мерить комнату шагами до полного изнеможения. Может, мне самой поговорить с Эзмой? Нет ли другого способа дать ей то, что она хочет? А если его не найдется, простит ли меня когда-нибудь Рах?
– Я просто… прошу тебя, помоги мне разобраться.
Тор облокотился о стол. Я пригласила его выпить со мной чая и поговорить, но сама не могла усидеть на месте. Я пыталась, но каждый раз беспокойство опять поднимало меня на ноги.
– Они друг друга не любят, – ответил он, потягивая чай из пиалы и не глядя на меня.
– Но почему? Похоже, дело давнее.
Он вздохнул и произнес скучающим тоном:
– Она обеспокоена, что уважение, которым он пользуется среди левантийцев, угрожает ее положению. А он злится, потому что она вообще не должна занимать такое положение. Заклинатели лошадей – не вожаки, а ее вообще изгнали. И она оставила его умирать.
Я резко остановилась.
– Оставила его умирать?
– Он был ранен. В общем… в степях такое иногда случается, но она не должна была, она просто… Сложно объяснить.
– Но левантийцы все равно следуют за ней? В смысле, ты, например?
Он окинул меня сардоническим взглядом.
– Если ваш император не справляется со своей задачей, люди все равно делают, как он велит?
– К сожалению, да. Император – воплощение бога.
– Это примерно то же самое. Трудно убедить людей, которые привыкли уважать того, кто занимает определенную должность, что теперь эта должность ничего не значит. – Он пожал плечами. – Она всегда показывает людям свою лучшую сторону. С какой стати им в ней сомневаться?
Я застонала, и лежащая на полу Чичи подняла голову.
– Что мне делать? – спросила я. – Мне нужна ее поддержка, но Рах расстроен из-за судьбы Гидеона.
– Отторжение… оказалось более страшным наказанием, чем я ожидал. У меня больше причин злиться на Гидеона, чем у кого бы то ни было, но я не избрал бы ему такую судьбу. Хотя именно из-за него я не…
Он тут же закрыл рот, клацнув зубами. Никогда еще он не был так близко к