Невзирая на это, работа над телами боевиков люсианского союза происходила под чутким надзором полковника Мигунова и в сопровождении взвода бойцов. Как только кто-то из мертвецов, в определённый момент времени переходящих в разряд военнопленных, возвращался к жизни, его бессознательное тело с заботливостью психиатра пеленалось в изобилии отмерянную верёвку. Уже связанных, боевиков относили в отрытую за эти сутки земляную тюрьму по типу зиндан.
Полковник решил, что лучше один раз потратить людские человеко-часы и соорудить более или менее надёжное узилище, чем потом ловить беглецов по всей планете. Из всех известных ему способов лишения свободы, начиная от привязывания к столбу и заканчивая разрезанием сухожилий на ногах, офицер избрал зиндан. Военнопленных ещё, быть может, пришлось бы куда-нибудь транспортировать, а зиндан, при необходимости, можно просто засыпать. Вместе с теми, кто в нём сидит.
Наши, зная, для каких целей отрывается сооружение, расстарались на всю катушку. Копали глубже, брали больше, кидали дальше. Пока летело – отдыхали. По итогу привлечения всех незадействованных на иных работах личный состав соорудил злую яму глубиной несколько метров. Отвесные стенки и не слишком крепкий грунт не оставляли шансов выкарабкаться даже свободному узнику. Про связанных и говорить не приходится. Для надёжности «Звезда» назначил караул возле тюрьмы и под страхом расстрела без суда и следствия запретил бойцам покидать посты под любым предлогом, кроме смены.
Официально – и это было объявлено во всеуслышание на всеобщем построении – военнопленные люсианцы содержались в зиндане для целей дознания: ожидалось прибытие уполномоченных по особым вопросам, которые через допрос должны были выпотрошить горе-террористов и истребовать с них необходимую для расследования на Земле инфу. По факту же все прекрасно понимали, что одним только дознанием дело не ограничится. Тот же Мелихов залетел настолько капитально, что его не спасёт даже расстрел. Его буквально будут убивать десять раз, и все десять – насмерть. И в данном конкретном случае это ни разу ни фигура речи, а буквально читающееся в глазах полковника Мигунова намерение. Саркофаг под рукой, оживлять можно до бесконечности, а из всей судебно-правовой системы в ближайшем миллиарде световых лет – лишь старший по должности и званию «Звезда». Кажется, кто-то будет умирать и воскресать, пока полковнику не надоест…
Ещё не успел остыть раскочегаренный после безостановочной работы саркофаг, как нас почтил визитом гвардии майор Александр Сергеевич Дегтярёв. Гость, посредством коммуникационной платформы управлявший восставшим из мертвых телом Аньки Рыковой, застал меня за приведением артефакта в порядок. Когда через корыто для захоронений проходит столько пациентов, крови и грязи наливается порядком. Саркофаг мог быть нам ещё полезен, потому было принято решение воззвать к отсутствующей на боевом посту совести и не быть свиньями. Максимыч убыл по нарезанным ему полковником Мигуновым задачам, а я раствором хлорки отмывал внутренности артефакта.
На приближение до боли знакомого силуэта я отреагировал довольно устало: почти двое суток на ногах давали о себе знать даже сквозь бодрящую эйфорию энергетика. Безусловно, рад был видеть Рыкову в здравии. Но изменившаяся в одночасье походка приближающейся ко мне бывшей люсианки дала понять: передо мной явно не биолог.
Я выпрямился над саркофагом (хрустнула поясница), сбросил окровавленную тряпку, которая больше развозила, чем отмывала, в ведро с хлоркой и повернулся к гостье.
– Чем могу? – поинтересовался первым.
– Гвардии майор Дегтярёв, – назвалась «Рыкова», и символически постучала пальцами по своему плечу, где должны быть погоны. – Ты мне нужен.
Охренеть, не встать и тут же лечь… Аж целый гвардии майор явился по душу одного ефрейтора… Может, в Генштаб позвонить? Чую, мне там, где-то, персональный чартерный звёздный крейсер зажали… Давно майоры за ефрейторами посыльными бегают?
Но прибежать может хоть генерал за рядовым, если дело настолько секретное, что даже сам факт общения конкретных лиц друг с другом приходится скрывать. И тут уже не играют абсолютно никакой роли ни звания, ни должности, ни выслуги лет, ни прочие аспекты структуры подчинённости и иерархии между агентами.
Визави кивнул мне и сделал приглашающий жест. Мол, «пойдём, пройдёмся».
Через несколько минут мы уже уединялись в одном из «прыгунов», закрывая за собой аппарель.
Гвардии майор присел на ряд кресел вдоль борта «прыгуна» и указал мне на место напротив. Отказывать в приглашении причин не было.
– Для начала, хапни мои поздравления, воин, – произнёс офицер. – Полковник Мигунов в подробностях сообщил нам о ваших «приключениях» и о твоей инициативе с саркофагом. Вообще-то, самодеятельность в армии не приветствуется и всячески карается… но в данной конкретной ситуации она существенно сократила нам расход времени. «Дома» тебя ждут плюшки. Перечень «плюшек» на утверждении и подписи у командования.
– А без поздравлений можно? – поинтересовался я. – Ну, там, закрытие контракта, надбавки за участие в боевых действиях, премия за добытые трофеи… и я домой пошёл. Честно, мне бы и по мелочи хватило.
Дегтярёв в теле Рыковой воззрился на меня, как на сбежавшего из дурки.
– Ты как медкомиссию прошёл, дурашка? – переспросил он. – Перебьёшься! После того, во что ты влип, ты невыездной минимум на полсотни лет. Если не пожизненно… охота тебя прозябать в дырявом сарае, гордо именуемом собственной дачей? Ты ж вечно под колпаком будешь! С такими знаниями тебя никто никуда не выпустит. У тебя один путь, до конца дней своих гордо нести славу и бред в глубины космоса. А уж будешь ли топтать тумбочку дневального или пиратствовать на своём линкоре – только от тебя зависит. Так что хавай и не обляпайся. Домой придёшь – будет награждение со всеми причитающимися.
– Ну, хоть не расстрел перед строем, – пробормотал я.
– Могу исполнить, – с готовностью предложил майор. – Нужен?
– Как кабель на ужин…
– Вот тогда и не тявкай, – хмыкнул офицер. – Если с официальной частью покончено, тогда к делу. Одна из плюшек будет полагаться вот за это.
Собеседник ткнул себя пальцем в грудь. Точнее, в грудь тела Аньки Рыковой.
– Рыкова Анна Николаевна сейчас сознанием находится на Земле в моём теле, – произнёс военнослужащий. – Даёт показания по делу о причастности к организации, известной как «Люсианский союз». Ситуация щепетильная и не каждый судья возьмётся её разрешать. И от твоего содействия или бездействия далеко не в последнюю очередь будет зависеть вынесенное решение.
– А чего его выносить? – осведомился я. – Всё очевидно. Если вам нужны протокольные записи допроса свидетелей по делу…
– Поговори мне ещё, – чуть жёстче пригрозил майор. – У меня не так много времени, чтоб валандаться тут с тобой. И у твоей Анны Николаевны, между прочим, тоже. Поэтому отвечай коротко и по существу. Про вашу связь не обязательно, кстати. Уже вся ВКО знает, что вы трахаетесь напропалую.
Я надеюсь, это был такой речевой оборот, про «всю ВКО»?
Ведь, речевой оборот же, да?
– Доктор Рыкова подписала контракт с ВКО. В ходе разработки выясняется, что она – действующий член ячейки Люсианского союза. Во время её присутствия в составе экспедиции тебе удаётся не только затащить её в постель, но и заставить отречься от прежних убеждений. И если с постелью я вас ещё могу понять, то вот второй пункт заставляет задуматься. А потом её в ходе абсолютно смутных и непонятных разборок без предисловий гасит «свой» же люсианец, после чего стреляется сам. Что у вас тут, бл9ть, в вашей галактике происходит?!
За несколько предложений собеседник вывалил на меня херову тонну своих проблем и заставил их разгребать, буквально расписавшись в бессилии собственного ведомства.
Рыкова подписала контракт с ВКО? А ко мне какие претензии? Я её, что ли, нанимал?
Разрабатывали Рыкову уже после подписания контракта. А до этого момента сделать всё правильно религия не позволяла?