— Лучше бы подле нас стояли нынче, — вполголоса буркнул воевода себе под нос. Так, чтобы токмо Будимир услыхал.
Тот поглядел на отца и похлопал того по плечу. Лучше многих ведал, как тяжело воеводе принять, когда кто-то не по его желанию делает.
Когда до терема оставалось рукой подать, Святополк людей своих почти остановил, и нынче шли они спокойным шагом. Гридь, собравшаяся на стене, смотрела, как все ближе и ближе подъезжал небольшой отряд Любши Путятовича к святополковской дружине. Вот старый боярин, опираясь на внуков, выпрямился в своем возке, вот вскинул руку. Ветер заглушал его голос, да и стояли они далече от терема, потому ничего не было слышно.
Воевода изо всех сил щурил глаза, что те аж слезиться начали.
— О чем они толкуют, о чем они толкуют? — бормотал себе под нос, давя в груди ненужную надежду.
Но чем дольше оставался Любша Путятович напротив Святополка, тем сильнее и сильнее становилась эта надежда. Может, все и впрямь еще обойдется... Может, одумается княжич в последний миг да сложит оружие, отпустит своих наймитов во все стороны... Может, и не придется им кровь проливать, защищая терем.
Уже и кмети стали о том вполголоса поговаривать, а боярин все стоял да стоял на своем месте, и, верно, что-го горячо втолковывал Святополку: со стены токмо и видели, как совсем не по-стариковски бодро машет он руками.
А потом, никто и заметить не успел, как Любша Путятович замер и свалился с возка. Дядька Крут невольно подался вперед, впился ладонями в заостренный частокол. Помыслил сперва, что не выдержал старый боярин, умер своей смертью. Но под градом чужих стрел рядом с ним легли и внуки его, и наймиты — даже лошадей не пощадили.
Воевода взвыл, еще крепче вцепившись в стену.
***
Зароптали вокруг него дружинники, и постепенно тихие голоса переросли в громкий, боевой клич. А скорбная весть про Любшу Путятовича разошлась во все стороны, полетела дальше в городище, и вскоре ни одной избы не осталось, где не ведали бы, что Святополк убил безоружного старика, верно служившего его деду и отцу. И коли и оставались прежде на Ладоге его радетели, то с этой минуты никого уже не было.
— Лучники! — во всю глотку рявкнул воевода, когда войско Святополка пришло в движение.
Мало кто из них объехал мертвого старика, и вскоре втоптали Любшу Путятовича в землю те, кого он до последнего вздоха своего надеялся спасти.
Ратников с собой привел Святополк немало. По душевной слабости чаял воевода, что будет их поменьше. Но и не хазарское войско нынче на них наступало, и потому дядька Крут храбрился. И не от таких оборонялись. Сдюжим.
— Не сметь! — снова рявкнул воевода, когда святополковская дружина замедлила ход. Впереди перед ними лежала добротная, плотная засека, служившая для городища хорошей защитой. Но она не была непроходимой. И вечно вражеское войско не удержит.
Под руку лучникам на стене задувал порывистый ветер. Надо ж ему было подняться, как нарочно... Дядька Крут поднес к глазам раскрытую ладонь, вглядываясь вперед. Святополка от чужих стрел заслоняли сразу два воина.
— Стрелы! — воевода резко вскинул вверх сжатый кулак и дал рукой отмашку.
Свист и шелест перьев разрезали воздух за его спиной. Из-за встречного ветра меньше трети долетели до цели, и тогда дружина княжича пустила стрелы в ответ. На стене гридь бросилась вразнобой: кто-то схоронился за щитами, кто-то — за высоким частоколом, а воеводу увлек на пол Будимир. Часть стрел врезалась в деревянные бревна, часть — подгоняемая попутным ветром, перелетела стену и упала на подворье; а еще часть угодила в живую плоть, и послышались стоны первых раненых.
— Стрелы! — сызнова гаркнул воевода, едва выбравшись из-под здоровенного сына.
Гридни споро потянулись за луками и выстрелили, почти не целясь: не было времени, ведь в их сторону уже летел второй залп от святополковской дружины. И снова пришлось бросаться, кто куда, и хорониться за щитами и выступами.
Воевода почем зря костерил ненастный ветер. Разве ж не принесли они богатую жертву Перуну, разве ж не молили его о милости? Разве ж не была за ними правда?.. Так отчего же грозный Бог не ниспослал им попутный ветер? Отчего же их стрелы не долетают до цели и со свистом рассекают воздух лишь для того, чтобы быть отброшенными в сторону коварными порывами?..
После пятого или шестого выстрела дядька Крут выглянул из-за выступа, за которым хоронился. Будимир, отброшенный на десяток шагов в сторону, с тревогой поглядывал на отца.
Святополковские прихвостни, прикрываясь щитами, принялись разбирать засеку.
— Бейте по ним, бейте по ним! — во всю мощь заорал воевода, указывая рукой в сторону, где сбились в небольшие кучи дружинники.
Он едва успел отшатнуться, как в место на стене, где еще мгновение назад было его лицо, прилетела стрела.
— Не лезь туда! — взревел Будимир с другой стороны. — Они по тебе нарочно бьют!
— Вот уж удивил, так удивил, — пробурчал воевода и осторожно двинулся в бок, чтобы поглядеть наружу уже через правое плечо.
Послушные его приказу, дружинники прицельно стреляли по тем, кто разбирал засеку. Достать их было непросто: мешал и клятый ветер, и град встречных стрел, и крепкие щиты, за которыми надежно схоронился противник.
Стоило кому-то на стене высунуться из своего укрытия и вскинуть лук, как в него тотчас летел с пяток стрел. Он порой и свою пустить не поспевал, куда уж там прицелиться поточнее...
Можно было и бы и пересидеть, конечно... Да пока пересидишь, как раз засеку в одном месте разберут, а там уже до стены рукой подать. Ни камни не помогут, ни кипящая вода — ничего.
— Стрелы! Стрелы! — вот и кричал воевода во всю мощь глотки, подуздывая своих ратников. Коли не остановят они нынче святополковских прихвостней, то вскоре придется им туго.
Но по уму, стрелы бы тоже стоило беречь. С бронебойными наконечниками их меньше всего и пригодятся они, когда враг к стене подойдет. Такие стрелы любую кольчугу и доспех пробьют, особенно с близкого расстояния.
Срезней — побольше, но не так, чтобы вольготно ими разбрасываться... Конечно, потом по подворью соберут те, которые нынче целей не достигли. Можно будет их обратно Святополку отправить.
Задумавшись, воевода краем глаза проследил, как несколько парней на руках тащили раненого вниз, унося со стены. Стрелы нигде было не видать, но вот кровища у него из шеи хлестала...
Эх, коли б было у него побольше людей да дул бы попутный ветер, выехал бы он за ворота с небольшим отрядом да пострелял тех умельцев, которые нынче засеку рубят. Но людей было мало, и дядька Крут не мог ими понапрасну рисковать. Потому им одно и оставалось: отстреливаться да уповать, что придет на подмогу князь.
Про которого они не ведали даже, жив ли он.
Но дядька Крут крепко верил, что Ярослав придет. Надобно только его дождаться. Не мог его воспитанник сгинуть от клятых хазар. Не мог. Он уже спешит им на выручку, а их дело — держаться.
День так и прожили.
Надобно сказать, что засеку они все же поставили на совесть: крепко просмолили и деревья, и веревки, навязали мудреных узлов, заострили со всех концов палки да сбили плотно-плотно, чтоб протиснуться было невозможно. Потому она и порядком Святополка задержала: долго его воины с ней возились, осыпаемые градом стрел; долго не могли разобрать-развязать.
А после засеки дядька Крут на земляной вал уповал. Наткнуться на острые, вбитые в землю колья лошади да люди, еще часть перемрет.
К вечеру стало малость потише. Верно, Святополк решил, что торопиться ему не с руки, и людей на ночь чуть дальше увел. Воевода для острастки все же велел стрелять изредка по засеке, проверять, не снует ли там кто-то в темноте. Расставил на ночь людей вдоль стены и впервые за весь день спустился вниз, на подворье.
Нынче факелов не зажигали, довольствовались светом луны да масляной лампы: по огненным отсветам больно удобно стрелами бить. Дядька Крут велел остеречься.