Обомлевшие поезжане смотрели на него выпучив глаза. Равнодушно ковырял в носу один только Иван – он вполне успел привыкнуть к хитрым выходкам Серого Волка.
– С нами крестная сила… – дрожащей рукой перекрестился боярин Фома. – Это что ж такое творится, дружка?! Никак бесовщина!
– Спокойно, боярин, это баушки Кузьминишны подарочек.
– Так я ж и говорю – бесовщина! Это что ж теперь – так и будет посередь дороги скала торчать?! Весь тракт запортил!
– Для чего же? – усмехнулся Яромир. – Завтра с рассветом все исчезнет как не бывало. Эта гора не гора, а мара – наваждение, видимость. Хотя взобраться на нее при нужде можно…
– Точно бесовщина…
– Ну, зато владимирцы теперь отстанут на время! – ухмыльнулся десятник Суря. – Пока-то эту дуру каменную объедут!.. Тут кругаля немалого дать придется!.. Семь, а то восемь верст лишку – да все по полю дикому, по грязюке!..
Действительно, почти два часа о погоне не было ни слуху, ни духу. Но потом, когда чудотворная скала окончательно скрылась из виду, на небоземе вновь объявились крохотные фигурки. Владимирцы, едущие чуть не вдвое быстрее, обогнули кремень-гору по широкой дуге, вернулись на тракт и теперь опять нагоняли похитителей княжны.
– Теперь что делать будешь, дружка?! – свирепо уставился на Яромира боярин.
Оборотень невозмутимо хлопнул по плечу возничего, веля замедлить ход. Его повозка успела вырваться вперед – чуя за спиной волколака, лошади бежали особенно борзо. Теперь же она постепенно начала отставать, пока снова не стала последней.
Дождавшись, пока все остальные его обгонят, Яромир выпрямился во весь рост и неторопливо вытащил из кошеля простой деревянный гребень. Совершенно ничем не примечательный – ни картинки, ни узора какого. Обычная деревяшка с частыми зубцами.
Однако теперь тиборчане смотрели на лукаво щурящегося оборотня во все глаза, жадно ловя каждое его движение. Яромир размахнулся и швырнул вдаль второй подарок бабы-яги, причитывая вслед:
Лети в поле, гребешок,
Деревянный мой дружок,
Чтобы враг к нам не полез,
Превращайся, гребень, в лес!
Вновь усталые кони захрапели и резко прибавили ходу, едва не перевернув одну из повозок. Из земли, вспарывая пожухлый травяной ковер, вылетела зеленая пика. Она устремилась к небесам, распахивая колючие лапы, встряхнулась, избавляясь от прилипшей земли, и замерла неподвижно.
За первой елью последовали другие. То тут, то там на бескрайней равнине поднимался очередной лесной солдат, ощетиниваясь грозной хвоей. Они выскакивали все чаще и чаще, пока в глазах не зарябило от древес, порожденных ведьминским чернокнижием…
Преследователи совершенно скрылись за этим зеленым частоколом. До чуткого уха оборотня донеслось едва слышное ржание и ругань – воевода Дунай что есть силы клял проклятое колдовство. Теперь ему придется либо продираться сквозь густую чащу, либо давать большой крюк.
Что бы он ни выбрал – владимирцы надолго отстанут…
Они и отстали. Часа три о погоне не было ни слуху ни духу. Но потом на небоземе вновь объявились крошечные точки. Витязи Всеволода порядком утомились, их кони – еще больше, но о том, чтобы забыть о похитителях княжны и повернуть назад, не могло быть и речи.
К тому же тиборчане устали ничуть не меньше.
– Еще есть что в запасе, дружка? – с надеждой обратился к Яромиру Фома Мешок. – Выручай давай, теперь на твою бесовщину только и уповать!
– Не вешай носа, боярин, найдется и еще кое-что! – усмехнулся оборотень, уже в третий раз замедляя свою повозку.
На сей раз из заветного кошеля появился полотняный платок, окрашенный васильковым цветом. Яромир бережно развернул его, поднял как можно выше, держа за концы обеими руками, и пустил по ветру, негромко причитывая:
Лети по ветру, платок,
Заключивший вод поток,
Пустит вдаль тебя рука,
Из тряпицы стань река!
Нежно-голубой плат приземлился точно посередь дороги – да так ровно, точно скатерть расстелили. Но он недолго там оставался – прямо из полотна вдруг брызнули водяные струи. Шире, шире, еще шире! Текучая лавина расползалась по полю, сама продавливая себе русло – словно под водой спрятались копари с лопатами, резво ведущие в обе стороны широченную борозду.
Дивная река все расширялась, удлинялась, углублялась. Тиборчане зачарованно смотрели на этакое чудо – водяной поток, текущий сразу в две стороны! В том месте, где приземлился платок бабы-яги, река будто бы разделилась невидимой чертой – именно от нее хлестало бурное течение. Точь-в-точь две косы женские, из лазуревых струй сплетенные…
– Здесь, пожалуй, потрудней придется!.. – радостно потер ладони боярин Фома. – Реку-то не объедешь, переплывать придется!.. а она не слишком мелка?.. – обеспокоился он. – А, дружка?.. Вброд-то не перейдут, а?..
– Княжеский терем по самую маковку скроется, – рассеянно ответил оборотень, думающий о чем-то своем. – Ты, боярин, погоняй, погоняй коньков, дотемна времени еще вдосталь…
– Куда ж их погонять-то еще? – набычился Фома. – С ног валятся!
– Ты, главное, дотемна дотерпи как-нибудь, а там отдохнем, на ночлег встанем…
– Ополоумел, дружка?! Какой ночлег?! А владимирцы как же?!
– А что владимирцы?
– Дак через реку-то твою они с божьей помощью переберутся – чай, не море-океан, не больно-то и широка! А дальше опять по следу пойдут! И прямо спящих нас!..
– Думаешь? – усмехнулся оборотень.
– Ну а как же?!
Яромир, покачал головой, поискал взглядом Сурю и окликнул его:
– Десятник, а рассуди-ка ты нас! Вот кабы это ты владимирцев возглавлял, да за нами в погоню шел – что бы ты на закате делать стал?
– Как что? – степенно ответил пожилой дружинник, крутя ус. – Ночевать бы приказал. Кони устали, люди устали. А коли во тьмище лететь сломя голову – так можно и на принаду нарваться. Хорошо, коль просто на людей затаившихся – а ну как у тебя в кошеле еще какая гадость чернокнижная припасена?.. Разверзнешь, чего доброго, пропасть посередь дороги – так все и ухнем сослепу! Нет, я уж восхода дождусь, лошадям роздых дам – а там снова в погоню! До Галича еще далече – небось успею нагнать…
– Слыхал, боярин, что ратный человек говорит? – хмыкнул Яромир. – Ему-то виднее, как думаешь?..
– Вестимо… – неохотно согласился Фома Мешок.
На закате свадебный поезд наконец остановился. Отъехал подальше с дороги и встал лагерем. Бока притомившихся коней вздымались и опадали, они вяло пили тепловатую воду и ворошили торбы с сеном. Поезжане разожгли костры, начали стряпать ужину.
Несколько мечников во главе с десятником Сурей встали караулом, пристально оглядывая окрестности. К ним присоединился Иван – княжич, весь день лежавший кверху пузом в одной из повозок, теперь отправился размять ноги. Хотя его так и тянуло к самому большому костру, у которого восседали боярин Фома с супругой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});