– За вольности господина Пскова! – опустив копье, Довмонт бросил укрытого кольчугой коня на рыцарский строй. Позади, сразу за князем, неслись дружинники в тяжелых чешуйчатых бронях. На концах копий развевались флажки, сверкали в лучах заходящего солнышка кольчуги и шлемы.
Дрожала земля. Сквозь золоченое забрало – «личину» – князь отлично видел соперника – рыцаря верхом на черном коне, покрытого длинным цветным покрывалом с желтыми и синими крестами. Судя по всему, это был не крестоносный брат, а вассал ордена, но вассал знатный, с собственным отрядом. На глухом шлеме рыцаря был изображен золоченый крест с загнутыми краями, копье перевязывала желто-синяя лента, на щите гордо красовался герб – синий рыцарский шлем на золотом поле.
Разгоняя коня, Довмонт усмехнулся в усы. Замечательная броня! Оружие, шлем, щит – все замечательное, дорогое… можно даже сказать – фирменное. А конь? Каков красавец!
Где-то позади и рядом запели трубы. Крестоносцы ответили им утробным воем рогов. Долго, впрочем, не выли – сшиблись!
Первый удар! С треском сломались копья. Кого-то вышибли из седла, кого-то пронзили насквозь, а кому-то всего лишь раздробили в щепки щит. Те, у кого копья не сломались, их просто выбрасывали. Длинное древко неудобно в ближнем бою. Куда лучше добрый рыцарский меч! Шестопер, палица, секира!
Острие княжеского копья угодило вражине в щит, прямо в изображенный на нем шлем. Конечно же, щит не выдержал, разломился на два бесполезных куска. Раздраженно отбросив их, рыцарь выбросил и копье, кстати, оставшееся целым – оно лишь скользнуло по щиту князя.
Довмонт тоже бросил древко и привстал в седле. Мечи скрестились со звоном! Оставшийся без щита крестоносец был вынужден подставить под удар свой клинок. Очень хороший, крепкий… Скрестив мечи еще пару раз, князь, улучив момент, ударил вражину щитом. Изо всех сил – прямо по шлему, на какое-то мгновение оглушив рыцаря… Правда, тот быстро пришел в себя, все-таки глухой топфхелм обеспечивал весьма неплохую защиту. Ну, а что касалось видимости…
Князь это прекрасно понимал, а потому резко бросил коня влево… затем и вправо, уходя из зоны просмотра шлема… Рыцарь взмахнул мечом… видно было, что – просто так, без цели. Довмонт же склонился к гриве коня – над плечом его пролетело короткое копье – сулица. То верный Гинтарс расправился с рыцарским оруженосцем.
Отбросив щит, князь выхватил притороченный к седлу шестопер и, подняв коня на дыбы, с размаху ударил рыцаря по шлему. Ослабив хватку, оглушенный враг выпустил из руки меч… И Довмонт принялся бить по шлему соперника, не переставая. От души. Словно сваи вколачивал!
Тут помогли и дружинники, стащили врага из седла…
– Не убивать! – откинув забрало, приказал князь. – Это – мой пленник. На лошадь его. И заберите коня – отходим.
Довмонт глянул на солнце, золотистый край которого едва-едва показывался за дальним лесом. Еще немного – и начнет темнеть. Самое время сворачиваться.
Взвились к небу сигнальные стяги. Трубы заиграли отход. Княжеские дружинники живо заворотили коней и помчались обратно к реке, к броду. Их, конечно, преследовали – но поздно. В наступивших сумерках рыцари ломали ноги коням, в реку же, в брод, так сунуться и не решились: оставленная князем засада осыпала их целым градом стрел.
Закрылись за спинами ратников тяжелые городские ворота. На площадях и улицах горели факелы. Собравшийся народ встретил своего князя одобрительным углом. Еще бы, вылазка оказалась на редкость удачной! Побили множество кнехтов, пленили рыцарей, захватили трофеи, пол-обоза сожгли!
– Что тут и говорить – удача! – войдя в княжьи палаты, епископ Финоген с порога перекрестился.
– А вот и не удача, отче! – резко возразил Довмонт. – Не удача, а тонкий и четкий расчет. Как мы задумали, так все так и вышло.
Старец поджал губы:
– Все одно – Господа возблагодарить не худо б.
– Кто бы спорил, – развел руками князь. – Однако ж допрежь молебна хотелось бы воевод выслушать. Ась? Все здесь?
– Все, княже.
– Ну, а раз здесь, так молвите – что вам там показалось? Что виделось?
Через какое-то время все стало ясно. Не имелось во вражеском воинстве в достатке рыцарей, как воинов умелых. Все новобранцы – ополченцы, наемники… Да и откуда старым-то быть, коли их под Раковором побили?
– Думаю, и вовсе не собрался магистр Псков штурмом брать, – окинув всех взглядом, Довмонт подвел итоги. – Напугать захотел, стервец! Ну, да мы пуганые. Еще поглядим, кто кого напугает! Да… и зря мы к новгородцам за подмогой послали. Впрочем, может быть, и не зря.
– Да пока они еще со своей подмогой явятся!
Новгородцы явились на удивление быстро – едва ль десять дней прошло с начала осады. Дружину привел спесивый новгородский князь Юрий Андреевич, тот самый, что бегал от немцев при Раковоре, а нынче вот, обидчикам своим отомстил. Убоявишись, тевтонцы отступили за реку Великую и немедленно выслали гонцов – заключать мир: «…кланяемся на всей воли вашей, от Наровы всей отступаемся, а крови не проливайте».
– Так и сказали? – смеялся чуть позже Довмонт.
– Так, так, княже. Мыслим, не увидим мы больше тевтонов у наших стен!
– Ага, не увидим… Зарекалася коза по воду ходить… или как там правильно?
* * *
Кроме унизительного для немцев мира, главный псковский воевода испытал еще один повод для радости. После снятия осады явились наконец-то сыскные, до того шаставшие в диких псковских лесах да болотинах. Все – во исполнение воли князя!
Пришли не одни, притащили все ж таки беглеца – Йомантаса, и вот в этом была настоящая радость. Князь теперь точно знал, что с ним делать. Поступить так, как было принято у язычников! Без всякой жалости… Впрочем, кое-что все ж таки уравнять.
Все действо происходило на лесной поляне, куда князь призвал лишь самых избранных из своей литовской дружины. Суровые молчаливые парни из нальшанских пущ! Богатыри. То ли христиане, то ли язычники – кто знает? Такие нынче и были нужны. Те, кому кунигас мог безоговорочно доверять.
Уже горели костры, и оранжевое буйное пламя лизало ночную тьму. Князь стоял посередине поляны – в белой рубахе, с непокрытой головой, с одним лишь длинным кинжалом в руке. Ему навстречу, кусая губы, шел молодой жрец. Со щитом и мечом. Не совсем равные силы, ну так и воинское умение у обоих разное. Довмонт хотел, чтоб была бы хоть какая-то справедливость. Хотя бы – чисто внешняя. Так и сделали.
Саму идею поединка неожиданно подал Гинтарс. Сказал, что, мол, в старину так и делали, когда хотели извести чьи-то чары или заклятье. Что его родная тетка была жрицей, и она…
Князь дальше не слушал – он понял всё. Понял и ругал себя, что не поступил так еще раньше, как только Йомантас оказался в его руках. Ну, тогда не мог – уж слишком это было бы не по-христиански. Но по христиански ли вел себя жрец? Стало быть, и с ним нужно поступить без всякого милосердия, тем более – на кону родные люди.
Сделав пару шагов, Йомантас остановился на середине поляны. Застыл, испуганно поджав губы, и, когда князь приблизился, нерешительно взмахнул мечом…
– Бейся! – сплюнув, выкрикнул Довмонт. – Бейся, если не трус.
– Я же не воин…
Жрец опустил глаза… и тут же ударил! Исподтишка, снизу верх, целя сопернику в пах. Если бы на месте князя оказался менее опытный воин – на том бы все и закончилось…
Отпрыгнув в сторону, Довмонт покрутил в руке кинжал. Йомантас чуть присел, пружиня ноги, и прыгнул, словно готовящаяся ужалить змея! Прыгнул, швырнул в князя щит… и вдруг побежал к лесу!
Он бежал быстро, как заяц, неведомо как находя дорогу в ночном лесу. Бежал… Правда, не убежал далеко… Пущенная кем-то стрела настигла его у ручья, угодив прямо в шею…
– И как же так? В темноте-то? – склонился над убитым Довмонт.
Покачав головой, выпрямился и сурово спросил: