— А то давай, все вместе махнём к тебе в Укромовку, — предложил Кузьма. — Помните, как тогда… когда курсантами были?
— А что, я совсем не против, — подхватил Колбенев.
Но Егор несговорчиво покрутил головой.
— Нет, корешки. Вам надо непременно вместе со всеми отправляться в санаторий. Тебе, Вадимыч, сердчишко подлечить надо, а тебе, Кузьмич — желудок. Да мало ли ещё что при обследовании врачи могут откопать?
Как ни настаивали дружки на своём, Непрядов был непреклонен. Сам же всем нутром чувствовал, что в Укромовке лично он скорее наберётся сил и придёт в норму, чем это возможно где-то на южном берегу Крыма. Верил, что лишь родная земля и чистейший Укромовский воздух полностью исцелят его от всех бед и напастей. Егор чувствовал, что физически он по-прежнему здоров, хотя и донельзя устал. Но не собственное тело беспокоило его, всё ещё налитое мускулами и крепкое — болела душа. Только это был уже недуг иного рода, избавление от которого он мог найти лишь в себе самом.
На другой день Егор подробно доложил на военном совете о результатах своего длительного подлёдного плавания. Кое-какие замечания, по существу дела, оказались незначительными. Грамотными, хотя и с долей риска, были признаны его действия по «вытеснению» американской субмарины за пределы позиции слежения. Вполне правильной посчитали также организацию поиска и оказания помощи экипажу потерпевшего аварию самолёта. Отдельной похвалы удостоились все те, кто участвовал в ремонтных работах при адской жаре в реакторном отсеке.
Однако общую благорасположенность к Непрядову слегка подпортил Горохов. Попросив слова, он доложил военному совету, что по имеющимся у него сведениям командир неоправданно покинул борт вверенного ему корабля, когда решил лично возглавить поисковую группу. Нельзя исключать, что поисковики, по мнению особиста, сами могли заблудиться, а то и погибнуть. А это означало бы, что лодка могла лишиться своего командира, что, в свою очередь, привело бы к срыву поставленной задачи.
Однако Непрядов парировал, что каждый свой шаг он заранее продумал и всё взвесил. Ведь на корабле никто, кроме него, не обладал достаточным опытом ориентировки и поиска во льдах. К тому же, на борту оставались два опытных старпома, каждый из которых имел доступ к самостоятельному управлению кораблём и при необходимости вполне смог бы заменить командира. Горохов на это хотел что-то возразить, приподнимаясь со стула, но передумал. Он лишь язвительно улыбнулся в пышные усы и снова сел, продолжая бросать в сторону «удачливого командира» хитроватые взгляды. При этом кавторанга делал вид, что знает нечто такое, о чём Непрядов пока и по понятия не имел.
Егору такая пикировка совсем не нравилась. Сразу же после совета он решил «перехватить» особиста и поговорить с ним начистоту, чтобы устранить все недомолвки. Но как только вопросы к Непрядову были исчерпаны и штабной народ начал расходиться, Горохов сам подошёл к Непрядову.
— Егор Степанович, — с неизменной улыбочкой пророкотал он басом. — Не могли бы вы мне уделить ещё пару минут?
По всему чувствовалось, что Горохову, в его новой должности, очень даже нравилось считать себя, по крайней мере, ровней Непрядову. Поэтому он предпочёл даже держаться слегка снисходительно, с подчёркнутой вежливостью, поскольку в любой момент мог выказать и преимущества своего нынешнего положения. «Уж теперь-то, каперанга, не повысишь на меня голос, как на какого-нибудь салажонка», — говорил его сдержанно торжествующий взгляд.
— Добро, пара минут найдётся, — сухо бросил Егор, всем своим видом давая понять, что сам взаимно улыбаться не намерен.
Они остались в опустевшей комнате для совещаний вдвоём. Горохов предложил присесть, поскольку коротким разговор не предвиделся. Он вытащил из кармана новенького, ладно сидевшего на нём кителя пачку сигарет. Потом, видимо вспомнив, что в этом месте курить не принято, отказался от своего намерения, при этом досадливо поморщившись.
— Вы, кажется, не курите, Егор Степанович? — полюбопытствовал на всякий случай.
— Как видите, Виталий Борисович, — подтвердил Непрядов.
— А я вот, знаете ли, никак бросить не могу, — посетовал Горохов. — Утешаюсь лишь тем, что Марк Твен тоже всю жизнь бросал курить.
— Что же вы хотели мне сказать? — напомнил Егор.
Кавторанга помолчал, дабы придать своим словам должную значимость. Слишком уж медленно убирал в карман сигареты.
Непрядов ждал, не выказывая нетерпения и с рассеянным видом поглядывая в окно. «Уж больно обходительным прикидывается, — подумал Егор. — Верно, уж опять какую-нибудь блоху отловил. Вот и не отказывает себе в удовольствии подольше её в кулачке подержать. Чекист хренов…»
— Разговор у нас будет несколько деликатного, я бы сказал, характера, — начал Горохов, погромыхивая басом. — Касается он, в большей степени, вашего сына.
Непрядов тотчас тревожно встрепенулся.
— Нет, нет, он жив и здоров, — поспешил заверить кавторанга. — На этот счёт можно не беспокоиться. — И снова, больше чем нужно, помедлил, заглядывая в свою папку с какими-то бумагами. — А поговорить я с вами собирался ещё в первый день по вашем прибытии с морей, в Доме офицеров. Но потом подумал, что не стоит портить вам настроение в столь торжественный вечер. Шампанское, тосты, поздравления… Вы это заслужили.
— Послушайте, товарищ капитан второго ранга, — не выдержал-таки Непрядов. — Я вам не дама с собачкой и не мадмуазель на лавочке! Что вы ходите вокруг да около, не зная, с какого боку пришвартоваться?
— Извините, товарищ капитан первого ранга, — уже деловым тоном сказал Горохов, не считая нужным более выказывать свою благорасположенность. — Дело это, касающееся вашего сына, действительно необычное и скандальное. А суть в том, что курсант Непрядов, успешно сдавший государственные экзамены, вместо производства в лейтенанты списан строевым матросом на флот.
— Как это понимать? — растерянно спросил Егор.
— А так, — Горохов опять помедлил, пристально глядя на Непрядова. — Он сам подал рапорт с просьбой отчислить его из училища. Это явилось следствием его религиозных убеждений, которые он долгое время от всех скрывал. Сын ваш пожелал свою дальнейшую жизнь посвятить не флоту, а церкви.
— Но этого не может быть! — сказал Егор, словно не веря собственным ушам. — Мой сын всегда мечтал о море и хотел служить на флоте.
— И тем не менее, Егор Степанович, — подтвердил кавторанга, пряча в усах недобрую ухмылку. — Приходится верить фактам, а не намерениям.
Открыв папку, он достал выписку из приказа, подтверждающую, что курсант Непрядов действительно отчислен из училища на флот.