Читать интересную книгу Позывные дальних глубин - Юрий Баранов

— Пошли-ка, своячок, ко мне. Казачка моя чего-нибудь на стол соберёт. Посидим, поговорим. Не в этой же конюшне тебе ночевать?

Только Егор не внял никаким доводам, твёрдо решив остаться на ночь в своём доме. Тогда Тимоша сказал, что принесёт сейчас, чем на ночь укрыться, а заодно прихватит с собой чего-нибудь горяченького: «не гоже в сухомятку вечерять». Против такого расклада Непрядов не возражал.

Вернулся Тимоша уже вместе со своей казачкой, Марьей Николаевной. Она тотчас по-простецки, по-родственному напустилась на Непрядова.

— Это что же такое, спрашивается?! Явился на село, а к родне своей и глаз не кажет. Устроился тут, как бродяга какой. И не стыдно тебе?

Дородная Марья Николаевна стояла перед Егором грознее тучи, упираясь в крутые бёдра кулаками. Егор стушевался перед её волевым бабьим взглядом. В знак своего раскаянья он приложил руку к сердцу, а потом трижды поцеловал её в обе щеки.

— Ладно уж, — смилостивилась она, расстегивая пуговицы на пальто. — Вы тут погуторьте где-нибудь в сторонке, чтоб не мешать мне, а я зараз на стол соберу, — и принялась проворно извлекать из прихваченной с собой кошёлки разную домашнюю снедь.

Егор с Тимошей вышли на крыльцо покурить. Вернее, курил только Тимоша, а Егор при этом присутствовал. Дождь совсем перестал и туч как не бывало. Полная луна облила матовым светом траву на склоне холма, подсеребрила в пруду воду и обозначила тёмные кроны деревьев на фоне ярко вызвездившего неба.

— Надо же, как дверь-то высадил, — пожурил Непрядова Тимоша, ощупывая дверной косяк. — Как ты её в злобе долбанул, аж на дальнем конце села слыхать было. А ключ-то у меня хранился. Чего б тебе, Егор Степаныч, самому-то до этого не «докумекать» было?

— Да уж не «дотумкал», Тимофей Ильич, — повинился Непрядов. — Сгоряча это получилось. Вот как увидал, что с домом стало…

— Понимаю, — сказал свояк. — Очень даже понимаю тебя. Но ты не печалься, не бери в голову. Завтра я насажу новые петли, а замок и этот сойдёт. Лады?

— Лады, — согласился Егор.

— А что в церкви-то? — поинтересовался Непрядов. — Я так и не смог туда попасть. На дверях тоже замок.

— Такой же разгром, — подтвердил Тимоша. — Алтарь порушили, утварь порастащили. С прошлого года ещё картошка там в буртах гниёт. Лучше и не видеть тебе всей этой гнуси…

Непрядов тяжело вздохнул. А про себя решил, что бы там не стряслось, но в храме он непременно должен побывать, чтобы встретиться с бессмертным взглядом Непряда. А иначе не будет ему ни покоя, ни счастья, ни удачи…

Они помолчали. Тимоша затягивался сигаретным дымом, хрипло откашливался. Егор слушал, как где-то на погосте сердито гукал филин и как в пруду перебранивались лягушки.

— Должно быть, завтра степлеет, — прикинул Тимоша по своим приметам.

— Пускай, — не возражал Егор. — Только вот никак не пойму, зачем же церковь под склад надо было пускать? Что, другого места не нашлось?

— Так ведь службу здесь некому стало править.

— А что же отец Илларион? Он ведь последнее время уже вместо деда управлялся.

— Да попёрли отсюда батюшку, как только дед твой помер. Видать, кому-то шибко не понравился. Участковый наш всё время с пропиской донимал. Житья от него старику не стало.

— Ну, что за люди! — возмутился Егор. — Такого человека не уважать! Да если б тогда не он, может, и не жить бы сейчас моему Стёпке.

— Как же, как же, — подхватил Тимоша. — Это когда отец Илларион операцию Стёпке сделал?

— Точно так, — подтвердил Егор. — Хотя этим он обет свой нарушил, чтоб никогда, значит, не иметь дело с человеческой кровью.

— Этот «грех» ему отмаливать не надо. За спасённого ребёнка Бог всё простит.

— Кстати, а где он сейчас? Не знаешь?

— Слыхал, снова подался в свой монастырь. Куда ж ему теперь на старости-то лет? — и злобно саданул матом. — Начальнички наши, мать их…

— Обидели старика, — пожалел Егор. — Могли бы и оставить ему приход. Ветеран войны всё-таки. У него же вся грудь в орденах.

— Дождёшься милости от этих иуд. Особенно от наших-то, от районных, — Тимоша для достоверности прочесал матом пару знакомых ему фамилий, будто отводя душу. Впрочем, это мало о чём говорило Егору. Да и сводить счёты он ни с кем не хотел.

— Я чего тебе сказал-то, что дом твой не смог уберечь? — напомнил Тимоша и откровенно признался. — Сидел ведь я. Полгода на лесоповале ни за что — ни про что отмахал.

— Ты, сидел?! — изумился Егор. — Это за что же?

— Да понимаешь, — продолжал свояк откровенничать. — Нагрянула как-то к нам руководящая районная верхушка в лесу поохотиться, — Тимоша затянулся дымом; передохнув, снова заговорил. — Все там были: и второй секретарь, и прокурор, и начальник милиции. Даже каких-то девок не забыли с собой прихватить. И всё у них как всегда… Разбили палатки на озере, костерок разложили, а охота вроде бы побоку. — Тимоша помолчал, с болью вспоминая прошлое, и продолжал. — Но потом спохватились, ядрёна вошь. То ли закуски не хватило, то ли моча в голову стукнула, только сел прокурор в «газик» и сходу на нём в колхозную отару врезался. Начал, сволочь, по овцам палить из двустволки. Пастухи от страха в кустах аж попрятались. А я, как на грех, поблизости оказался и всю эту мерзость собственными глазами видел. Ну, подскочил сзади к этому «ворошиловскому стрелку», вырвал из ручонок ружьишко, да им же и — хрясть по прокурорской жопе, а потом и ещё разок, — для науки. Приложил, видать, сгоряча крепко. Месяц бедолага провалялся в больнице с травмой седалища. А как выписался, дело на меня завёл. Словом, судили как за злостное хулиганство и членовредительство.

— Но ведь судить-то надо было всю эту пьянь, а не тебя, — удивился Егор. — Это же так очевидно!

— Вот-вот, тебе, да мне понятно и даже колченогому мерину с нашей конюшни. Но прокурор оказался прав, поскольку ружьё у него будто самопроизвольно выстрелило. И вовсе даже не три-четыре раза, как все слыхали и видали, а — всего один. Потому как известно, что даже обыкновенная палка сама по себе иногда «стреляет», но только раз. Так бы и мотать мне срок в целую ударную пятилетку, если б не амнистия.

— Теперь вот, наверное, и жалеешь, что в это дело ввязался, — предположил Егор.

— А нисколько, — бесшабашно признался Тимоша. — Моральное удовлетворение я всё-таки получил. Потому как этому прокурору его же собственным ружьишком не только жопу, но и яйца зашиб.

— Ты что, нарочно? — боязливо поёжился Непрядов.

— Да не-ет, — успокоил Тимоша. — Ну что я, зверь какой? Так уж под горячую руку получилось, подвернулось как-то под приклад нежное «хозяйство» его, вот и… Мне теперь и жалко его. Говорят, до сих пор по этому поводу на процедуры в больницу бегает и на баб не глядит.