это неудачное назначение ложится всецело на генерала Курлова.
Васильев, симпатичный в жизни человек, умел хорошо выпить, любил играть в карты и ласково, под винными парами, убаюкивал Протопопова сказками о том, какой тот ловкий и удивительный министр.
Руководить Департаментом полиции, а тем более руководить политическим розыском по империи Васильев был не способен ни по уму, ни по знанию дела, ни по его характеру. Подделываясь под настроение Протопопова, он находил доклады генерала Глобачева излишне пессимистическими. Он обезличивал их для дальнейшего использования министром соответствующей литературной обработкой. Доклады теряли остроту переживаемого момента.
После переворота этот бесхарактерный человек вел себя позорно.
Так трагически неудачно все сложилось в Министерстве внутренних дел накануне революции по части политической, по части полицейской. Других частей я не касаюсь.
Находясь под защитой Гучкова, Коновалова и их друзей, Рабочая группа Военно-промышленного комитета смело работала по агитации.
24 января Рабочая группа распространила среди рабочих прокламацию, в которой говорилось, между прочим:
«Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного разрешения, вопросом существования рабочего класса и демократии… К моменту открытия Думы мы должны быть готовы на общее организованное выступление.
Пусть весь рабочий Петроград к открытию Думы, завод за заводом, район за районом, дружно двинется к Таврическому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабочего класса и демократии.
Вся страна и армия должны услышать голос рабочего класса. Только учреждение Временного правительства, опирающегося на организующийся в борьбе народ, сможет вывести страну из тупика и гибельной разрухи, укрепить в ней политическую свободу и привести к миру на приемлемых, как для российского пролетариата, так и для пролетариата других стран, условиях».
Большевики желали действовать самостоятельно и призывали рабочих на демонстрацию, но только на 10 февраля, годовщина суда над депутатами-большевиками. В это время в Петрограде из известных большевиков работали нелегально лишь Шляпников да Скрябин-Молотов. Все остальные были или за границей, или в ссылке.
Рабочая масса медленно, но верно раскачивалась. Стачки не прекращались. Инциденты с полицией учащались. Женщины и дети, застрельщики революций, становились на окраинах все смелее и развязнее.
Охранное отделение видело, что надо действовать. Генерал Глобачев, опираясь на последнее выступление Рабочей группы, представил министру обстоятельный доклад о работе и планах Гучкова, Коновалова и Рабочей группы и просил разрешения арестовать их всех. Протопопов не соглашался и по настоянию Глобачева собрал у себя совещание, на которое пригласил своего друга Курлова. Генерал Курлов поддержал Глобачева. Протопопов согласился на арест, но только одной Рабочей группы. И то, по его решению, аресты должны были быть произведены по ордерам военных властей. Так министр-общественник боялся Государственной думы. В ночь на 27 января были арестованы одиннадцать членов Рабочей группы во главе с Гвоздевым и четыре члена пропагандистской группы. Все были заключены в Петропавловскую крепость. Данные обысков были блестящи. Всем были предъявлены формальные обвинения в государственных преступлениях. О происшедшем было сделано правительственное сообщение. Удар был неожиданный и жестокий. Гучков и Коновалов, спасенные от ареста Протопоповым, забили тревогу и стали хлопотать за арестованных. 29 января они собрали совещание из представителей оппозиции, стараясь увлечь их на протест. Проект не удался. На собрании выяснилось большое различие во взглядах на методы борьбы с правительством. В то время как Гучков и Коновалов с друзьями работали на революцию, лидер Прогрессивного блока Милюков высказал мнение, что руководство в борьбе с правительством принадлежит Государственной думе в лице ее Прогрессивного блока. То уже была борьба легальная, парламентская. Но собрание показало, что все группировки, от члена Думы социал-демократа Чхеидзе до члена Государственного совета Гурко — все одинаково против правительства и желают его перемены.
Однако правительство не отступило перед шумихой в деле Рабочей группы. Только премьера Голицына Гучкову удалось убедить, что группа вела высокопатриотическую работу. Арестованные оставались в крепости. Мы увидим ниже, насколько генерал Глобачев был прав, обратив на них серьезное внимание, и какую роль сыграла группа при революции.
Арест Рабочей группы совершенно нарушил внутреннее равновесие Протопопова. Он пришел в такой экстаз от добытых при обысках данных, что раздул значение арестов до геркулесовых столбов.
Он доказывал в Царском Селе, что сорвал революционный заговор, что аресты предупредили революцию. Он хвастался и кричал при всяком удобном случае, что раздавит революцию, как щенка. Что, когда нужно будет, он, министр, зальет Петроград кровью.
Друзья, зная его, улыбались, кто не знал, верили. А в то же время он хитро выгораживал в Царском Селе Гучкова и других либералов, доказывая, что их аресты поведут лишь к увеличению их популярности. Их величества верили ему и тоже переоценили значение арестов Рабочей группы. Стали спокойнее принимать слухи об оппозиции. Вера во всезнание Протопопова и в его политическую проницательность возросла еще более.
Начался февраль месяц. Столица была как в лихорадке. Шли частичные забастовки на заводах. Бродили по улицам ничего не делающие рабочие. Съезжались члены законодательных палат, которые должны были начать работы 14 февраля. Съезжались многие политические и общественные деятели Земгора. Собирался съезд партии Народной свободы — кадетов. Продолжалась конференция союзников. Происходили тайные и явные собрания, совещания. Распространялись разные слухи, волновавшие все круги населения. Все ждали каких-то важных событий. Шептались о возможности государственного переворота.
В эти дни Гучков сделал первую попытку осуществить свой фантастический младотурецкий план — захватить государя императора, вынудить его отречение в пользу цесаревича, причем при сопротивлении Гучков был готов прибегнуть и к цареубийству.
Гучков полагал, что кто устроит этот переворот, тот и будет господином положения в решении, кому быть регентом при молодом царе.
План приурочивался к Царскому Селу или Петрограду, но он не удался. Вот что произошло.
В самую тесную конспиративную группу Гучкова входили: член Государственной думы Некрасов, камер-юнкер князь Д. Л. Вяземский, состоявший начальником 17-го передового отряда Красного Креста, камер-юнкер М. И. Терещенко, служивший в распоряжении директора Императорских театров, киевский миллионер, а также главноуполномоченный Красного Креста и участник Военно-промышленного комитета и служивший на Румынском фронте генерал-майор Крымов.
Все члены группы, кроме Крымова, были в те дни в Петрограде. Терещенко приехал из Киева, где он был в близких отношениях с состоявшим при императрице Марии Федоровне князем Долгоруким.
Там, в Киеве, друзья приятно проводили время в гостинице «Континенталь», говорили о текущих событиях. Терещенко отвел в сторону князя Долгорукого и сообщил ему, что он уезжает в Петроград, где от государя потребуют отречения. Государыню заключат в монастырь. Что в заговоре участвуют офицеры Собственного полка и Конвоя его величества, называл фамилии и