Иностранец, проживающий в Константинополе, пользуется совершенной свободой. По приходе корабля на рейд таможенный чиновник первый на оный приезжает. Шкипер показывает ему паспорт. Турка, не зная, что в нем написано, взглянув на него, говорит пекъи, потом спрашивает шкипера, откуда пришел? какой имеет груз? и намерен ли остановиться в Константинополе или идти далее? Получая на сии вопросы ответы произвольные, турка при каждом хладнокровно повторяет пекъи, пекъи (хорошо); потом спрашивает, не имеет ли сверх объявленного груза еще чего-нибудь, и на ответ шкипера сказав свое пекъи, сходит в каюту, где шкипер обязан подать чашку взболтанного кофе без сахару, трубку с длинным чубуком и тотчас положить пред ним на стол полпроцента от суммы, на какую, по собственному объявлению его, привезено товаров. Турка, поверив счет на бахроме своей шали, подобно как у нас делают выкладки на счетах, кладет деньги в султанский мешок и снова повторяет пекъи. Если в каюте увидит он сундуки или что-либо похожее на связку товаров, не упомянутых шкипером, то с укорительным видом спрашивает: а это что? и получив в ответ: «Собственные вещи или платье пассажиров», снова успокаивается и добродушно повторяет свое вечное пекъи! Потом встает; тут шкипер подносит ему подарок, смотря по величине судна, простирающийся от 10 до 50 червонцев. Турка, в последний раз сказав пекъи, объявляет шкиперу свободу и отъезжает, нимало не беспокоясь, что его в счете обманули. Иностранца, съехавшего на берег, никто и нигде не спросит, кто он такой; ступай куда хочешь, делай что угодно, нигде не остановят, в полицию не поведут; ибо во всей Турции нет застав. Уже прошло то время, когда европеец подвергался в Константинополе частым обидам, теперь, напротив, случается, что даже грек обижает турку. Впрочем, иностранец, какого бы звания ни был, должен остерегаться сделать грубость знатному турке, ибо сей при малейшей обиде застрелит и делу конец. Убийца, не опасаясь задержания, пойдет спокойно далее; тело же остается на улице до тех пор, пока кто-нибудь его не приберет. Один чиновник нашей миссии рассказывал мне, когда во время бунта погиб славный Байрактар паша, то тело его в богатой одежде лежало долго на улице. Жестокие янычары, заметив жадные взоры жидов, устремленные на платье убитого, сняли с него кафтан и бросили им в глаза, не коснувшись к другим драгоценным вещам. Удивления и похвалы достойно, что воровство, столь обыкновенное между всякой чернью, туркам вовсе не известно.
Заключение женщин есть следствие многоженства, и сколько сие обыкновение нам кажется странным, столько свобода наших женщин удивляет турок. Они думают, что вольность жен необходимо должна влечь их к распутству, и потому полагают, что нет между христианами ни одной честной женщины. Турчанки еще более удивляются сему; они не понимают, как возможно открыть лицо или обнажить шею пред глазами общества мужчин, торжественно обещавши хранить прелести только для одного мужа. Если европейцы говорят, что держать взаперти и лишать невинных удовольствий любимую особу есть неблагодарность, то азиятцы отвечают, что низко мужчин отказываться от господства, данного ему природой и законом Божиим. Если говорят им, что множество содержимых в сералях женщин производят беспорядки и смуты, они отвечают, что десять повинующихся женщин менее делают замешательства, нежели одна повелевающая. Турки не знают чувств любви истинной, основанной на почтении и взаимной доверенности, не знают того лестного сознания быть избранным из многих искателей, быть любимым по предпочтению; они смеются нашим любовным мукам и добровольному несчастью, похваляются своим спокойствием, утехами наслаждения и не хотят удовольствий своих смешивать с горестями: они правы, желать того не можно, что чувствам нашим неизвестно.
Впрочем, турецкие женщины не столько невольницы, как вообще у нас об них думают; они и в заключении своем умеют употреблять в свою пользу ту власть, которая дана их полу от природы. Высокого рождения могут делать посещения, прогуливаться, и муж не может сего им запретить. Многие жены не позволяют иметь наложниц; в сем случае супруг содержит их в особом доме и, также как у нас бывает, поздно вечерком, потихоньку и с заднего крыльца посещает их. В Константинополе сей обычай теперь в моде. При взаимных посещениях гостья оставляет туфли свои при дверях сераля; бедный муж, как бы ни мучился любопытством или ревностью, не смеет войти в кабинет жены. Вот тропинка, оставленная для хитростей любви, которой турчанки столь же искусно пользуются, как и итальянки. Потому-то муж тогда только бывает уверен в жене, когда она находится под присмотром евнуха или окруженная своими подругами, и Магомед, зная сию слабость их, не совсем несправедливо позволил туркам иметь многих невольниц. Как большая часть народа, будучи не в состоянии содержать больше одной, а некоторая часть знатных, следуя вновь принятому обыкновению, довольствуются одной женой, то многоженство, кажется, идет к своему падению, и высокие стены и затворы гаремов не столь уже теперь крепки, как были прежде.
Многие почитают турецкое правление неограниченным и самовластным; но могла ли нация, бывшая на высшей степени славы и благоденствия, существовать, если бы не имела она коренных законов. Неприкосновенность права собственности нигде, как в Турции, так строго не наблюдается. При малейшем нарушении оного султаны свергаемы были с престола, визири лишались жизни. Некоторые гражданские постановления, связывающие государя с его подданными и ручающиеся за безопасность лиц и имуществ, заслуживают особенное внимание. Довольно сказать, что Турция есть единственная земля, где правосудие наблюдается с точностью и беспристрастием. Здесь нет описи имения в казну. Султан в одном токмо случае берет собственность тех, кои служа на жалованье, по доносу найдутся виновными в похищении государственного имущества.
Географическое положение Оттоманской империи и плодоносие ее областей представляет для торговли бесчисленные выгоды, и хотя сими выгодами она почти не пользуется, но перевес вывоза пред ввозом превосходит всех торгующих европейских народов. Торговля не встречает здесь никаких препятствий и, обогащая народ, мало доставляет пользы общественной казне. Для мореплавания, особенно прибрежного, в Черном и Средиземном морях турки имеют собственных судов гораздо более, нежели мы.
В заключение выпишу несколько слов из сочинения г. Етова о причинах скорого возвышения и нынешнего печального состояния Турецкой империи. Могущество оттоманов ни в чем не разнится от государств, основанных воинственных народом, поддерживаемых военным правлением и счастливыми завоеваниями, благоприятствуемых стечением особых обстоятельств. Когда Греческая империя при слабых своих властителях, при развращении нравов, от внутреннего неустройства, а наиболее от раздоров западной с восточной церковью, клонилась к упадку, тогда турки, одушевленные мужеством и непримиримой ненавистью к имени христиан, имея хорошо устроенные войска, под предводительством храбрых султанов, вышли во множестве из скифских жилищ своих, по несчастью в то самое время, когда вся Европа страдала под бичом безначалия по причине повредившейся поместной (feudal) системы; когда самые государи принуждены были просить войска у сильных и самовластных своих подданных; между тем турки имели прекрасное войско, привыкшее к подчиненности, кровопролитию и перенесению нужд. В сие время турки были наши учителя в искусстве нападения и защищения крепостей, в рытии подкопов и уничтожении их действия посредством других, особенно же в искусстве управлять большими движениями войска. Сей удивительный порядок, введенный в турецком войске прежде других народов, благоприятствовал победам, возбуждал в них воинственный дух, содействовал удачному исполнению предприятий; одна победа преподавала наставление для одержания другой, завоевания умножили количество пособий, слава предшествовала победоносному войску, вселяла ужас в неприятеля и ослабляла в нем охоту сопротивляться. Таким образом турки распространили владения свои в Азии, Африке и Европе, и Константинополь сделался столицей империи обширнейшей и сильнейшей всех тогдашних европейских государств.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});