— А теперь идите, — сказала она. — Мы закрываемся.
Вернувшись домой, Минц все же позвонил президенту Академии наук.
Президент как раз ехал с совещания и говорил из машины по радиотелефону.
— Толя, — сказал Минц, — здравствуй, тебя Лев беспокоит.
— Узнаю, узнаю, беспокойное сердце, взволнованный голос! Что тебя сегодня тревожит, старый конь?
— Скажи мне, Толя, только честно, — попросил Минц, — путешествие в будущее возможно?
— Теоретически?
— И практически.
— Вряд ли, — сказал президент Академии, — а что, у тебя уже получилось?
— Значит, ты ничего не знаешь?
— А что я должен знать?
— А то, что у нас в Великом Гусляре туристическая контора организует туры в будущее.
— Смешно, — сказал президент. Но голос у него был серьезный.
— Причем это не просто туры, — сказал Минц. — Это шоп-туры. Понимаешь?
— Теперь уже с трудом, — признался президент.
— Я сегодня наблюдал, какие товары привозят из будущего мои земляки. И это впечатляет.
— Ты меня пугаешь, Лев.
— Толя, неужели в других городах это явление не наблюдается?
— Не только в других городах, но и в других странах. Нигде в мире.
— Провокация?
— Но чья? Кому выгодно отправлять в будущее жителей Великого Гусляра?
— Может быть, нас хотят отравить? — произнес Минц, но тут же сам себе возразил: «Если они нас отравят, то как же они родятся на свет?»
— Что за товары? — спросил президент.
— Странный набор. Надувные женщины.
— С какой целью?
— Может, с эротической.
— Для мастурбации?
— Прости, Толя, но они такие убедительные, что даже разговаривают. Кроме того, в нашем городе появились надувные слоны и тигры.
— Прости, но это какой-то детский сад.
— Индивидуальные средства для полетов под кодовым названием «Малыш Карлсон».
— Кухонные комбайны, которые картошку в мясо превращают, — подсказал Удалов.
— Кухонные комбайны, — повторил Минц. — И многое другое, о чем мы еще не успели узнать.
— Ясно, — сказал президент. — А что им нужно?
— Молодец, — одобрил вопрос президента Минц. — Нас тут снабдили списком вещей, которые рекомендуется брать с собой в шоп-тур для обменных операций. Погоди, погоди. «Фрукты и овощи свежие, кедровые орешки… ткани хлопчатобумажные и шелковые.» Не вру я! Слушай, не перебивай. «Драгоценные и полудрагоценные камни, янтарь, нефрит, агат.» Хорошо, пойдем дальше: «Книги с иллюстрациями в хорошем состоянии, выпуска до 1945 года, изделия из натурального меха.» Да тут больше ста позиций!
— Любопытно, — заметил президент. — Судя по твоему чтению, практически каждый житель города, независимо от благосостояния, может набрать дома материалов для шопа… для обмена, для бартера! Лев, ты должен будешь сделать для меня лично и для науки одну вещь.
— Мы с моим другом Корнелием Ивановичем Удаловым завтра с утра берем паспорта и отправляемся.
— И сколько стоит путевка?
— Не надо, Толя, я знаю, что на науку у нас дают скудно.
— На науку — скудно, а на разведку — сколько надо. У меня есть один академик во внешней разведке.
— По сто долларов, — сказал Минц.
— Двести долларов перевожу сегодня телеграфом, тебе и товарищу Удалову. Завтра жду от тебя звонка. На всякий случай с утра будем держать в боевой готовности парашютную бригаду.
— Только не это! — взмолился Минц. — Мы не знаем, кого спугнем и во сколько это нам обойдется.
— В зависимости от твоего доклада, Лева, — сказал президент. — Россия не забудет твоего подвига.
— Пока еще я ничего не совершил, — скромно ответил Минц.
Он попрощался с президентом и объяснил Удалову, что был у Толи научным руководителем на кандидатской диссертации. Много лет назад.
Вечером Удалов отведал пищи из кухонного комбайна. На этот раз Ксения набрала на кнопках рагу из зайца под бургундским вином и омаров под майонезом. И все из той же картошки.
Омары Удалову понравились. Наевшись, он взял у Ксении пропеллер, попробовал полетать по квартире, ушиб голову о люстру — к счастью, люстра осталась цела. Удалов упал, но не огорчился. Только сказал:
— К Максимкиному приезду спрячь эту штуку.
Ксения не ответила, но поняла, что Удалов беспокоится, как бы «Малыш Карлсон» не попал в руки внуку, который отдыхал с родителями на острове Кипр.
Удалов долго не засыпал, сидел у окна. По улице брели парочки, возвращались из парка. Удалову казалось, что многие девицы не настоящие, а надувные, но из-за плохого освещения он не был уверен в своих наблюдениях.
Ксения мирно спала — русские женщины быстрее привыкают к необычностям судьбы. Ну где бы вы увидели в Европе, чтобы женщина на шестом десятке, купив на толкучке пропеллер, стала бы летать с ним над городом? А у нас это бывает.
Взгляд Удалова упал на хозяйственную сумку, которую Ксения собрала ему в шоп-тур. Когда она узнала, что Удалов отправляется в будущее с государственным заданием и на государственные деньги, как бы в командировку, она обрадовалась и надавала ему поручений, записала их под номерами на бумажке — оказывается, Ксении было отлично известно состояние рынка будущего и знакомы цены. Она еще и не побывала там — и может, не побывает, — но разбиралась в особенностях экономики будущего лучше любого футуролога.
Удалов старался следить за ее инструкциями, но голова была переполнена информацией, и потому он мало что запомнил из поучений жены. Даже бумажку затерял. А Ксения так старалась! Сложила в сумку отрез крепдешина, палехскую шкатулку, хохломские ложки, пепельницу из малахита, янтарные бусы и множество вещей, которые не очень нужны дома, но выбрасывать их нельзя.
Заснул Удалов перед рассветом и во сне высоко летал, погружаясь в облака.
Минц вышел с портфелем.
— Боюсь, — сказал он, — что у меня никуда не годный бартер.
— Я поделюсь, — пообещал Удалов.
Перед агентством «Голден гууз» было людно. Отправляли группу. Вчерашняя женщина проверяла сумки, а нервный кавказец, сидевший в конторе, собирал деньги и шустро прятал их в сейф. На паспорта Минца и Удалова он взглянул мельком, словно они его на самом деле не интересовали.
— На улице ожидай, — говорил каждому кавказец. — На улице ожидай.
Получалось словно песня.
Выходя, они столкнулись с Мишей Стендалем.
Миша Стендаль — сотрудник газеты «Гуслярское знамя», раньше органа горкома, а теперь — владения коллектива редакции из шести человек во главе с товарищем Малюжкиным.
Миша склонился к уху Удалова и громко прошептал:
— Никому ни слова. Я выполняю редакционное задание.
— Слушаюсь, — ответил Удалов.
— Миша! — воскликнул Минц. — А вы что здесь делаете?
— Конспирация! — прошептал Удалов. — Он тоже на задании.
Женщина со скучным лицом появилась рядом, хотела о чем-то спросить, но Минц ее опередил своим вопросом:
— В какой год вы намерены нас отправить?
— В отдаленное будущее! — ответила женщина так, словно ее обидели.
— А год вам неизвестен?
— Говорят, что лет через сто, — сказала женщина. — Точнее меня не информировали. И попрошу на улицу, на построение!
На улице, у дверей в агентство, женщина выстроила всех шоп-туристов. Одиннадцать человек. Два или три лица Удалову были знакомы, не более того.
Женщина прошла вдоль строя.
— Участники шоп-тура, — сообщила она, — должны строго соблюдать правила поведения в чужом обществе. Запрещается вступать в разговоры с жителями будущего, навязывать им свои товары и услуги за пределами вещевого рынка. Любая попытка остаться в будущем или продлить срок своего тура будет наказываться денежным штрафом в десятикратном размере. Всем ясно?
— Простите, — сказал профессор Минц, вытирая платком вдруг взопревшую лысину, — а в десятикратном размере от чего?
— От максимума, — ответила женщина.
Алый рот ее совершал куда больше движений, чем следовало или было необходимо.
Кавказец выглянул из дверей и сказал:
— Можно запускать, Чикита.
— В какой год нас отправляют? — спросил у него Минц.
— Главное, — ответил кавказец, — живым вернуться, не заблудиться. Будешь слушаться, будешь живой и богатый.
Удалов тем временем смотрел на своих спутников. Семь мужчин, четыре женщины. Женщины все деловые и профессиональные на вид. Это было видно по джинсам и крепким объемистым сумкам. Из мужчин трое были молоды, Миша Стендаль в расцвете сил, а трое, включая Удалова и Минца, приближались к закату жизни.
Больше разглядеть Удалов не успел, они быстро шли по полутемному коридору, кавказец возглавлял шествие, а длиннолицая дама его замыкала. Потом в глаза ударил свет — они оказались в зале, похожем на актовый зал типовой школы. В углу были свалены стулья. Они были покрыты красным ситцем с выцветшими белыми буквами лозунгов.