Хоружий С.С.: Это действительно прозвучало неким эпилогом доклада, хотя энигматичность сохранялась в порядочной степени. Ницше — это всегда богатая тема. Было бы интересно увязать его поплотнее с прозвучавшим. Генисаретский О.И.: Я в прошлом выступлении на Семинаре, говорил о уже о значимой для меня когнитивно-стратегической функции мышления. Дерзновенно утверждаю, прислоняясь к Канту, что это третья, помимо прописанных им функций разума: конституирующей (законодательной, смыслоустанавливающей) и регулирующей (исполнительной, мыслевыполнительной). Когнитивно-стратегическая навигация высвободилось теперь в отдельную функцию, а именно, стала забеганием вперед самой себя — посредством присущего мысли самоподобия, и поэтому она стала мыслью, мыслящей о будущем самого мышлении. Поэтому вопросы, задаваемые в рамках когнитивно- стратегической навигации, не лингвистическая форма речи, а проявление своего рода проблематизации, указывающая направление поиска ответов, на заданные вопросы. И я понимаю топики мысли как такие проблемно-тематические поля, которые сами не суть ответы, но в которых можно их искать. Они не только концептуально-тематически отстраиваются нами (в рамках способности понимания), но имеют свою энергетику, проблематическую напряженность, движущую мысль к более внятному ее самопониманию. Когда у того же М. Хайдеггера читаешь список вопросов на две страницы, то впадаешь в трансовое состояние. Ты сам движешься от вопроса к вопросу, а на последнем, скажем, двадцать пятом, об исходном вопросе уже и спрашивать нечего, все ясно становится или кажется ясным.
Хоружий С.С.: Психотехника хайдеггеровская известна.
Генисаретский О.И.: Да, это трансовая лингвистическая техника.
Хоружий С.С.: Это за ним замечали.
Генисаретский О.И.: И он с успехом ею пользовался. А самим по себе сюжетом оспособительного строя я занимался давно и не без влияния М. К. Мамардашвили, который ввел тогда в оборот термин схематизмы сознания.
Хоружий С.С.: Это, собственно. кантовский термин.
Генисаретский О.И.: У Мамардашвили во времена позднего подсоветского марксизма он приобрел младомарксистский социально-философский смысл. С одной стороны, схематизм сознания описывал роль мыслящего, т. е. его место в системе социальных и культурных отношений, а с другой — рефлексивно постигаемый строй мысли.
Хоружий С.С.: То есть исходный кантовский смысл он дополнил неким социальным?
Генисаретский О.И.: Да. Различая классическую и постклассическую фазы философствования, он официально практиковавшийся в СССР марксизм предусмотрительно оставил в рубрике «классика», а всю современную философию назвал «постклассической», фактически освободив для себя и для ряда других интеллектуалов площадку для упражнений в каких-то иных способах, разновидностях мысли, непохожих на марксизм акад. Митина и Юдина.
Хоружий С.С.: И Ваше оспосабливание Вы генетически увязываете с этим концептом схематизма?
Генисаретский О.И.: Нет. Тема оспособления возникла у меня в ходе занятий проблематикой модальной методологии[15]. С модальностью возможностей, входящей в систему модальных категорий, еще у Шеллинга связана процедура потенцирования, или, по- русски говоря, возможения. А оспособление — это возможение в форме способности. Какая- то мыследеятельность может отправляться в форме способностей или иначе как-то, не в форме способностей. А еще: оспособление — это процедура рефлексивная, когда оспособливаемое, но пока реализующееся не в форме неспособности переходят в форму способности.
Хоружий С.С.: По терминологической традиции здесь очень существенные и неизбежные обертоны психологизации дискурса, от чего мы стараемся уходить.
Генисаретский О.И.: Однако, онтопсихологическая интонация и проблематика ничуть не менее реальна и важна, чем антропологическая. К примеру, в традиции говорится и о «спасении души», и об «обожении человека». Но то, как сегодня «двуногое и бескрылое» забралось на царское место души, это уже поветрие нашего времени, антропологическая редукция (по Г. фон Бальтазару). Оспособление и оспособительный строй — это не психологизация в том смысле, в котором трубят антипсихологисты всех мастей, отрицающие существование то интроспекции, то души, то сознания. Если и уместно тут говорить о
Хоружий С.С.: Хорошо. Для меня это было полезным оттенком.
Генисаретский О.И.: Есть еще одна исследовательская перспектива.
Во-первых, в философской, гуманитарной и художественной мысли активно прорабатывается ряд способностей, не считавшихся характеристическими в мысли предшествующей (древней, средневековой и даже нововременной): это, определенно, коммуникативные способности, которые оставались не проблематизироваными вплоть до XX в., способности понимания и воображения, рефлексии (в том виде как они проблематизрованы в нынешнем интеллектуальном контексте). Вопрос: почему и как те или иные способности выходят на интеллектуальный фронтир современности?
Во-вторых, для каждой способности, по уже накатанной схеме, ставится в соответствие нечто оспособляемое в ней: воображению — воображаемые реальности, пониманию — понимаемые, означению — означающие, и так далее. Происходит что-то вроде их онтологического полагания— поштучно для каждой способности, или для связки их. При этом ни в какую цельность они, как правило, не увязываются.
Хоружий С.С.: Это уже задача метадискурса, антропологическая задача.
Генисаретский О.И.: Цельность, личностная собранность каждого состояния ума/души, которая установочно должна была бы реализовываться в каждом проживаемом событии и состоянии, при штучной проработке способностей, в этаком многоукладном оспособительном хозяйстве становится трудно ощутимой. Да и задачи реализовать ее в оспособительном строе сознания/души не ставится. Отсюда задача: представить себе промежуточную плоскость — между максимальной собранностью в личностную цельность и многоукладным оспособительным хозяйством — как поле психопрактической интеграции. Тогда через те способности, которые мы считаем для себя учетными, наиболее значимыми, и через их антропологическое связывание все остальное можно просматривать и показывать перспективно. Мой метапафос состоит именно в этом.
А в-третьих, о том, что хорошо известно из корпоративного контекста. Одна из главных современных проблематик в корпоративном мире — это человеческий потенциал, человеческие ресурсы и те компетенции, которые потребны для каждого заданного класса управленческих задач или управляющих систем. То есть компетенции, — а это организационно-управленческий синоним способностей, — стали предметом исследования и проектирования. В том числе, в психопрактическом залоге.
Реплика: Но больше всего сейчас востребована критика корпоративного разума.
Генисаретский О.И.: Среди ряда левых интеллектуалов Запада такая тема существует. В самом же корпоративном мире, в позитивной его части, это как-то не шибко в ходу. Если Вы не заядлый антиглобалист, то Вы не будете шибко преувеличивать значение этого рода контрдискурса.
В целом оглядываясь на три изложенные части, могу с уверенностью заявить: неплохо было бы сообща потоптаться на поле оспособительного строя, и понять, есть ли здесь синергийно-антропологически осмысленные предметы проработки, и в чем они состоят.
Поскольку понятно, что, идя по отдельным способностям, выйти на уровень превозможения вряд ли удастся (или, по крайней мере, затруднительно), потому что хтонические страсти будут выпучиваться через другие оспособленные части души и сознания. Но и считать, что этого строения, которое нуждается в вразумлении, у души нет, — практически и педагогически сомнительно.
Отец Григорий (Белкнид): Как по-новому в свете Вашего доклада заиграло слово реанимация.
Генисаретский О.И.: Вот, кстати, аниматор — одна из популярных компетенций в практике деловых игр.
Хоружий С.С.: Хорошо. Стремясь опять-таки к тому, чтобы конец сошелся с началом, я в заключении еще один чисто терминологический вопрос задам. Последняя часть была речью о компетенциях, а как по объему понятий компетенции и способности связаны, как связаны и тот, и другой язык описания?
Генисаретский О.И.: Некоторые, как например Ю. Громыко, считают, что это просто синонимы.
Хоружий С.С.: А в Вашем собственном терминоупотреблении как обстоит дело?
Генисаретский О.И.: Термин «компетенция» более специален, чем «способность». В компетенции непременно есть как бы две части: одна из них относится к институционально- организационной структуре деятельности, т. е. привязана к определенному типу организованности.
Хоружий С.С.: Это социализованная способность.
Генисаретский О.И.: Да, и причем не просто социализована, она очень жестко социализирована, и вписана в какой-то финансовый, информационный, правовой оргдизайн компании. Другая же часть компетенции имеет психопрактическое и антропологическое выражение. И только вместе параллельно двигаясь в этих ортогональных измерениях, о них уместно говорить.