страх перед лифтами, пришлось подниматься по лестнице, чтобы попасть на скорбное мероприятие.
Спустя ровно месяц команду постигла катастрофа другого рода. Джим Кларк и Грэм Хилл прибыли на Гран-при Нидерландов с новыми «Lotus 49» на мощных моторах Ford-Cosworth V8 — об этих машинах долгое время ходили самые разнообразные слухи. Кларк, живший в то время в Париже (он перебрался туда, чтобы уйти от английских налогов), ни разу не видел изящную, как шелк, желто-зеленую машину до того момента, как заехал в паддок трассы в Зандворте. Хилл, его бравый партнер по команде, уже успел провести основательные испытания новой мощной, хотя и довольно дерганой машины. Английский филиал Ford инвестировал свыше 250 тысяч долларов в Cosworth Engineering для создания нового двигателя, и примерно сопоставимую сумму в Lotus Cars Колина Чэпмена для разработки продвинутого шасси. Машины оказались шокирующе быстрыми: это стало ясно сразу с того момента, как они рванули по прямой вдоль боксов. Хиллу довольно легко покорилась поул-позиция, а вот Кларк из-за недостаточно близкого знакомства с оборотистым мотором был вынужден стартовать с восьмого места стартовой решетки. Но после того как двигатель Хилла вышел из строя спустя десять кругов после начала гонки, Кларк понемногу стал чувствовать себя «в седле» все комфортнее и вскоре вырвался в лидеры. Он одержал легкую победу, и на праздновании был встречен десятками официальных лиц Ford, опасливо пересекшими Ла-Манш для того, чтобы понаблюдать за дебютом новых болидов. «Ferrari» Эймона, Паркса и Скарфиотти финишировали на четвертом, пятом и шестом местах соответственно, и на этой торжественной церемонии в честь победителя получили лишь эпизодические роли статистов.
Франко Лини было очевидно, что в его команде нет первоклассных талантливых гонщиков, кроме новичка Эймона. Это следовало исправить, хотя в Маранелло было принято считать, что машины конюшни настолько хороши, что побеждать на них мог абсолютно любой. Подобное нелепое утверждение озвучивалось раз за разом, когда команда добивалась успехов; когда «Ferrari» побеждала, в команде хвастались, что пилоты лишь пешки в большой игре, но всякое поражение, как правило, ставилось в вину ленивым, трусливым и неумелым ребятам, оказывавшимся в кокпите болида. Лини же был более практичным человеком. Он осознал, что Паркс и Скарфиотти не соответствуют требованиям, которые предъявляла к гонщикам мощная, но капризная в управлении «312-я», и начал шарить в поисках новых талантов. Его внимание привлекли три кандидата. Жаки Икс, сын известного бельгийского автомобильного журналиста, блестяще выступал в младших формулах и демонстрировал огромный потенциал. Джеки Стюарт был молодым шотландцем, настолько напоминавшим великого Кларка, что казался его клоном. Третьим был лихой ас из Америки Марио Андретти, звезда Индианаполиса и специалист по гонкам на грунте. Это трио — особенно Андретти — обладало той смелостью, той тигриной хваткой, теми качествами, которые Феррари желал видеть в пилотах. Андретти был итальянцем по рождению, он рос в Триесте, пока его семья не эмигрировала в Соединенные Штаты. В 27 лет он был восходящей звездой американского автоспорта и казался прирожденным кандидатом на попадание в команду Феррари. Но в то время он был целиком и полностью занят участием в соревнованиях вроде Индианаполиса, и его интерес к Формуле-1 был сильно ограничен плотным календарем гонок в Америке. Феррари мечтал о возвращении этого молодого итальянца на родину и в своих фантазиях видел его побеждающим за рулем болидов с эмблемой «Cavallino Rampante». Впоследствии «Коммендаторе» сильно разозлило то, что он узнал об Андретти: Марио часто повторял, что величайшим днем своей жизни считает тот, когда получил свое американское гражданство. И Андретти, и Икс позже будут выступать в составе Ferrari и одерживать значимые победы, но ни тот, ни другой не станет реинкарнацией Тацио Нуволари, мечты о которой занимали столько места в сознании старика. Стюарт, хитрый и практичный человек, лишенный всяких иллюзий, как-то раз посетил Маранелло, и увиденное ему совсем не понравилось. Он предпочел остаться в команде англичанина Кена Тиррелла, маленькая команда которого в будущем соберет не одну великолепную машину и поможет своему звездному пилоту завоевать три чемпионских титула.
Сколько Крис Эймон ни пытался, ему никак не удавалось добиться победы на Гран-при с «Ferrari», да и с любой другой командой тоже. Ни один первоклассный пилот в истории автоспорта не был более невезучим, чем он. Считавшийся в кругу своих коллег гонщиком высочайшего уровня, этот приятный и располагающий к себе новозеландец раз за разом попадал в досадные ситуации. Он лидировал в гонке за гонкой, а потом неизменно сходил из-за механических неполадок: порванных тросов дросселя, лопнувших труб или поломок топливного насоса. Ему было суждено три сезона усердно трудиться на благо Ferrari и не одержать за это время ни единой победы.
Более того, на его плечи вскоре водрузят всю ответственность за кампанию Ferrari в Формуле-1. Уже во второй его гонке за команду, на бельгийском Гран-при, невезение вновь подкосило его. На первом круге гонки по жуткому 13-километровому треку Паркс угодил в лужу масла, вылившегося из «BRM H16» Джеки Стюарта, и, заскользив, улетел с трассы на скорости в 240 километров в час при входе в левый поворот Бланшимон. Эймон, следовавший за ним по пятам, с ужасом наблюдал за тем, как машина Паркса сделала «бочку», подпрыгнув на поребрике, и вышвырнула из кокпита своего пилота, человека весьма крепкого, словно тряпичную куклу прямо на газон обочины. Эймон продолжил движение с полным убеждением, что Паркс мертв. Он стойко продвигался вперед и финишировал на третьем месте. Скарфиотти также стал свидетелем аварии и мгновенно потерял самообладание. Он ошарашенно двигался к финишу и закончил гонку на далеком одиннадцатом месте. Майк Паркс выжил, но получил чудовищные травмы ноги, положившие конец его короткой и необдуманной карьере в Формуле-1. После восстановления он продолжит соревноваться в классе спорткаров и работать на Ferrari, где его будут ценить за инженерные таланты и навыки тест-пилота, столь нужные при разработке новых болидов. Он погибнет много позже в дорожной аварии по пути в Турин. Произошедший в Спа инцидент произвел глубочайшее впечатление на Скарфиотти и по сути вывел его из строя: теперь цвета команды в гонках Гран-при будет защищать лишь один Эймон. (К сожалению, бедному Скарфиотти было предначертано погибнуть всего год спустя — во время одного из малозначимых соревнований по скоростному подъему в горы.)
В середине катастрофического сезона к Эймону присоединился англичанин по имени Роджер Бэйли, которого команде удалось переманить из гран-туринговой гоночной программы Ford. Бэйли был вдохновенным гоночным техником-специалистом, и Ferrari наняла его в качестве личного механика и соотечественника для Эймона, окруженного сплошь итальянцами. Резкий и конфликтный Бэйли, обладавший уникальной интуицией и нюхом на высокопроизводительные скоростные машины, быстро ассимилировался в Маранелло даже несмотря на то, что ни слова не знал по-итальянски. Он узнал, что