Читать интересную книгу Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ. - Иван Киреевский

ЕМУ-ЖЕ[57].

(1852).

Отъ всего сердца уважаемый Батюшка!і

Вчера ввечеру получили мы письмо Ваше и рукопись перевода Исаака Сирина (съ Болховскимъ купцемъ В. И. Курк.), а сегодня еще письмо по почтѣ отъ 8 Августа. Но сегодня съ самаго утра я долженъ былъ ѣздить по дѣлу нашего процесса, и потому не могъ просмотрѣть замѣчаній Вашихъ на переводъ Троицкой Академіи, и только половину Вашего перевода 1-й главы Ис. С. успѣлъ прочесть и сличить съ переводомъ Лаврскимъ и Паѵсіевскимъ. До сихъ поръ мнѣ кажется, во всѣхъ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ Вы отступаете отъ перевода Лаврскаго, Вы совершенно правы и смыслъ у Васъ вѣрнѣе. Но, не смотря на это, мнѣ кажется, что переводъ Паисія все еще остается превосходнѣе, и хотя смыслъ въ немъ иногда не совсѣмъ ясенъ съ перваго взгляда, но эта неясность поощряетъ къ внимательнѣйшему изысканію, а въ другихъ мѣстахъ въ Словенскомъ переводѣ смыслъ полнѣе не только отъ выраженія, но и отъ самаго оттѣнка слова. Напримѣръ: у Васъ сказано: „сердце, вмѣсто Божественнаго услажденія увлечется въ служеніе чувствамъ”. Въ словенскомъ переводѣ: „разсыпается бо сердце отъ сладости Божія въ служеніе чувствъ”. Слово: разсыпается отъ сладости, можетъ и неправильно по законамъ наружной Логики, но влагаетъ въ умъ понятія истинныя, и между прочимъ оно даетъ разумѣть, что сладость Божественная доступна только цѣльности сердечной, а при несохраненіи этой цѣльности сердце служитъ внѣшнимъ чувствамъ. — Также выраженіе: „иже истиннаго сердца своего уцѣломудряетъ видѣніе ума слова”, даетъ не только понятіе о исправленіи сердечномъ, но еще и о томъ, что пожеланіе нечистое есть ложь сердца которою человѣкъ самъ себя обманываетъ, думая желать того, чего въ самомъ дѣлѣ не желаетъ. — Впрочемъ, можетъ быть я вижу въ этихъ выраженіяхъ и излишнее; главное было въ прямомъ смыслѣ, а оттѣнка вещь посторонняя. — Прочтя все слово и всѣ замѣчанія, я сообщу Вамъ мое мнѣніе, потому что Вы приказываете мнѣ это сдѣлать. — Митрополиту думаемъ мы отвезти Ваши рукописи завтра, если Богу будетъ угодно. — О вопросѣ Вашемъ: можно-ли писать по русски: отъ того же къ тому же, Н. П. уже сообщила мнѣніе Митрополита. Я же думалъ, что написать Вамъ въ послѣднемъ письмѣ, что никакъ не вижу почему бы нельзя было сказать этого. По моему мнѣнію это столько возможно по Русски, сколько и по Словенски. Сомнѣніе Ваше о томъ, не повредитъ ли нѣкоторымъ то мнѣніе, которое Ис. Сиринъ имѣлъ о положеніи земли, если это мнѣніе оставить безъ примѣчанія, — я представлю на разсужденіе Митрополита, также какъ и то, что Вы изволите писать о переводѣ слова разумъ. Я съ своей стороны въ этомъ послѣднемъ случаѣ совершенно согласенъ съ Вами. — Что же касается до того, что Вы изволите писать мнѣ, чтобы я вникъ и уразумѣлъ и сказалъ Вамъ свое мнѣніе (!) о той, не совсѣмъ понятной, матеріи, которая заключается между 16 и 20 стр. 28-го листа на оборотѣ, то это приказаніе Ваше не потому удивило меня, что требовало отъ меня объясненія для Васъ! но потому показалось мнѣ поразительнымъ, что въ самомъ дѣлѣ Богъ устроилъ такъ, что я могу Вамъ сообщить на это отвѣтъ. Ибо тому 16 лѣтъ, когда я въ первый разъ читалъ Исаака Сирина, Богу угодно было, чтобы я именно объ этомъ мѣстѣ просилъ объясненія у покойнаго о. Филарета Новоспасскаго, который сказалъ мнѣ, что это мѣсто толкуется такъ, что подъ словомъ „Главо и основаніе всея твари,” понимается Михаилъ Архангелъ. — Видно надобно было о. Филарету передать это Вамъ; но какъ Вы не были тогда при немъ, то Богъ вложилъ мнѣ въ мысль, спросить его именно объ этомъ. — Спѣшу, чтобы письмо мое попало на почту хотя со штрафомъ. Испрашиваю Вашихъ Св. молитвъ и Св. благословенія, и съ глубочайшимъ почтеніемъ и преданностію остаюсь Вашъ покорный слуга и духовный сынъ И. К.

26.

ЕМУ-ЖЕ[58].

28 Іюля 1853 г.

Искреннолюбимый и уважаемый Батюшка! Еще нынѣшнею весною зашелъ ко мнѣ одинъ разъ старинный мой знакомый, Нѣмецкій пасторъ Зедергольмъ, и привелъ ко мнѣ познакомить своего сына, Карла, который, тому года два, вышелъ изъ Университета однимъ изъ первыхъ кандидатовъ, и о которомъ его отецъ говоритъ, что онъ былъ бы дѣльнѣе другихъ его дѣтей, если бы только не былъ слабаго здоровья. — Этотъ молодой человѣкъ, вскорѣ послѣ перваго знакомства, открылся мнѣ, что чувствуетъ превосходство нашего вѣроисповѣданія предъ лютеранскимъ и даже не прочь отъ того, чтобы принять нашу вѣру. Однако же, это онъ надѣется сдѣлать со временемъ, а прежде отправляется въ Смоленскую губернію на нѣсколько мѣсяцевъ, а потомъ думаетъ ѣхать путешествовать въ Грецію, и, можетъ быть, тамъ совершить это дѣло. Я совѣтовалъ ему это дѣло не откладывать, если онъ уже убѣжденъ, а лучше поѣхать Въ Грецію уже Православнымъ. Но чтобы болѣе узнать нашу церковь и окончательно укрѣпить свои убѣжденія, я совѣтовалъ ему поѣхать къ Вамъ въ Оптинъ. Онъ принялъ мой совѣтъ и хотѣлъ поѣхать къ Вамъ послѣ пребыванія въ Смоленской губерніи, а между тѣмъ будетъ подготовлять свое семейство къ этому поступку, который тѣмъ тяжелъ долженъ быть для его отца, что онъ самъ пасторъ, и кромѣ того еще страдалъ за свою вѣру, ибо отставленъ отъ своихъ должностей именно за то, что въ проповѣдяхъ своихъ не совѣтовалъ Нѣмцамъ перемѣнять свою вѣру на нашу. Теперь, тому дней десять, онъ возвратился изъ Смоленской губ., и сообщилъ мнѣ, что отецъ его, наконецъ, если не благословляетъ его на это дѣло, то и не противится ему, но предоставляетъ полную свободу поступить по своему убѣжденію, требуя только, чтобы онъ прежде повидался съ нимъ, въ деревнѣ близъ Серпухова, гдѣ онъ проводитъ лѣто. Потому молодой Зедергольмъ хотѣлъ ѣхать къ отцу, а потомъ къ Вамъ. Но между тѣмъ, оставаясь еще нѣсколько дней въ Москвѣ, просилъ меня познакомить его съ какимъ нибудь Русскимъ священникомъ, который бы могъ приготовить его еще прежде Оптина и по знакомству съ которымъ онъ могъ бы сколько нибудь узнать хорошую сторону нашего бѣлаго духовенства. Я назвалъ ему Сергѣя Григорьевича Терновскаго, какъ человѣка, котораго я хотя мало знаю лично, но о которомъ я слышалъ много хорошаго, и который вѣрно не откажется заняться съ нимъ. Въ этомъ смыслѣ я написалъ Сергѣю Григорьевичу письмо, которое онъ доставилъ самъ. Сергѣй Григорьевичъ точно занялся съ нимъ нѣсколько разъ, и произвелъ на него хорошее дѣйствіе; однако же, мнѣ поручилъ сказать съ Облеуховымъ, что почитаетъ лучшимъ кончить это дѣло здѣсь, а не ѣздить къ отцу, ни въ Оптинъ. Однако же, молодой человѣкъ не могъ и не хотѣлъ измѣнить своего обѣщанія, даннаго имъ отцу, видѣться съ нимъ прежде, чѣмъ совершить этотъ великій и невозвратный шагъ, и потому отправился въ Серпуховъ вчера. Оттуда же онъ поѣдетъ черезъ недѣлю къ Вамъ, если найдетъ, что не затруднительно проѣхать изъ Серпухова въ Калугу. Въ противномъ же случаѣ, онъ воротится въ Москву, и окончитъ уже это дѣло здѣсь, а къ Вамъ поѣдетъ послѣ поговѣть и познакомиться съ Вами, многоуважаемый Батюшка, и видѣть Вашу обитель, и, между прочимъ, познакомиться съ о. Іоанномъ, о которомъ я ему говорилъ, какъ о человѣкѣ, который находился нѣсколько въ подобныхъ обстоятельствахъ. — Я не боялся затруднить Васъ этимъ, Батюшка: ибо дѣло идетъ о спасеніи души. — Можетъ быть, то, какимъ образомъ, съ какою полнотою убѣжденій совершитъ онъ этотъ рѣшительный шагъ, рѣшитъ судьбу всей остальной его жизни. Можетъ быть, отъ этого и для другихъ его поступокъ будетъ или камнемъ назиданія или претыканія. Если же я въ этомъ случаѣ поступилъ не такъ, какъ должно было, то прошу Васъ простить мнѣ. — Имѣю честь быть Вашимъ покорнымъ слугою и духовнымъ сыномъ И. К.

27.

ЕМУ-ЖЕ[59].

8 Октября 1853 г.

Въ трехъ отпечатанныхъ листахъ Максима Исповѣдника Вы изволите усмотрѣть многія перемѣны противъ рукописи. Изъ нихъ тѣ, которыя сдѣланы въ толкованіи на „Отче нашъ”, кажутся мнѣ совершенно согласными съ смысломъ перевода С. Паисія и много объясняющими темноту нѣкоторыхъ реченій. Также и примѣчанія нѣкоторыя кажутся мнѣ весьма драгоцѣнными; напр., примѣч. на стр. 16 и на стр. 25. — Въ рукописи были нѣкоторыя слова поправлены рукою самого Митрополита. Видно, что онъ занимался этимъ дѣломъ. — Но послѣ того, какъ рукопись была у Митрополита, Голубинскій сдѣлалъ нѣкоторыя прибавленія, и, кажется, напрасно. Напр., онъ вставилъ въ текстъ слова на 16 стр.: глаголя: „да пріидетъ Духъ Твой Святый и да очиститъ насъ”. Что было драгоцѣнное поясненіе въ примѣчаніи, то дѣлается порчей книги, когда вставляется въ текстъ и приписываются святому Писателю такія слова, которыхъ онъ не говорилъ. — Но съ этимъ было дѣлать нечего. — Однако же, другую вставку я взялъ на себя смѣлость вычеркнуть, потому что мнѣ кажется, что она можетъ навести на ложное пониманіе. Голубинскій взялъ ее изъ рукописи Латинской, изданной Бернардинскими монахами. Для чего же изъ этихъ Латинскихъ изданій брать реченія, которыхъ нѣтъ въ переводѣ Паисія, и приписывать ихъ Паисію? — это реченіе, о которомъ я говорю, находится на стр. 29. У Паисія было сказано: ниже яко иною ину; не бò по производству отъ Единицы Троица небытна (несозданна) Суша и самоизъявна. Голубинскій поправилъ: ниже видѣти яко ину черезъ ину: не бò посредствуется коимъ либо соотношеніемъ тождественное и безъотносительное, акибы произведеніе къ винѣ своей относящееся: ниже яко отъ иныя ину: не бò по производству отъ Единицы Троица, незаимствовано бытіе имущи и самоизъявна Суща. — Здѣсь, какъ Вы изволите видѣть, слова подчеркнутыя два раза у Паисія не находятся, и вставлены Голубинскимъ изъ Латинскаго изданія. — Но, державши корректуру, я думалъ, что мы не имѣемъ права приписывать Паисію то, что онъ не писалъ, и что, сомнительно даже, написалъ ли бы онъ, и было ли въ какомъ нибудь текстѣ Максима, ибо Латинскіе монахи въ такихъ случаяхъ не знаютъ совѣсти и легко присочинятъ реченіе, чтобы приводить его въ подтвержденіе противъ ученія о Единой Винѣ Святой Троицы. Основываясь на этомъ чувствѣ, я вычеркнулъ слова, прибавленныя Голубинскимъ. Онъ можетъ ихъ поставить въ опечаткахъ, если захочетъ. Но Васъ, Батюшка, прошу сказать мнѣ, такъ ли я поступилъ, или слишкомъ самовольно?