Сигрид Унсет покидала Сан-Франциско, но без боя не сдавалась. Ее не слишком-то обрадовали статьи, которые были напечатаны на следующий день после ее приезда в газетах «Сан-Франциско кроникл» и «Нью-Йорк таймс». Мало того, что «Нью-Йорк таймс» писала о ней: «Горе ее настолько велико, что его не выплакать слезами». Теперь она уже предстала как «вечная странница, лишенная дома и надежды».
Унсет пригласила журналиста Роберта ван Гельдера, чтобы рассказать ему всю правду. Большая статья в «Нью-Йорк таймс» от 8 сентября 1940 года начиналась цитатой из Сигрид Унсет: «Пока идет война, нам не до литературы». Не дав ему опомниться, она перешла в наступление:
— У вас, у репортеров, есть такая немецкая сентиментальность, которая мне совершенно чужда. Черты немецкого характера меня не привлекают.
При этом глаза ее сверкали, она была очень довольна своим выпадом, как отметил журналист. Затем она перешла к рассказу о норвежском Сопротивлении. Например, она знала норвежского солдата, который подбил немецкий самолет, целясь в руки пилота, она могла рассказать про многие бои, свидетелем которых ей довелось побывать. Сигрид Унсет закончила длинное интервью мольбой к журналисту: «Наверно, я хочу слишком многого, но почему бы хоть раз не попробовать обойтись без сентиментальности и просто не рассказать правду?»
В Нью-Йорке ее тепло принимали Альфред и Бланш Кнопфы. Они заказали для нее номер в «писательском отеле» «Алгонкуин» на 44-й улице, в самом центре Манхэттена. Отель облюбовали многие знаменитости, но его атмосфера не очень-то подходила ей. Сигрид Унсет утомило долгое путешествие через весь континент, и чета Кнопфов сочувствовала ей: писательницу не на шутку тяготила вся эта суета вокруг нее. Они увезли ее с собой за город, в свой дом в Вестчестер-Каунти. Она немало удивилась, узнав, что Кнопф, кроме прочего, выращивает собственные овощи. Альфред Кнопф славился не только тем, что всегда одевался с иголочки, он был еще и ценителем редких вин, гурманом, выращивающим собственные овощи, и любителем редких растений. Сигрид Унсет с энтузиазмом слушала его, когда он демонстрировал ей свое знание латыни, показывая растения. Кнопф наверняка очень радовался тому, что она проводила много времени в саду, ведь он был фанатичный противник курения. Повсюду в доме в разных комнатах красовались таблички с надписью «Не курить» на множестве языков. Он не любил напитки крепче вина, но ей предложил скотч. Альфред Кнопф сразу догадался, что Сигрид Унсет предпочитает виски с содовой, и потом частенько посылал ей виски из своих запасов. Его супруга Бланш не была гурманом и казалась равнодушной к садоводческим пристрастиям мужа. Зачастую она предпочитала оставаться в квартире на Манхэттене. В ту пору, за исключением еще одной женщины в Копенгагене, она была единственной женщиной-издательницей во всем мире. Сигрид Унсет наслаждалась обществом этих деловых нью-йоркцев, она с удовольствием опускалась в садовое кресло, брала их маленькую собачку на колени и позировала для семейного фотоальбома.
«Я словно нахожусь в другом мире, далеко от цивилизации; здесь пышные лиственные леса, красивые озерца, низкие, покрытые лесом холмы, <…> река Гудзон с отвесными берегами. Базальтовые скалы и туман над рекой, всю ночь напролет кузнечики самых разных видов и ночные птицы оглашают окрестности своими концертами. Никаких других звуков в округе не слышно»[717].
С Кнопфами она обсуждала стратегию своих лекций и выступлений: как лучше всего нанести удар по тем, кто считает, что Норвегия сдалась без боя? Альфред А. Кнопф был абсолютно убежден, что ей следует выступать взвешенно и оперировать фактами, делиться рассказами о своем собственном вынужденном бегстве и пережитым опытом, но главное, писать побольше романов. Хотя он прекрасно понимал, что Сигрид Унсет сейчас вряд ли настроена работать над новым романом. Она собиралась обнажить свой меч и знала, по кому в первую очередь нанесет удар.
Американский репортер Лиланд Стоу заработал себе славу в США благодаря статейкам, в которых он описывал, как Норвегия пала на колени 9 апреля[718]. Судя по его репортажам, большинство норвежцев заняли по отношению к Квислингу пассивно-выжидательную позицию. Стоу получил Пулитцеровскую премию и стал очень знаменит. Он оказался единственным американским журналистом, ставшим свидетелем наступления немецких войск на Осло. Поэтому в первую очередь именно на совести Стоу лежало то, что в США сложилось впечатление, будто Норвегия — страна, которая не отстаивала свою свободу. Ничего удивительного, что для Сигрид Унсет он стал врагом номер один. Она прислушалась к советам Кнопфа, систематизировала свои записи и факты для обстоятельного выступления на тему «Скандинавия и война».
Унсет отправилась в поездку с готовой рукописью: шесть недель лекций и выступлений, потом краткий перерыв на отдых — и еще шесть недель подряд. В конце октября она вернулась в Нью-Йорк, где прочла дюжину докладов. 22 октября она открыла сезонные чтения в Колумбийском университете и особенно была довольна тем, что в списке докладчиков Лиланд Стоу шел сразу после нее. Сигрид Унсет поделилась с аудиторией: оказалось, что мистер Стоу не знает ни слова по-норвежски и что он совершил 9 апреля пару прогулок до «Гранд-кафе», а все остальное время, и это могли подтвердить и она сама, и посол Гарриман, просидел в американском посольстве. Так она в пух и прах раскритиковала версию Стоу о том, что Норвегия не оказала врагу должного сопротивления.
«Мне кажется, все прошло хорошо», — написала она Рагнхильд[719]. Разъезжать с утра и допоздна, да еще и выступать по вечерам было достаточно утомительно, но она повидала большую часть страны. И дело было не только в этом: она могла теперь обеспечить Ханса и себя, а также отправлять деньги сестрам и приемным детям через Рагнхильд.
Унсет решила переехать — из фешенебельного отеля на Манхэттене в Бруклин, в небольшой отель «Маргарет», расположенный на Коламбиа-Хайтс. Здесь она мигом превратила обе комнаты в рабочий кабинет. Ей удалось пристроить Ханса в Гарвард, правда, не обошлось без участия литературного агента Кэрол Хилл. И вообще она не могла нарадоваться на младшего сына — Америка пошла ему на пользу. А он, в свою очередь, научился при любом удобном случае использовать имя Унсет, чтобы добиться того, чего хотел.
Благодаря Альфреду Кнопфу писательница иногда получала новости из Бьеркебека и от Эйлифа Му. Кнопф продолжал переписываться с Му, но по-прежнему не мог перевести деньги в Бьеркебек, чтобы как-то облегчить финансовое положение ее родных и близких. Кнопф поделился, что Сигрид Унсет тепло принимают в Америке. Но он утаил, что Бьеркебек перестал казаться ей центром вселенной. Она все больше увлекалась своим «открытием Америки». С наслаждением она пересекала Бруклинский мост, а на обратном пути садилась в автобус, потом отдыхала немного на лавочке около отеля с живописным видом на Манхэттен. На юго-западе возвышалась статуя Свободы, приветствуя беженцев, таких как она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});