Тенч.
— Всех выходящих обыскивать. Необходимо найти хирургические ножницы. С этой же целью следует обшарить все подозрительные уголки в больнице.
Тенч побагровел.
— Да вы будете слушать меня или нет, черт вас побери?!
На этот раз следователь круто обернулся к доктору и мрачно отчеканил:
— Нет, слушать будете вы, а не я.— Голос его звучал ровно.— Я хочу, чтобы вы знали, с чем мы сейчас имеем дело. Вы когда-нибудь слышали об убийце по прозвищу Близнец?
— Что-что? — Тенч кипел злобой и никак не мог успокоиться.
— Я сказал: об убийце по прозвищу Близнец,— повторил Киндерман.
— Да, я о нем слышал — ну и что же? Его убили.
— А вы помните, как описывали его «фирменные знаки» на жертвах?
— Послушайте, на что вы намекаете?
— Так вы помните?
— Как он уродовал трупы?
— Да,— твердо произнес Киндерман. Он вплотную придвинулся к доктору,— Убийца всегда отрубал у жертвы средний палец на левой руке, а на спине вырезал знак Зодиака — знак Близнецов. Фамилия или имя каждой жертвы начинались с буквы «К». Ну, теперь вспомнили, доктор Тенч? А теперь забудьте об этом, вычеркните все из памяти, выкиньте из головы. На самом деле он отрезал вот этот палец! — И следователь выставил вперед указательный палец правой руки.— Не средний, доктор, а указательный палец! И не на левой руке, а на правой! Да и знак Близнецов он вырезал не на спине, а на левой ладони! Только сотрудники отдела по расследованию убийств в Сан-Франциско знали об этом, а больше никто. Но они специально подкинули прессе ложную информацию, чтобы потом к ним не являлся какой-нибудь очередной псих и не утверждал, будто он и есть настоящий убийца, тот самый Близнец. Таким образом, они не тратили напрасно время на лишние допросы и расследования, а сэкономили его на поиски истинного преступника и вышли на его след.— Киндерман говорил теперь прямо в лицо доктору: — А в этом конкретном случае, в этом и еще в двух других, доктор, мы имеем дело как раз с настоящим убийцей, потому что все сходится! Абсолютно все.
Тенч остолбенел
— Я не могу вам поверить,— наконец выдавил он из себя.
— Придется. И еще: когда Близнец писал свои послания в газету, он имел привычку иногда удваивать букву «р» — наверное, для большего эффекта. Это вам ни о чем не говорит?
— Боже мой!
— Теперь вам все ясно? Все понятно?
— Но как же с фамилией? Ведь «Дайер» не начинается с буквы «К»! — воскликнул пораженный Тенч.
— Его второе имя было Кевин. А теперь позвольте нам заняться делом, чтобы мы имели возможность обеспечить вашу же безопасность.
Бледный как полотно доктор кивнул.
— Простите меня,— тихо пробормотал он и зашагал прочь.
Киндерман вздохнул и, устало посмотрев на Аткинса, огляделся вокруг. Одна из медсестер соседнего отделения стояла рядом. Сложив руки, она пристально наблюдала за следователем. Киндерман встретил ее взгляд и отметил про себя, что девушка неестественно возбуждена. Он повернулся к Аткинсу и, взяв его под руку, отвел от стола.
— Сделай все, о чем я только что говорил. И еще не забудь про Амфортаса. Ты ему так и не дозвонился?
— Нет.
— Продолжай звонить. Ну, все. Теперь иди.
Киндерман легонько подтолкнул сержанта и молча проследил, как тот вошел в застекленный кабинет и снял телефонную трубку. И снова неимоверная тяжесть обрушилась на его душу, как только он направился в палату Дайера Следователь старался не смотреть на полицейского, дежурившего у двери. Он медленно взялся за ручку, открыл дверь и вошел внутрь.
Внезапно Киндерману показалось, будто он проник в другое измерение. Лейтенант прислонился к стене и взглянул на Стедмана. Патологоанатом сидел на стуле, уставившись в пустоту. За его спиной дождь барабанил в оконное стекло. Половину комнаты скрывала тень, а тусклый свет, струящийся сюда с улицы, серебристым сумраком окутывал палату.
— Во всей комнате ни капли крови,— еле слышно проговорил Стедман. Голос его звучал безжизненно.— Ни единого пятнышка. Даже на бутылочных горлышках,— добавил он чуть погодя.
Киндерман кивнул. Он набрал в легкие побольше воздуха и посмотрел на тело, которое покоилось на кровати, накрытое белой простыней. Рядом стояла тележка для развоза лекарств, и на ней ровными рядами выстроились двадцать две бутылочки для анализов. В них была разлита вся кровь отца Дайера. Взгляд следователя застыл на стене за кроватью, где убийца кровью отца Дайера вывел слова:
«ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА».
Когда солнце уже почти скатилось к горизонту, стало ясно: таинственные события выходят далеко за рамки разумного и не поддаются никаким объяснениям. В полицейском участке Райан докладывал Киндерману о результатах лабораторных исследований. Они провели сравнительный анализ отпечатков пальцев.
Следователь недоумевал.
— Вы что же, хотите сказать, будто эти убийства совершил не один, а два человека? Два разных человека? — допытывался он.
Отпечатки пальцев в исповедальне и на бутылочках не совпадали.
ЧЕТВЕРГ, 17 МАРТА
Глава одиннадцатая
Представим себе, что человек решил пошевелить рукой. Мозговые нейроны возбуждают следующую цепочку нейронов, порождая моторную реакцию. Но вот какой именно нейрон принимает необходимое решение? И если мысленно продлить эту цепь зажигания миллиардами нейронов головного мозга, то что же все-таки остается там, где эта цепь прерывается,— что же такое, что побудило человека на движение рукой? Может ли нейрон принять подобное решение? Некий Первичный Нейрон, который сам возбуждению не поддается? Отдающий команды, но в свою очередь не подчиняющийся ни одной из них? А может быть, весь мозг целиком принимает решение? Обладает ли целое чем-то таким, что отсутствует у его составных частей? И могут ли миллиарды нолей дать в итоге нечто большее, чем ноль? Так что же заставляет мозг отдавать команды?
Киндерман прислушался к надгробной речи.
— И пусть ангелы введут тебя в Царство Небесное,— произнес отец Райли.— Пусть хор ангелов приветствует тебя у врат рая. Вместе с Лазарем, который когда-то влачил свои дни в нищете, ты пребудешь в вечном покое.
С тяжелым сердцем Киндерман наблюдал, как отец Райли окропляет гроб святой водой. Церковная месса закончилась, и теперь все они находились в тенистой университетской долине. День только-только зарождался. На иезуитском кладбище вырыли свежую могилу. Сюда пришли священники из церкви Святой Троицы, а также несколько университетских иезуитов — остальные занимались сейчас в основном