к Аткинсу.
— Киндерман хочет побыть один,— произнес он неестественно ровным, каким-то металлическим голосом.
Аткинс кивнул.
— Вы курите? — спросил Стедман.
— Нет.
— Я тоже, но сейчас не отказался бы от сигареты,— признался Стедман.
Он на секунду отвернулся, будто размышляя о чем-то. Потом вытянул перед собой руку и поднес ладонь к глазам. Пальцы сильно дрожали.
— Господи Иисусе! — тихо воскликнул Стедман.
Дрожь усилилась. Он резко сунул руку в карман и стремительно отошел от Аткинса, направляясь вслед за Райаном. Какое-то время Аткинс еще слышал его голос: «Боже! Боже мой! Господи Иисусе!»
Раздался приглушенный звонок: один из пациентов, видимо, вызывал медсестру.
— Сержант...
Аткинс очнулся от невеселых раздумий. Полицейский, дежуривший возле дверей палаты, смотрел на него странным взглядом.
— Слушаю вас,— откликнулся Аткинс
— Что за чертовщина здесь происходит, сержант?
— Я не знаю.
До Аткинса донеслась грубая словесная перепалка Он поднял глаза и увидел, что возле лифта журналисты с пеной у рта что-то втолковывают полицейским. Сержант узнал одного из комментаторов местного телевидения, ведущего шестичасовых новостей. У него были напомажены волосы. Телевизионщик лез на рожон, постоянно осыпая бранью полицейских. Однако стражи порядка не давали пройти репортерам, а, наоборот, оттесняли их назад. Комментатор, нехотя пятясь, оступился и чуть было не потерял равновесие. Видимо, это окончательно вывело его из себя. Он крепко выругался и вместе со своей журналистской братией спешно ретировался, выкрикивая что-то на ходу.
— Скажите, пожалуйста, кто здесь главный? Раньше мне почему-то казалось, что это я.
Аткинс повернул голову налево и увидел возле себя невысокого худощавого мужчину в синем фланелевом костюме. За толстыми стеклами очков светились умные добрые глаза.
— Вы здесь командуете? — не унимался незнакомец.
— Я сержант Аткинс. К вашим услугам, сэр.
— А я доктор Тенч. Сдается мне, что я главный врач больницы,— добавил он.— Понимаете, у нас здесь много пациентов в критическом состоянии. И вся эта суматоха здорово действует им на нервы.
— Понимаю, сэр.
— Я не хочу показаться вам бессердечным,— продолжал Тенч,— но чем раньше уберут покойника, тем быстрее уляжется эта заварушка Как вы думаете, скоро это произойдет?
— Думаю, что да, сэр.
— Надеюсь, вы понимаете мое положение.
— Безусловно.
— Спасибо.— Тенч устремился к выходу. В его походке сквозило подобострастие.
Внезапно Аткинс заметил, что вокруг стало тише. Он огляделся по сторонам и обнаружил, что телерепортеры один за другим покидают холл. Комментатор еще что-то говорил и для убедительности шлепал по ладони свернутой в трубочку газетой. Вот разошлись дверцы лифта, из него вывали Стедман и Райан, и лифт тут же поглотил всю телебригаду.
Стедман и Райан направились к Аткинсу. Оба шагали молча, уставившись в пол.
Репортер еще успел крикнуть им вслед:
— Эй, а что здесь произошло?
Створки лифта сомкнулись.
Аткинс услышал, как скрипнула дверь палаты Дайера. И туг же увидел возникшего на пороге Киндермана. Глаза у следователя покраснели — видимо, он без конца тер их. Какое-то время Киндерман молча разглядывал Стедмана и Райана.
— Вот и все, можете заканчивать,— тихим, надломленным голосом произнес он.
— Лейтенант, примите наши соболезнования! — проникновенно воскликнул Райан. Его лицо выражало сострадание.
Киндерман, упорно глядя в пол, кивнул.
— Спасибо, Райан, да, спасибо,— пробормотал он и торопливо устремился к лифтам, не поднимая головы.
Аткинс догнал его.
— Мне необходимо чуточку прошвырнуться, Аткинс.
— Да, сэр.
Сержант продолжал идти рядом. Как только они подошли к лифтам, створки одного из них тут же распахнулись. Лифт направлялся вниз, следователь и его помощник вошли внутрь и сразу же развернулись лицом к дверям
— Похоже, что мы удачно выбрали лифт,— произнес кто-то за их спинами.
Аткинс услышал, как заработал мотор, и, обернувшись, разглядел ухмылку на губах комментатора, а также стрекочущую камеру в руках оператора.
— Скажите, а священнику отрезали голову,— начал было комментатор,— или...
Не задумываясь, Аткинс со всего маху врезал комментатору в челюсть. От неожиданности и силы удара тот стукнулся головой о стенку лифта. Из разбитой губы брызнула кровь, комментатор осел на пол и потерял сознание. Аткинс перевел взгляд на оператора, и тот сразу же опустил камеру. Сержант посмотрел на Киндермана, Казалось, следователь даже и не заметил происшедшего. Он молчал, уставившись в пол и засунув руки в карманы. Аткинс нажал кнопку, и лифт остановился на втором этаже. Взяв следователя под руку, сержант бережно вывел его из лифта.
— Аткинс, что это ты затеял? — рассеянно пробормотал Киндерман, Сейчас он выглядел жалким и беспомощным стариком.— Я хочу прошвырнуться.
— А мы как раз и идем гулять, лейтенант. Вот сюда, прошу вас.
Аткинс проводил лейтенанта в другое крыло больницы и, вызвав лифт, спустился с Киндерманом на первый этаж. Ему не хотелось натолкнуться в вестибюле на журналистов. Миновав еще несколько длинных коридоров, они оказались в конце концов на улице, но только с другого выхода, рядом с территорией университета. Небольшой портик оберегал их от дождя, который заметно усилился к этому времени. Молча наблюдали они за ливневыми струями. Вдалеке группа студентов в разноцветных куртках и плащах припустилась бегом, торопясь на завтрак. Две подружки-студентки, заливаясь смехом и прикрывая газетами головы, выпорхнули из общежития.
— Этот человек был настоящей поэмой,— нежно произнес Киндерман.
Аткинс ничего не ответил. Он продолжал следить за дождевыми потоками.
— Аткинс, я хочу немного побыть один. Спасибо тебе.
Аткинс обернулся и внимательно посмотрел на следователя. Тот невидящим взглядом уставился прямо перед собой.
— Хорошо, сэр,— коротко бросил сержант.
Он повернулся и отправился назад, в отделение невропатологии, где с ходу принялся опрашивать свидетелей трагедии. Всех врачей, медсестер и санитаров психиатрического отделения, дежуривших в эту ночь, попросили задержаться. Некоторые из них уже крутились поблизости. Пока Аткинс задавал, вопросы дежурной медсестре, рядом с ними неожиданно появился какой-то врач.
— Вы простите меня... Извините...— перебил он Аткинса.
Взглянув на него, сержант заметил, что человек находился в сильнейшей растерянности.
— Меня зовут Амфортас, доктор Амфортас. Я лечил отца Дайера. Скажите, неужели это правда?
Аткинс с грустью кивнул.
Несколько секунд Амфортас молча стоял, бледнея прямо на глазах. Взгляд его становился все более пустым и отрешенным. Врач словно ушел в себя и, обронив на прощание: «Благодарю вас», неуверенной походкой двинулся к выходу.
Аткинс посмотрел ему вслед и снова повернулся к медсестре:
— Когда он приходит на работу?
— Он не приходит сюда больше,— ответила та, пытаясь сдержать подступающие слезы.— Амфортас