Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

— Толкование поступка варьируется слишком… интенсивно.

А это не важно, человек может заблуждаться.

— То есть Кант впервые, да, вводит в концепт нравственности какие- то поступки, который человек должен совершать не из требований коллектива, не из требования социума, в котором он находится, а из требования только личного, и наоборот, если это требование коллектива

— это уже не моральный поступок?

Это приспособленческое поведение, да.

— Т. е. это разведение впервые было?

Ну, почему, это в стоической этике уже подобные идеи высказывались, как бы об автономности мудреца. Но Кант расходится серьёзно со стоиками, и я сейчас скажу в каком плане. Ну, сразу же могу сказать: он сходится со стоиками в вопросе об автономности добродетели, но расходится в трактовке проблемы чувственности и счастья. Вот стоики всё‑таки занимали достаточно ригористичную позицию, отождествляя просто добродетель со счастьем, и полностью отказывая (во всяком случае, ранние историки) в чувственных удовольствиях, считая их чем‑то, совершено не нужным. Тогда как Кант, не смотря на упрёки его в ригоризме, в действительности занимает гораздо более мягкую позицию. Его этика никоим образом не является аскетической. Стремление к удовольствию Кант называет, вполне естественным и законным стремлением. Совокупность удовольствий он называет счастьем или блаженством. Так вот.

— А вот даже средние стоики — они все были богатыми. Богатство ведь требует постоянного обслуживания и напряжения сил. Единственно, почему люди сохраняют этот статус, потому что это приносит удовольствие чувственное.

Ну, стоики, помните, поздние, средние стоики, они называли богатство нейтральной вещью, которое, однако, предпочтительно. Потому что оно способствует совершенствованию добродетели. То есть они склонялись к той позиции, которая гораздо более четко в последствии озвучил Кант.

Так вот, значит, если перед человеком нет никаких моральных обязательств, то он вполне может, это по Канту, вполне нормально, так сказать, предаваться удовольствиям, ничего в этом нет предосудительного. Вот в ситуации выбора человек должен следовать чувству долга. А чувство долга вырастает, кстати, Кант называет его, единственным априорным чувством (чувства долга). Оно вырастает из воздействия практических максим на чувственные склонности. Так вот в ситуации выбора он должен следовать долгу.

— А могут быть обязательства перед самим собой? Обязательства по определенному получению удовольствий. Но это получение удовольствий…

Человек иногда заставляет себя это делать даже, например, ходить в театр в воскресенье. Ему не хочется, но он знает, что если он настроится на определенное состояние, то он получит удовольствие от этого. И это его долг — так настроиться, чтобы получить удовольствие, а не просто присутствовать чисто механически.

Верно. Именно так Кант и рассуждал. Вот эти культурные, так называемые, или как сказал бы Эпикур — интеллектуальные удовольствия — они действительно относятся к числу обязанностей, имеющихся у человека по отношению к самом себе. Он подробно рассуждает на эту тему в трактате «Метафизика нравов».

Ну, а теперь вот это волшебное средство нам надо попробовать. Как же всё‑таки понять, какой поступок моральный, а какой нет. Да, мы понимаем, что такое долженствование; да мы чувствуем долг, некий, но иногда он замутнён. Как разобраться? Есть ли такое увеличительное стекло, которое может нам чётко показать структуру морального поступка? Кант считает, что да, есть и опять‑таки эти критерии морального поступка вытекают из всеобщности, которая должна быть в нём заложена, как мы уже знаем. И в наиболее ясной форме он сформулировал вот эти критерии в формы изложения категорического императива. Формулировка эта его звучит так: «поступай так, (значит вот критерий), поступай так, что бы максима твоей воли могла стать формой всеобщего законодательства». Итак, надо поступать, так что бы максима нашей воли могла стать формой всеобщего законодательства. Максима воли это в данном случае то, что мы хотим сделать. Этот мотив влекущий нас к определённому действию. Что это значит: всеобщего законодательства? Здесь тоже не совсем может быть ясно. На практике это работает очень просто. Вот вы что‑то задумали, берёте этот поступок и подставляете его с квантором всеобщности, то есть предполагаете, что все будут поступать точно так же, вот как вы в такой ситуации. И смотрите: а — сохранится ли общество в этом случае. б — не приведёт ли это к самоотрицанию поступка.

Если это приводит к самоотрицанию поступка, то он аморален. Если не приводит, то тогда..

— Что значит «самоотрицание поступка»?

Вот давайте на примере кантовском это проиллюстрируем. Вот скажем вы оказались в ситуации, как говорит Кант, когда вы после того, как взяли деньги в долг, должны их отдавать. И вы думаете: «А что если я не отдам деньги?» Моральный это будет поступок или не моральный? Что морально: отдавать или не отдавать? Проверим. Допустим, что мы считаем, что не отдавать долг морально. Вот сейчас посмотрим, как это всё сработает. Послушайте, значит. Сделаем этот принцип, эту максиму — всеобщей. То есть, предположим, что никто не будет, после того, как он взял деньги в долг их отдавать, так? Никто не будет. И к чему же это приведёт? Это приведёт к тому, что никто просто давать‑то в долг не будет, если никто не будет отдавать! А если никто не будет давать в долг, то никто не будет и не отдавать. То есть сам поступок, сам себя, видите, уничтожил.

— Это он по — немецки немного рассуждает. В России другие следствия…

Да вот не думаю я, что в России другие следствия.

— Они несколько другие. То есть в его рассуждениях субъект действует осознанно, скажем в России же многие действия происходят не осознано.

Но это проблема тех, кто действует не осознано.

— Вот мы недавно на Гоголя сходили… Ну, наш человек не хотел дать, а дал… Вот там смотришь, как Ноздрёв общается с чиновниками. Все понимали прекрасно, что он не может не соврать, но в каких‑то обстоятельствах начинают к нему обращаться, получать от него информацию.

Я понимаю.

— То есть это просто не вполне осознанные поступки.

Я понимаю, в чём дело. Я понял вашу позицию, однако она ничего не меняет. С точки зрения Канта, и, по — моему, с точки зрения любого рассуждения. Ведь что с того, ну, Ноздрёв просто абсолютно омерзительный тип. Аморальный. Это действительно один из самых омерзительных типов, выведенных во всей русской литературе! Только и всего. Конечно, человек не может не отдавать. Кто‑то не отдаёт. Так что. к чему это приводит? Приводит к тому, что его, допустим, считают не вполне порядочным человеком. Ну не всегда конечно, но в любом случае.

— Просто когда таких людей становится слишком много, в обществе начинается какая то странная психологическая игра. Дурная. То есть, в принципе, безусловно, Кант прав. Но его рассуждения полезны всё‑таки когда общество, публика… обладает всё‑таки способностью к сознательному поведению.

Ну, одна из обязанностей человека по отношению к самому себе состоит в том, что бы вести себя осознано, рефлексировать, так сказать, свои поступки. Другое дело, опять‑таки, не все этому соответствуют. Но Кант на это может вам сказать, что человеческая природа испорчена, я вот об этом ещё не говорил. Он считает, что люди по своей природе злы — несколько странно это звучит в свете того, о чём мы сейчас говорили. Но эту тему он развивает в частности в работе «Религия в пределах только разума», да и в «Антропологии» она звучит. То есть смотрите, ведь люди, как правило, в ситуации выбора между моральным поступком и иным так сказать, выбирают в пользу иного. Для человека мораль чаще всего является просто предписанием, которому он не следует. Ведь нельзя сравнивать законы морали, предписания категорического императива, с естественными физическими законами. Если бы они были физическими законами, они не имели бы статуса долженствования, заметьте. Надо различать.

— А вот как быть, если, скажем, мой внутренний моральный закон, как я его понимаю, расходиться с государственным принципом устроения?

Ну, это серьёзный вопрос. Тут за рецептом, думаю, надо было бы к Гельвецию обратиться, он большой мастер вот решений подобных коллизий. Он бы Вам ответил, что стремитесь изменить общественные законы. Кант на эту тему мало рассуждал, Его видимо вполне устраивали прусские законы. Но в любом случае это сложная ситуация. Тут каждый должен решать для себя. Я понимаю, что Вы хотите сказать. Кант может быть или, по крайней мере, может создаться такое ощущение, что он очень упрощает ситуацию. Что он пытается весь мир моральных поступков представить в чёрно — белом свете. Вот есть моральный поступок, есть неморальный — и в любой ситуации всегда можно сказать, какой поступок морален. Похоже, что он действительно, по крайней мере, до «Метафизики нравов», где его позиция несколько была подкорректирована в пользу размывания (в этом смысле) морального ригоризма. До этого он, похоже, так считал, но возможно, что всё‑таки есть тупиковые моральные ситуации. Есть ситуация когда наоборот, любое решение. есть как — бы альтернативные решения и какое предпочесть из них, трудно сказать. Вот так априори не решить. Более того, если мы посмотрим на это рецепт кантовский, то мы увидим, что он эффективно показывает, лишь то, какие поступки аморальны. Но он не вполне ясно показывает, какие поступки моральны. И какие стоит предпочесть. В ряде случаев мы видим что.