Читать интересную книгу Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон

— Он уходит, — сказал кто-то. — Дефибриллятор!

— Продолжать вентиляцию. Еще физраствор.

Майера качало и трясло, провода на груди.

— Готово.

Аппарат на стене.

— Разряд!

Майер дернулся.

— Еще раз!

Майер дернулся.

Руки на груди, жмут, жмут, жмут.

В ее мозгу слова: «Только живи! Только живи!»

Никто не слышит.

Час спустя. Она сидела на скамье в коридоре возле операционной. Все еще липкая от его крови. Все еще растерянная после того, что случилось.

Развилки на дорогах. Сделанный выбор.

Если бы она позволила ему поехать домой к больному ребенку.

Если бы они вошли вместе, как требует каждый учебник.

Если бы…

К ней шел Брикс. Вечерний костюм, белый галстук-бабочка, нарядная рубашка.

— Я приехал, как только смог, — сказал он.

Дальше по коридору люди в зеленых хирургических костюмах тихо переговаривались из-под масок.

— Какие новости? — спросил он.

В операционную вбежала медсестра с жидкостью в пластиковом пакете.

— Еще оперируют.

Она смотрела, как входят и выходят люди. Пыталась угадать их мысли.

— Что вы делали на складе?

— Что?

Он повторил вопрос.

— Мы думали, среди вещей Метты Хауге могут быть улики. У кого-то возникла та же идея.

— Оставьте это мне, — сказал Брикс. — И на этот раз будете делать только то, что я вам скажу.

В коридоре появилась Ханна, жена Майера. Она шла как во сне, лицо неподвижное, ни кровинки.

— Где он? — спросила она.

— В операционной, — сказала Лунд. — Пойдемте, я провожу вас в приемный покой.

— Нет.

Брикс зыркнул на нее сердито. Высокий импозантный мужчина в вечернем костюме — такие моменты принадлежали ему и ему подобным. Он положил руку на плечо Ханны Майер и повел ее по коридору в приемный покой.

Лунд осталась одна смотреть им вслед.

Стояла и не двигалась, не могла двинуться.

11

Среда, 19 ноября

Семь тридцать, сырое утро. По мокрым городским улицам ползли бесконечные потоки транспорта. В студии недалеко от дворца Кристиансборг в прямом радиоэфире Хартманн и Бремер сошлись в очередном раунде дебатов.

Охрана окружающей среды и промышленные инновации — Хартманн продвигал свои «зеленые» позиции.

— Мы должны сделать город привлекательным для компаний, которые заботятся об окружающей среде…

— Это безумие — тормозить промышленность во имя экологии, — перебил его Бремер.

Он выглядел усталым и раздраженным. Хартманн следовал совету Риэ Скоугор — играл на обаянии: новое молодое лицо в копенгагенской администрации, спокойный, внимательный, разумный политик.

— Никто не говорит о том, чтобы тормозить…

— Но есть ли что-нибудь общее в ваших позициях? — спросила ведущая. — Так или иначе, вам придется работать вместе после выборов. Возможно ли это?

— Я могу работать с кем угодно, — провозгласил Бремер. — Вопрос только в надежности репутации Хартманна.

— Вы отвлекаетесь от темы, Бремер. Мы здесь, чтобы говорить об охране окружающей среды.

— Нет, нет и нет. Сейчас столько завязано на том убийстве. Вопросы, на которые до сих пор нет ответа…

Хартманн улыбнулся женщине, ведущей встречу.

— Мы говорили об этом уже миллион раз, — сказал он. — С меня сняты все обвинения. С моих сотрудников тоже. Полиция сама заявила об этом…

— Доверие. Вот что самое главное, — настаивал Бремер. — Как мы можем работать с человеком, в котором мы все так сильно сомневаемся?

Хартманн пожал плечами, не сводя глаз с радиоведущей:

— Меня крайне огорчает то, что вы продолжаете использовать эту трагедию в корыстных целях. В настоящее время один из достойнейших офицеров полиции находится в больнице в критическом состоянии. Сейчас не лучшее время…

— Вы довели этого беднягу до такого состояния, не я. Насколько мне известно, он не относился к числу ваших поклонников…

Секундная стрелка на больших настенных часах бежала к финишу. Хартманн точно рассчитал время своей реплики:

— Мы готовы работать со всеми, кто доказал свою добросовестность и преданность общему делу. Это исключает господина Бремера и его партию. Я сожалею, что вынужден так говорить, но уверен, что уважаемая аудитория, слышавшая последние слова мэра, меня поймет.

— Нет!..

— Благодарю вас, — сказала ведущая, — наше время истекло. А теперь…

Началась программа новостей. Поуль Бремер поднялся, с натянутой улыбкой обменялся с присутствующими рукопожатиями и ушел.

Риэ Скоугор была довольна. Хартманн прислушивался к новостям: Майер был все еще без сознания после операции и находился в реанимации.

Кто-то постучал пальцами в стеклянную перегородку студии. Эрик Салин.

Он стоял на пути к выходу, то есть Поуль Бремер не мог миновать его. Другой двери не было.

Хартманн вышел и, не останавливаясь, двинулся дальше.

— Найдется минутка, Троэльс? — спросил Салин, догоняя его.

— Вчера мы достаточно пообщались.

Он направлялся к выходу, его ждали новые встречи и новые интервью.

— Я тут поспрашивал о конверте, в котором лежала кассета с пульта охраны. Он такого же образца, как те, что используют в вашем департаменте.

Хартманн только изогнул бровь.

— Да, я специально вчера туда зашел и позаимствовал один конверт для сравнения, — добавил Салин.

— Вот как, Эрик? Уж не рассчитываете ли вы, что конверт принесет вам Пулитцеровскую премию?

Салин просиял:

— Готов разделить ее с вами.

Хартманн свернул из вестибюля к туалету.

— Эй! — крикнул ему в спину Салин. — Не против, если я зайду с вами? Чего не сделаешь ради хорошей статьи!

— Вы напрасно теряете время.

Тем не менее журналист пошел вслед за Хартманном.

— Еще я поговорил с людьми в вашем штабе. Оказывается, у них было столько встреч и переговоров, что приходилось арендовать дополнительные помещения.

Хартманн мочился, глядя на белый кафель.

— Как интересно.

— Да, я тоже так думаю. Зачем платить за аренду офисных помещений, когда у вас простаивает квартира? В наши-то тяжелые времена?

Хартманн перешел к раковине, ополоснул руки, посмотрел на свое отражение в зеркале.

— Ваша озабоченность деталями поистине восхищает.

— Не зря же говорят: дьявол кроется в деталях. И какой дьявол! Забрал кассету с видеозаписью, подержал ее у себя в преисподней, хотя… — Он сделал паузу, дожидаясь, пока Хартманн повернется и коротко взглянет на него. — Хотя она снимает с вас подозрения — на первый взгляд! Затем упаковал кассету в один из ваших конвертов и подсунул полиции. А еще полторы недели кряду этот ловкий дьявол следил за тем, чтобы никто не заходил в квартиру, где была Нанна перед самой своей смертью. И если бы не полиция, неизвестно, сколько бы еще она пустовала. — Салин ухмыльнулся отражению Хартманна в зеркале. — Вы умный человек, Троэльс. Вы понимаете, это дурно пахнет. Дурно пахнет в вашей епархии, не у Поуля Бремера.

Хартманн поднялся по лестнице обратно в вестибюль. Там его уже ждала Риэ Скоугор.

— Даже если не вы совершили это преступление, — говорил Салин, не отставая от него, — то кто-то из вашего близкого окружения поверил, что это вы, и захотел прикрыть вас. Если ваши собственные люди не доверяют вам, если они думают, что вы способны на убийство, то что…

Хартманн не выдержал, схватил журналиста за воротник синего зимнего пальто и рывком прижал его к стеклянной стене радиостудии. Скоугор успела только негромко ахнуть.

— Напечатай из этого хоть одно слово, червяк поганый, и я превращу твою жизнь в ад.

Он был крупнее Салина. Не бил никого со студенческих лет, но сейчас драка казалась совершенно естественным решением.

— Троэльс! — взвизгнула Скоугор у него за спиной и вцепилась в его рукав.

— Давай, — сказал Салин, глядя на зависший над ним кулак, ухмыляясь в лицо Хартманну. — Сделай это. Твоя ближайшая помощница спит с оппозицией, чтобы заполучить для тебя секретные документы. Кто-то из твоего доверительного окружения уверен, что ты изнасиловал и убил школьницу. Ну что? Как господин Чистюля чувствует себя теперь? Начал догадываться, что с высоты падать больнее?

Она повисла у него на руке прежде, чем он успел ударить, повисла всем весом.

Подняв руки и сияя, словно одержал победу, Эрик Салин сказал:

— Это всего лишь вопросы, Троэльс. Только и всего. Вы политик. Вы должны уметь отвечать на них.

Хартманн выругался и быстро вышел за дверь.

Скоугор осталась. Она встала перед журналистом, злая, как черт:

— Кто тебя всему этому подучил? Хотя я и сама могу догадаться.

— Публика имеет право знать.

— Публика имеет право знать правду. Только не вздумай опубликовать хоть слово из своих измышлений, Эрик. Или придется тебе снова вернуться к фотосъемке из-за портьер в чужих спальнях.