Взовьются великой, вселенскою тризной,
Когда мы умрем.
…и очи закрыли, как небо, крестами.
Зачем нас зарыли? Затем, чтоб не встали?!
Так знайте, мы встанем – сердитые! – встанем,
И всё нам наличными выдать заставим:
Балладным стихом, оружейною сталью,
Любовной игрой,
Звездою Героя, восторженным гимном,
Бутылками пива – хоть "Гёсер", хоть "Гиннес" –
И критику скажем: "Паскуда! Не лги нам!",
Нависнув горой
Над бронзой, над славой, над лестью-шалавой,
Над гробом с кистями, над слёзною лавой,
Над бюста ухмылкой, смурной и лукавой,
Сегодня и здесь.
Строчат некрологи друзья-бандерлоги,
Но сердце не платит со стука налоги,
Хоть кстати, хоть нет, хороши или плохи –
Смотрите! Мы есть!
ЭХО СТАРЫХ ЛЕГЕНД
МНЕ СНИЛОСЬ…
I
Мне снился сон. Я был мечом.
В металл холодный заточен,
Я этому не удивлялся.
Как будто был здесь ни при чем.
Мне снился сон. Я был мечом.
Взлетая над чужим плечом,
Я равнодушно опускался.
Я был на это обречен.
Мне снился сон. Я был мечом.
Людей судьей и палачом.
В короткой жизни человека
Я был последнею свечой.
В сплетеньи помыслов и судеб
Незыблем оставался я.
Как то, что было, есть и будет,
Как столп опорный бытия.
Глупец! Гордыней увлечен,
Чего хотел, мечтал о чем?!.
Я был наказан за гордыню.
…Мне снился сон. Я БЫЛ мечом.
II
Мне снился бесконечный путь,
Пронзающий миры.
И в том пути таилась суть
Загадочной игры,
Игры, чьи правила – стары,
Игры, чьи игроки – мудры,
Они не злы и не добры…
И я кричал во сне.
Мне снился обнаженный меч,
Похожий на меня,
И яростно-кровавый смерч
Взбешенного огня,
И бились о клинок, звеня,
Копыта черного коня,
Что несся на закате дня…
И я кричал во сне.
Мне снилась прожитая жизнь –
Чужая, не моя.
И дни свивались в миражи,
Как сонная змея.
И шелестела чешуя,
Купался лист в воде ручья,
И я в той жизни был не-я…
И я кричал во сне.
III
Стояли двое у ручья, у горного ручья,
Гадали двое – чья возьмет? А может быть – ничья?
Стояли двое, в дно вонзив клинки стальных мечей,
И тихо воды нес свои израненный ручей…
Стояли два меча в ручье – чего ж не постоять?
И отражал, журча, ручей двойную рукоять,
И птиц молчали голоса, и воздух чист и сух,
И упирались в небеса вершины Сафед-Кух,
Вершины Белых гор…
Но нет мечей, есть лишь ручей – смеясь и лопоча,
Несется он своим путем, своим Путем Меча,
Сам по себе, один из двух, закончив давний спор,
В глуши отрогов Сафед-Кух, заветных Белых гор…
Легенды – ложь, легенды врут, легенды для глупцов,
А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,
И нет начала, нет конца у этого кольца,
Как рая нет для подлеца и меры для скупца…
Мне снился сон. Спроси – о чем? Отвечу – ни о чем.
Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.
Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,
Я был грозой и летним днем,
Прохожим и его плащом,
Водою и огнем…
ЭПИЛОГ
…Стенанья роз колеблют небосвод,
Грустит вода, погрязшая в овраге,
Змея течет из-под гнилой коряги
И холм творит немое волшебство.
Пора слагать таинственные раги
О том, что было живо и мертво,
Трусливо и исполнено отваги,
Вставало твердью из предвечной влаги,
Считалось всем, взойдя из ничего,
Пора уйти в глубины естества
И научиться складывать слова,
Как складывали их былые маги.
Граница меж мирами – лист бумаги,
Последняя строка всегда права,
Вот двор, трава, и на траве дрова,
И не болит с похмелья голова,
Дурман осенних туч пьянее браги,
Засиженное мухами окно
Откроется меж буднями и сном,
И ты не вспомнишь: порванные флаги,
Огонь, тела… и черное пятно
Над нами.
Над тобой и надо мной.
ЕРЕСЬ СВАСТИКИ
Таинственны мудрости древней скрижали,
Сколь счастливы те, что ее избежали.
х х х
Бессмертна от века душа человека –
Но гибнет от старости тело-калека,
Страдая от хворей, напастями мучась.
Увы, такова неизбежная участь
Души, что меняя тела, как одежды,
Идет по Пути от надежды к надежде,
От смерти к рожденью, от смеха к рыданью,
От неба к геенне, от счастья к страданью.
Дорога, дорога, дорога, дорога,
Извечный удел человека – не бога.
Ведь те, кто вкусили амриту благую,
Телами со смертью уже не торгуют,
Для плоти их тлена не сыщешь вовеки –
Завидуйте им, муравьи-человеки!
У тела бессмертного участь другая:
Оно не потеет, не спит, не моргает,
Не ведает боли, не знает старенья,
Достойно назваться вершиной творенья,
Вовек не знакомо с чумой и паршою –
Но суры за то заплатили душою,
И души богов, оказавшись за гранью,
Подвержены старости и умиранью.
Дряхлеет с веками, стара и убога
Душа всемогущего, вечного бога –
Становится пылью, становится прахом,
Объята пред гибелью искренним страхом.
Сухою листвой, что с деревьев опала,
Осыплется наземь душа Локапалы,
Сегодня умрет, что вчера шелестело –
И станет бездушным бессмертное тело.
О скорбь и страданье, о вечная мука! –
Коль в суре поселится серая скука,
Наскучат утехи, любовь и сраженья,
Наскучит покой и наскучит движенье,
Не вспыхнут глаза грозовою зарницей,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});