оно могло стать. Но ран оказалось меньше, чем она ждала, большинство все же пришлось на грудь и руки. И волосы… бедные волосы…
– Я совсем лысая? – жалобным шепотом спросила она.
Влади осекся, уставился на нее во все глаза и нервно засмеялся с видом: «Это важно?!»
– Нет, нет, зачешем, будет не видно… – второй рукой он легонько погладил ее по макушке, предусмотрительно найдя место без крови. Опять обвел толпу взглядом и повысил голос: – Правда! Расходитесь! Ополчение к полудню будет в окрестностях. Скоро станет жарко.
Наконец люди послушались. Цу обменялся с Влади взглядом, сухо кивнул и тоже, не прощаясь, пошел прочь. Наконец-то. Наконец они остались вдвоем, и Лусиль решилась глянуть своему королевичу в глаза. Пусть уже скинет маску невозмутимости, пусть закричит и оскалится, как в ссоре с Цу: повод есть. Но он не кричал. Не скалился. Лишь грустно смотрел.
– Насколько же ты в отчаянии… – сказал он совсем не то, чего Лусиль ждала. И она тоже передумала, решила быть честной. Хотя бы с ним. Чего бы это ни стоило.
– Да. – Сглотнула. Дрожащей рукой поправила волосы. – Да, Влади, да. Все… плохо.
– То, что ты его не поймала? – мягко уточнил он. – Царевича? Разве?
Лусиль покачала головой. Почувствовала себя как перед прыжком в воду, но… прыгали-то они вместе. Всегда. И, закусив губу, она отчеканила:
– Нет. То, что я знаю теперь свое настоящее имя. – Он замер. – Совершенно омерзительное имя. Меня зовут…
Он не менялся в лице, слушая, не изменился и когда Лусиль смолкла, вытерев глаза: вспомнила отцов, и родного, и нет. Только вздохнул, снова погладил ее по здоровому участку головы, а потом, склонившись, поцеловал в лоб. Лусиль зажмурилась. Захотелось провалиться сквозь землю. Он держался так, будто ничего не поменялось. А ведь поменялось все.
– Мне нравится это имя, – шепнул Влади. – Красивое. А теперь пошли к медикам. Ты, извиняюсь, напоминаешь раздавленную вишню. Симпатичную, но это тревожно.
«Мы проиграли, Влади! Мы, скорее всего, уже проиграли!» – кричало все внутри, Лусиль сама не понимала, почему. В какой момент она, так иронично настроенная, вдруг начала пусть немного, но верить в свою царскую кровь? В какой момент решила, что это важно? Почему не может теперь отступиться и чувствует себя… Словно обворованной?
Обворованной? Может быть. Но кое-что у нее все еще есть.
– Я люблю тебя, Влади, – просто сказала она и, забыв про раны на руке, снова сжала его пальцы. Мягко и нежно. Как сжимала всегда. – Но вишню припомню.
Они засмеялись, и на сердце чуть полегчало. Нашлись даже силы идти. К тому же…
Если Цу выполнит приказ, все еще может обойтись.
10. Серебряная клятва
– Мы не смогли. Прости, Хельмо. Нам пришлось отступить.
Хайранг опустился на одно колено, но это не был знак верности. Он едва дышал, окровавленные волосы липли к лицу, на нагруднике виднелась вмятина. Голос обрывался.
– Сколько? – спросил Хельмо. Хотел спросить другое, но привычно услышать число и как можно скорее добавить к прежним потерям было нужно.
– Я не могу сказать точно, но несколько десятков пленных. – Хайранг не поднимал глаз от мокрой травы. – И не меньше трех дюжин убитых. Раненых… Хельмо, там была картечь, так что тоже немало. Но все готовы идти снова. Как и я. – Он заговорил быстрее. – Мы почти прорвались на западе, мортиры пробили брешь в обороне лунных, свежие части быстро не подтянутся, да еще королевна, по слухам, ранена, а значит, с координацией…
Хельмо глубоко вздохнул и остановил его:
– Не сейчас. Действуем по плану, атакуем ближе к вечеру, зато пробуем со всех сторон сразу: тут много лесов, незаметно окольцевать их должно получиться.
– Кольцо вокруг кольца… – Хайранг слабо улыбнулся, качая головой. – Не ищешь ты легких путей.
– Если получится полукольцо до реки, уже неплохо, – успокоил его Хельмо. Он сам ненавидел, когда фронт растягивается, но Ас-Ковант знал слишком хорошо, чтобы обольщаться: одних, даже главных ворот, мало, брать нужно сразу несколько, примерно как в Басилии, но без мелких маневров. Наскоком, пользуясь тем, что лунных со спины простреливают из города, а снаружи окружает ополчение. – А пока… – он уверился, что Хайранг не может встать, и подал руку, – отдохни и людям вели. Как голова?
Пальцы в железной перчатке уцепились за его ладонь, Хайранг с трудом выпрямился.
– Чугунная. Но не из-за атаки. Сам понимаешь.
– Понимаю… – медленно отозвался Хельмо, но ничего не смог добавить.
Какое-то время они просто смотрели друг на друга, не расцепляя рук. Ненастное небо распухло, словно труп утопленника; к ночи можно было ждать беспощадного ливня. Плохо. Очень плохо для большой атаки, а ну как еще и гроза, неверные вспышки… но надо. Сейчас. Пока есть поддержка изнутри. Пока не все башни разрушены лунными пушками, а разрушенные удается споро чинить. По слухам, сам Тсино там, в обороне, каждый день…
Да. Нужно рисковать. Но нужно и думать, что делать, если не получится.
– Хайранг, – заговорил снова Хельмо. Он думал не день, не два и окончательно пришел к тому, что пора это произнести. – Я бы хотел еще дать тебе некоторые… указания. Наперед. Как своему доверенному лицу.
Доверенному. Хайранг разжал руку, опустил. Точно услышал боль в этом слове.
– Я… слушаю, Хельмо. Сделаю все, что смогу.
Он говорил решительно, но глядел замучено. Ну… хотя бы глядел, это лучше, чем прежняя виноватая отчужденность. Хельмо больше не сомневался: с Хайрангом связан бунт наемников. Возможно, он что-то сказал Янгреду. Интересно… а потом? Знал он, что его самого отправят умирать? «Умирать…» Пора назвать вещи своими именами. В таком составе, если лунные сразу не смешаются и не собьются, если опять дадут организованный отпор, ополчение поляжет в лучшем случае наполовину. Хельмо потер веки. Голос совсем охрип.
– Я хочу, – он всмотрелся в светлые ясные глаза, немного похожие на его собственные, – чтобы, когда… если станет ясно, что мы обречены, ты попытался хоть кого-то увести и ушел сам. Я не говорю о бегстве раньше; я знаю, ты так и не поступишь, но…
Хайранг молчал. Лицо его почти пополам рассекала рыже-кровавая прядь. Хельмо с усилием продолжил:
– Сам понимаешь. Я бросаю все силы и иду до конца, каким бы он ни был, иначе смысла нет. Силы защитников кончаются. Отдадим столицу – отдадим все. Но тебе… – Он увидел, что Хайранг еще больше побледнел, и коснулся его плеча, – гибнуть за компанию незачем. Когда меня убьют, подхвати командование с оставшимися из моих старших, возглавь их, они предупреждены. Но потом, когда и их не останется…
– Тебя не убьют, – прошептал Хайранг.
Хельмо вымученно улыбнулся. Ему было все равно,