Молоденький боец вытаращил на меня глаза и, не произнося ни звука, слушал мою болтовню. Когда я начал говорить, что до сих пор не убивал животных и даже мухи не тронул, лицо его стало непроницаемым, и трудно было понять, о чем он в этот момент думал. Я невольно осекся и замолчал. Откуда же мне было знать, что этот молоденький солдат также не мог уловить хода моих мыслей.
Чувство безнадежности усилилось. Я слушал, как стучат колеса поезда, и мне казалось, что смерть моя все ближе и ближе. Встав с места, я начал бесцельно ходить по проходу. Вдруг мне послышалось, что мой племянник Сяо Сю шепчет кому-то слова, похожие на "монархия", "демократия". Я остановился и закричал:
— О какой монархии можно сейчас говорить! Кто посмеет плохо отзываться о демократии, с тем я буду биться до конца!
Все были озадачены моими словами. Я же истерично продолжал:
— Чего вы на меня уставились? Все равно расстреляют только меня. Вам-то чего бояться?
Солдат повел меня на место и говорил, успокаивая:
— Вам нужно как следует отдохнуть.
Я, словно заколдованный, держался за него и шептал:
— Это мой племянник, у него дурные мысли, и он против демократии. Есть тут еще один, по фамилии Чжао, бывший офицер. В Советском Союзе он говорил много плохого…
Я вернулся на место, продолжая что-то бормотать. Потом я заснул. Видимо, сказались несколько бессонных ночей.
Когда я проснулся, было раннее утро. Я вспомнил вчерашнее и захотел узнать, какова же судьба двоих изобличенных мною людей. Я поднялся, поискал глазами и увидел, что Сяо Сю и Чжао сидят на прежних местах. Выражение лица у Сяо Сю было обычным, а у Чжао как будто чуть изменилось. Я подошел поближе; лицо его казалось печальным: он внимательно разглядывал свои руки. "Видимо, он сам знает о надвигающейся смерти и жалеет себя", — подумал я и вспомнил истории о том, как души умерших мстят за обиды. Больше всего я боялся, что после смерти его душа будет искать меня, чтобы свести счеты. Я невольно подошел к нему, стал на колени и отвесил земной поклон. Совершив этот обряд "моления о предотвращении несчастья", я возвратился, бормоча "молитву, заклинающую души умерших".
Поезд замедлил ход и остановился. Кто-то тихо произнес:
— Чанчунь.
Меня словно пружиной подбросило. Я бросился к заклеенному бумагой окну. Однако ничего не увидел, только слышал, что где-то близко множество голосов поют песню. "Вот место моей смерти. Здесь, где я был императором, теперь уже собрался народ в ожидании суда надо мной", — решил я. В Советском Союзе из газеты "Правда" я имел представление, как борются против узурпаторов. Прежде всего в зал суда под конвоем вводят подсудимого. В этот момент в вагон вошли два солдата и направились ко мне. У меня все внутри оборвалось. Но оказалось, они принесли завтрак. Вскоре поезд тронулся снова.
Когда он прибыл в Шэньян, я подумал, что уж на этот раз мне не избежать смерти. Я ее найду там, где когда-то начался расцвет моих предков. Почти сразу же после остановки поезда в вагон вошел незнакомый человек. Он держал в руках какой-то список и, обращаясь ко всем, объявил:
- Погода сегодня слишком жаркая; кто постарше, сейчас проследует за мной, чтобы отдохнуть. — И стал читать список.
Когда я услышал не только свое имя, но и имя племянника Сяо Сю, я удивился. Мне было сорок четыре года. Если меня и можно было с большим трудом считать пожилым человеком, можно ли считать таковым Сяо Сю, которому всего тридцать с лишним лет? Я решил, что здесь какой-то обман. Я — император, остальные — министры, а Сяо Сю изобличен мной же. Вместе с другими вызванными по списку я сел в большой крытый грузовик, который сопровождали солдаты с автоматами. Я сказал Сяо Сю:
— Конец! Вместе отправимся к предкам!
Сяо Сю побледнел как полотно. Человек, принесший список, рассмеялся:
— Чего вы боитесь? Я ведь говорил, что вы поедете отдыхать!
Не слушая его, я твердил про себя: "Обман! Обман! Обман!"
Грузовик остановился перед большим зданием, у которого тоже стояли солдаты с автоматами. Нас встретил военный и повел наверх. Мне уже было все равно. Если суждено умереть, так поскорей! Убыстряя шаг, я чуть не обогнал нашего провожатого. Поднявшись наверх, он быстро подошел к одной из дверей и знаком пригласил меня войти в большую комнату. Посередине стояли длинный стол и стулья. На столе были фрукты, сигареты, пирожные. Я взял яблоко и откусил, решив, что это "предсмертный банкет". Затем стали входить те, кто шел позади меня. Вскоре комната заполнилась людьми.
Человек средних лет, во френче, стоя поодаль от меня, начал говорить. Я через силу старался проглотить то, что было во рту, и потому не расслышал ни одного его слова.
С трудом съев яблоко, я прервал его:
— Хватит разговаривать! Пошли скорей!
Люди во френчах засмеялись. Рассмеялся и говоривший:
— Вы слишком спешите. Не бойтесь! Приедете в Фушунь, отдохнете хорошенько, а потом за учебу…
Я был обескуражен этими словами. Разве меня не собираются убить? Что все это значит? Как раз в этот момент вошел наш провожатый, держа в руках злополучный список. Обращаясь к только что говорившему, он доложил, что, кроме Си Ся, который болен, все остальные, нуждающиеся в отдыхе, явились. Махнув на все рукой, я вышел вперед и выхватил список с фамилиями. Хотя этот поступок вызвал всеобщий смех, я убедился, что это действительно не смертный приговор. В это время в комнату вошел Сяо Чжан, сын Чжан Цзинхуэя, вернувшийся на родину раньше, с другой партией военных преступников. От него мы узнали, что все вернувшиеся до нас живы, что в семьях некоторых из нашей группы все благополучно, дети учатся или работают. Лица у всех посветлели, а из моих глаз непрерывно текли слезы…
Испытанное мной чувство облегчения было недолгим — всего лишь час, который необходим, чтобы доехать от Шэньяна до Фушуня. Все же оно спасло меня от сумасшествия, так как, сев в поезд в Хабаровске, в течение пяти дней я думал только о смерти.
Глава восьмая. От опасений и страха — к признанию вины
Прибытие в Фушунь
По пути в Фушунь строились самые радужные планы на будущее. Атмосфера в поезде изменилась, все оживленно беседовали и потягивали сигареты, которые везли с собой из Шэньяна. Одни говорили, что в свое время приходилось бывать в самом роскошном клубе в Фушуне, и не сомневались, что нас поместят именно туда. Другие считали, что в Фушуне мы не задержимся, отдохнем несколько дней, почитаем коммунистические книги и отправимся по домам. Третьи собирались по приезде в Фушунь прежде всего отправить своим семьям утешительные телеграммы, с тем чтобы там успели подготовиться к их встрече. Иные были не прочь сначала выкупаться в горячих источниках Фушуня, а потом уж отправляться дальше. Сколько было иллюзий! Когда вспоминали пережитые страхи, — оказывается, страха все натерпелись не меньше, чем я, — никто не мог удержаться от смеха. Однако когда мы, прибыв в Фушунь, сошли с поезда и увидели вокруг вооруженных часовых, улыбки с наших лиц исчезли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});