покорили,
Устелили дворец его шкурами львов.
Снова Гумилёв оказывается в Африке в 1913 году, на сей раз с официальной экспедицией от Петербургской Академии Наук, для которой собирает этнографическую коллекцию.
Эту коллекцию Гумилёва можно увидеть в Кунсткамере и сегодня.
Есть музей этнографии в городе этом
Над широкой, как Нил, многоводной Невой,
В час, когда я устану быть только поэтом,
Ничего не найду я желанней его.
Я хожу туда трогать дикарские вещи,
Что когда-то я сам издалека привез,
Чуять запах их странный, родной и зловещий,
Запах ладана, шерсти звериной и роз.
В этой экспедиции с Гумилёвым происходили удивительные встречи. В частности, он встретил бога. Именно воплощением бога Джа считает экзотичная религия растафарианцев императора Эфиопии Хайле Селассие. У самого императора, впрочем, разрешения на такое отождествление не спрашивали. Тогда будущий негус носил имя — рас Тэфэрѝ Мэконнын — и был губернатором провинции Харар. Он тепло принял поэта и Гумилёв сделал фотографии и самого раса и его супруги.
Удивительно, но факт: оба участника встречи были убиты коммунистами с разницей в полвека. В 1974 году император Хайле Селассие был свергнут в результате коммунистического переворота и вскоре убит, а Эфиопия погрузилась на дно кровавой гражданской войны и свирепого голода.
Ни о каком «бремени белых» в духе Киплинга у Гумилёва не может идти и речи. Он, конечно, видит, все беды и безрассудства Африки, но надеется как раз на попечение Божие, а не на белых колонизаторов.
Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шёпотом
В небесах говорят серафимы.
И твоё раскрывая Евангелье,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной.
Про деянья свои и фантазии,
Про звериную душу послушай,
Ты, на дереве древнем Евразии
Исполинской висящая грушей.
Единственное издевательское и могущее показаться расистским стихотворение Гумилева, где негры прямо сравниваются с обезьянами, «Либерия», написано уже после большевистской революции, в рамках незавершенного поэтом проекта стихотворной географии. Оно посвящено стране, основанной в XIX веке выходцами из США и подражавшей американским порядкам.
И сюда же на каменный скат
Пароходов толпа быстроходных
В девятнадцатом веке назад
Принесла не рабов, а свободных.
Видно, поняли нрав их земли
Вашингтонские старые девы,
Что такие плоды принесли
Благонравных брошюрок посевы.
Адвокаты, доценты наук,
Пролетарии, пасторы, воры, —
Всё, что нужно в республике, — вдруг
Буйно хлынуло в тихие горы.
Расселились… Тропический лес,
Утонувший в таинственном мраке.
В сонм своих бесконечных чудес
Принял дамские шляпы и фраки.
— «Господин президент, ваш слуга!» —
Вы с поклоном промолвите быстро,
Но взгляните: черней сапога
Господин президент и министры.
И вот финал этого стихотворения действительно абсолютно неполиткорректен:
То повиснув на тонкой лозе,
То запрятавшись в листьях узорных,
В темной чаще живут шимпанзе
По соседству от города чёрных.
По утрам, услыхав с высоты
Протестантское пение в храме,
Как в большой барабан, в животы
Ударяют они кулаками.
А когда загорятся огни,
Внемля фразам вечерних приветствий,
Тоже парами бродят они,
Вместо тросточек выломав ветви.
Европеец один уверял,
Президентом за что-то обижен,
Что большой шимпанзе потерял
Путь назад средь окраинных хижин.
Он не струсил и, пёстрым платком
Скрыв стыдливо живот волосатый,
В президентский отправился дом,
Президент отлучился куда-то.
Там размахивал палкой своей,
Бил посуду, шатался, как пьяный,
И, неузнана целых пять дней,
Управляла страной обезьяна.
Однако если присмотреться внимательно, это стихотворение не расистское, а антиамериканское.
Обезьянами оказываются те африканцы, которые подражают американской моде на цилиндры, трости и дамские шляпы, которые играют в демократию — президента и министров. Гумилёв высмеивает экспорт в Африку либерального американизма: «адвокаты, доценты наук, пролетарии, пасторы, воры». Этот обезьяний американизм убивает настоящую душу Африки, где должны быть империи негусов, ашкеры, добродушная магия правителя Галла.
«Либерия» — это не расистское, не антиафриканское; это — антилиберальное и антизападническое стихотворение в защиту самобытности африканской цивилизации. Как и часто у Гумилёва оказавшееся пророческим — именно Либерия в ХХ веке продемонстрировала одну из самых стыдных моделей африканского пути развития — гражданские войны, коррупция, хаос, нищета…
Ну и ещё, конечно, это стихотворение антикоммунистическое и антиреволюционное. Самозванцы-шимпанзе, играющие в республику чёрных пролетариев — это большевики с их «пролеткультом». Сатира в данном случае довольно прозрачна.
И снова жуть от пророчеств Гумилёва. Стихотворение «Сахара».
И, быть может, немного осталось веков,
Как на мир наш, зелёный и старый,
Дико ринутся хищные стаи песков
Из пылающей юной Сахары.
Средиземное море засыпят они,
И Париж, и Москву, и Афины,
И мы будем в небесные верить огни,
На верблюдах своих бедуины.
И когда, наконец, корабли марсиан
У земного окажутся шара,
То увидят сплошной золотой океан
И дадут ему имя: Сахара.
И в самом деле, столетие спустя Средиземное Море и Париж уже засыпало. И Москву тоже засыпало, правда, песком не из Сахары, а из Кызылкума.
Дело величавое войны
Гумилёв вернулся из Африки в сентябре 1913‐го, а в июле 1914‐го началась Первая мировая война, которую он встретил с большим патриотическим подъёмом и немедленно записался вольноопределяющимся в армию.
Память, ты слабее год от году,
Тот ли это, или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.
Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею нетронутую грудь.
В конце сентября 1914 года Гумилёв был назначен в лейб-гвардии уланский полк, действовавший на не самом победоносном направлении, в Восточной Пруссии