механические часы и печатные станки, вызвав экономический рост в тех городах, где они были внедрены в первую очередь. Описанные мною социальные и психологические сдвиги помогают объяснить, почему европейцы развили в себе восприимчивость к новым идеям, технологиям и практикам любого происхождения. Чем больше идей они усваивали, тем больше возникало их новых комбинаций и тем быстрее разгонялся процесс инновации[676].
Почему же эти популяции становились настолько инновационными?[677]
Создание коллективного мозга
Рост коллективного мозга Европы подпитывался коэволюцией психологических и институциональных изменений, которую я описываю в этой книге. Такие психологические перемены, как увеличение обобщенного доверия, ослабление конформности, рост грамотности и независимости, запустили бурный обмен новыми идеями, представлениями, ценностями и практиками как между отдельными людьми, так и между сообществами Европы. В то же время распространение добровольных объединений и рост урбанизации, особенно увеличение числа вольных городов, должны были расширять коллективный мозг за счет сведения вместе разных людей и согласования их интересов. Четыре вида добровольных объединений — наделенные хартиями города, монастыри, гильдии и университеты — способствовали расширению обмена знаниями и технологиями по всей Европе. На индивидуальном уровне стремление людей выдвигать новые идеи и предлагать усовершенствованные методы, чтобы проявить свою уникальность, действовало в синергии с ростом уровня терпеливости, бережливости, аналитического мышления, самоуверенности и общего позитивного мышления (оптимизма). Если принять во внимание постепенное накопление этих социальных, психологических и институциональных изменений на протяжении целого тысячелетия, ускорение технологического и экономического развития Европы покажется куда менее загадочным[678].
Наша история начинается с уничтожения Церковью в Европе интенсивных институтов, основанных на родстве. Разбиение родственных групп на нуклеарные семьи должно было иметь неоднозначное влияние на коллективный мозг. В изолированных нуклеарных семьях дети ограничены мамой и папой при изучении многих важных навыков, способностей, мотиваций и техник — всего, что требует тесного контакта, длительного наблюдения или терпения. Напротив, такие основанные на родстве институты, как кланы или киндреды, обеспечивают более богатый выбор учителей и больше возможностей для обучения. Например, в клане желающая стать ткачихой девушка может учиться этой технике не только у матери, но и у своих двоюродных сестер, двоюродных бабушек или жен братьев отца. Конечно, поскольку интенсивное родство способствует большей конформности и послушанию, более опытные родственники этой девушки могут быть не особенно открыты для новых техник или перекомбинирования старых (особенно радикального). Следовательно, ученики не будут склонны искать нового или нарушать традиции, чтобы подчеркнуть свою уникальность или индивидуальность.
Тем не менее, хотя крупные родственные группы превосходят нуклеарные семьи по размеру и степени взаимосвязанности, так как они соединяют большее количество людей, нуклеарные семьи имеют потенциал стать частью еще большего коллективного мозга, если смогут выстроить дальние отношения или присоединиться к добровольным группам, которые свяжут их с обширными сетями экспертов. Более того, не ограниченные узами родства, ученики могут выбирать особенно знающих или квалифицированных учителей из этой более широкой сети. Чтобы понять, почему это важно, рассмотрим разницу между обучением стратегии севооборота у лучшего кандидата в вашей расширенной семье (скажем, дяди по отцовской линии) или у лучшего кандидата в вашем городе (богатого крестьянина с большим домом). Ваш дядя, вероятно, имел доступ к тем же сельскохозяйственным ноу-хау, что и ваш отец, хотя, возможно, он был внимательнее, чем ваш отец, или накопил какое-то количество собственных догадок. В отличие от него, самый успешный крестьянин в сообществе вполне может обладать культурными ноу-хау, которые семья вашего отца никогда не имела, и вы можете соединить его знания со знаниями вашей семьи, чтобы создать еще лучший набор процессов или практик[679].
Чтобы понять важность степени взаимосвязанности, рассмотрим простой эксперимент, который мы с Майклом Мутукришной провели над сотней студентов старших курсов. Мы создали «цепочки обучения», в которых группы участников по очереди выполняли сложное задание на протяжении 10 раундов, или «поколений». Ничего не знающие члены первого поколения заходили в лабораторию и получали задание без каких-либо инструкций: за определенное время они должны были понять, как при помощи известной своим запутанным интерфейсом программы для редактирования изображений воспроизвести сложную геометрическую фигуру. По истечении времени каждого участника просили записать любые инструкции или советы для следующего поколения — его «учеников». Важно, что участники были случайным образом разделены на две категории, в одной из которых они получали инструкции только от одного участника из предыдущего поколения (подход «один к одному»), а в другой — могли ознакомиться с инструкциями пяти участников из предыдущего поколения (подход «пять к одному»). Подход «один к одному» создает четкую культурную родословную, подобную ситуации обучения детей у родителей в нуклеарной семье, в то время как подход «пять к одному» позволяет информации широко распространяться по всему поколению, подобно тому как это происходит в добровольном объединении. После первого поколения каждая новая группа участников получала оригинальное целевое изображение, изображение или изображения, созданные учителем (учителями) из предшествующего поколения, а также соответствующие советы и инструкции[680].
Результаты поразительны. За 10 поколений средняя успешность индивидов в категории «пять к одному» значительно возросла: со среднего показателя чуть более 20 % в первом поколении до более 85 % в десятом поколении (100 % — идеальное воспроизведение целевого изображения). Напротив, у участников, действовавших в рамках подхода «один к одному», систематического улучшения в течение нескольких поколений не наблюдалось. В десятом поколении наименее квалифицированный участник из категории «пять к одному» превосходил наиболее квалифицированного из категории «один к одному».
Также мы с Майклом задались вопросом о поведении участников из категории «пять к одному». Выбирали ли они лучшего учителя из предшествующего поколения, просто копируя его действия, или же перенимали опыт и приемы нескольких учителей? Детальный анализ показал, что, хотя наибольшее влияние на участников оказывал самый опытный из учителей, они кое-что брали от почти каждого из них. В среднем ученики игнорировали только наименее квалифицированного учителя. Комбинируя приемы и идеи нескольких учителей, участники создавали, по сути, «новые изобретения», которые возникали путем соединения элементов, полученных от разных учителей.
Если бы посторонний внезапно зашел в лабораторию и застал там участников десятого поколения из категорий «один к одному» и «пять к одному», он мог бы сделать вывод, что люди в категории «пять к одному» умнее, чем в категории «один к одному». Конечно, различия в нашем эксперименте возникли из-за разницы в структуре навязанной нами социальной сети и в том, как эта структура влияла на межпоколенческую взаимосвязанность каждой группы, а не из-за различий в интеллекте участников. Но те, кто оказался в категории «пять к одному», все