Были, разумеется, и иные причины — в качестве основной можно назвать недоверие, которое Линда испытывала к полиции. В ориентированном на наркотики мире, к которому принадлежала
Линда Касабьян, полицейские не рассматриваются ни как друзья, ни как союзники. Я чувствовал, что это простое объяснение, если правильно подать его, вполне удовлетворит присяжных.
Оставался еще один, даже более важный вопрос: “Как же ты могла оставить дочь в этом логове убийц?”
Меня беспокоила не только возможная реакция присяжных, но и та польза, которую могла извлечь из этих фактов сторона защиты. То, что Линда оставила Таню на ранчо Спана, вместе с Мэнсоном и остальными, могло рассматриваться как косвенное доказательство тому, что на самом деле она не считала этих людей убийцами — и это напрямую противоречило основной части ее показаний. Таким образом, и самый вопрос, и ответ на него имели громадное значение.
Линда считала, что Таня будет там в безопасности до тех пор, пока она сама не обратится в полицию. “Что-то внутри подсказало мне, что Тане никто не причинит вреда, — сказала мне Линда, — что с нею ничего плохого не случится и что настало время мне самой уехать оттуда. Я знала, что потом приеду и заберу ее. Я просто была уверена: все кончится хорошо”.
Как воспримут это присяжные? Я не имел ни малейшего представления. День начала судебных заседаний приближался, а этот вопрос так и повис в воздухе, внося неопределенность в остальные мои заботы.
Когда лейтенант Хелдер и сержант Гутиэрес связались с Сэйджем и Джейкобсом, те подтвердили рассказ Линды. Впрочем, я не мог использовать обоих в качестве свидетелей, поскольку большая часть их показаний представляла собой пересказ чужих реплик, не подходящий для суда. Работник ранчо Дэвид Ханнум сказал, что начал работать у Спана с 12 августа и что Линда брала у него машину и в этот день, и на следующий. Проверка тюремной книги учета показала, что Бруннер и Гуд действительно побывали в суде 12 августа.
Проведенные офицерами беседы оказались неожиданно плодотворны и в другом смысле. Ханнум рассказал, что, когда он однажды убил гремучую змею, Мэнсон с гневом отчитал его, вопя: “Как тебе понравится, если тебе самому отсекут башку?” Затем Чарли добавил: “Лично я предпочитаю убивать людей, а не животных”. В то же самое время, когда состоялась моя беседа с мужем Линды, Робертом Касабьяном, я говорил также и с Чарльзом Мелтоном, хиппи-филантропом, у которого Линда похитила 5 тысяч долларов. Мелтон рассказал, что в апреле 1969 года (еще до первой встречи Линды с “Семьей”) он ездил на ранчо Спана повидаться с Полом Уоткинсом. Будучи там, Мелтон познакомился с Тексом, который, похвалив бороду Мелтона, мечтательно протянул: “Может, когда-нибудь Чарли и мне разрешит отпустить бороду… ”
Найти лучшее доказательство власти Мэнсона над Уотсоном было бы непросто.
Да, существовали плюсы, но и минусов тоже хватало, и немалых.
Чтобы доказать присяжным, что рассказ Линды о событиях двух кровавых ночей не взят с потолка от начала и до конца, я отчаянно нуждался в показаниях какого-нибудь третьего лица, способного подтвердить правдивость любой части ее истории. Рудольф Вебер представил свое подтверждение касательно первой ночи. Но по второй ночи такого свидетеля у меня не было. Я передал ДПЛА следующее задание первейшей важности: найти двух офицеров, говоривших с Мэнсоном и Линдой на пляже, человека, в чью дверь Линда постучала в ту ночь, мужчину и женщину в доме рядом с “Малибу Фидбин” или любого из водителей, подвозивших убийц после. Мне хотелось бы иметь под рукой всех этих людей, но, если полицейские разыщут хоть кого-то, я уже буду счастлив.
Линда указала нам место, где их останавливали и опрашивали двое патрульных. Это было неподалеку от Манхэттен-Бич. Но Лос-Анджелес представляет собой мегаполис, так что мы быстро выяснили, что указанный Линдой район находится сразу под тремя перекрывающими друг друга юрисдикциями: не одна, а сразу три различные службы поддержания порядка патрулируют эту зону. И проверка по всем трем не выявила никого, кто вспомнил бы о подобном инциденте.
Нам повезло больше с упомянутым Линдой актером. Следователи “группы Лабианка” Сартучи и Нильсен нашли его: он по-прежнему жил в Венисе, в 501-й квартире дома 1101 по Оушн Фронт-уолк. Приехавший не из Израиля, а из Ливана, тридцатидевятилетний Саладин Надер (безработный после главной роли в “Сломанных крыльях”, фильме о поэте Калиле Гибране) вспомнил двух юных путешественниц, подобранных им на шоссе в начале августа 1969 года. Надер верно описал внешность Сэнди и Линды, не забыв упомянуть и то, что Сэнди была заметно беременна; он выбрал их фотографии из большой стопки снимков и рассказал мне практически ту же историю, что и Линда, “забыв” упомянуть лишь о сексуальной связи между ними.
Опросив Надера, следователи пометили в отчете: “Свидетель поставлен в известность о цели проведенной беседы и выразил удивление по поводу того, что столь милые и общительные молодые леди могли попытаться нанести ему какой бы то ни было вред после того, как он предложил им всю помощь, на которую был способен”.
Хотя рассказы обоих совпали, Надер мог лишь отчасти подтвердить показания Линды, поскольку (к счастью для него самого и благодаря той же Линде) не повстречался с группой убийц в ночь на 11 августа.
Этажом ниже располагалась квартира, в дверь которой стучала Линда. Она указала нам на дверь квартиры 403, и я попросил Гутиэреса с Патчеттом постараться найти мужчину, надеясь, что тот вспомнит об инциденте. Однако полученный мною отчет подробно излагал показания жильца 404-й квартиры, так что обоим офицерам пришлось вернуться; тогда-то они и выяснили у хозяйки, что 403-я квартира стояла пустой весь август 1969 года. Вполне возможно, сказала она, что кто-то мог остановиться там временно, на ночь-другую, — такое бывало и. раньше. Чем нам и пришлось довольствоваться.
По уверениям агента по продаже недвижимости, занимавшегося домом 3921 по бульвару Топанга-Каньон (дом, стоявший рядом с “Малибу Фидбин”, где, по словам Линды, они с Сэди и Клемом останавливались незадолго до рассвета), группа хиппи въехала в незанятое здание около девяти месяцев тому назад. Порой там проживало, по его подсчетам, до пятидесяти человек, но никого из них он не знал и не видел лично. Сартучи и Нильсен, однако, сумели найти двух девушек, живших там с февраля по октябрь 1969 года. Обе были подругами Сьюзен Аткинс, и обе помнили встречу с Линдой Касабьян. Одна припомнила, что Сьюзен как-то заходила в гости в компании девушки и парня. Она помнила, что это действительно произошло, но не могла уточнить ни даты, ни времени суток, ни имен других присутствовавших в доме гостей — по той простой причине, что она была тогда “на кислоте” и трио гостей “показалось недобрым”. Обе девушки признались, что на протяжении всего периода бывали “в улете” столько времени, что четких воспоминаний о происходящем у них и не оставалось. Как свидетели они были практически бесполезны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});