в коридоре, рассматривая плакат со зловещими иллюстрациями и предупреждением на французском языке: «
la diarrhea rouge tue!» («Кровавый понос убивает»). Сначала я подумал, что имеется в виду Эбола, но нет.
«Grands Singes et VIH/SIDA», – было написано чуть ниже мелким шрифтом: («Человекообразные обезьяны и ВИЧ/СПИД»). Мультяшные, но совершенно не смешные рисунки на плакате рассказывали мрачную историю о связи между мясом обезьян и
la diarrhea rouge. Я задержался у плаката достаточно долго, чтобы осознать, как же странно он выглядит, на мой взгляд. В других странах на плакатах, предупреждающих об опасности СПИДа, большими буквами пишут:
«Занимайтесь безопасным сексом! Надевайте презервативы! Пользуйтесь только одноразовыми шприцами!» А здесь предупреждение совсем другое:
«Не ешьте обезьян!»
Мы поехали дальше, по проселочной дороге между стенами зелени, забираясь все глубже в юго-восточный «клин» Камеруна. Южная граница страны здесь проходит по реке Нгоко, которая течет на восток и впадает в Сангу. Нгоко, согласно местным преданиям, – одна из самых глубоких рек Африки, но если это действительно так, то под водой должен прятаться какой-то узкий и длинный каньон, потому что в ширину она от силы метров семьдесят. Мы доехали до нее где-то в середине дня и остановились в городке Молунду, неухоженном местечке, которое расположено на возвышающихся над рекой холмах. Практически из любого места Молунду можно увидеть территорию Конго на другом берегу реки – она настолько близко, что тихими вечерами даже слышно жужжание бензопил нелегальных дровосеков, работающих под покровом ночи. Эти «дровяные браконьеры», как рассказали мне, валят деревья прямо в воду и связывают в плоты, а потом сплавляют эти плоты в Весо, где оператор лесопилки, не задавая лишних вопросов, платит наличными. Опять Весо – перевалочный пункт контрабанды. На той стороне реки нет ни государственных чиновников, ни законов, ни торговцев древесиной, защищающих свои интересы, – по крайней мере, если верить слухам на этой стороне реки. Мы добрались до пограничной зоны, еще немного диковатой и суровой.
На следующий день рано утром мы пошли на рынок и стали смотреть, как торговцы раскладывают свои товары аккуратными кучками и рядами: арахис, тыквенные семечки, плоды масличной пальмы, чеснок и лук, клубни маниоки, плантаны, огромных улиток и копченую рыбу, куски мяса. Я держался подальше от мясных прилавков, отдав расследование на откуп Невилю и Максу. По большей части предлагали попробовать копченого дукера; обезьянье мясо прямо на прилавках не лежало, и даже для панголинов, как сказал Невилю один из продавцов, сейчас не сезон. Я другого и не ждал. Такой ценный товар, как туша шимпанзе, продают только с глазу на глаз, скорее всего, по предварительной договоренности, а не выкладывают на всеобщее обозрение на рынке.
Вниз по течению от Молунду находится последний камерунский аванпост на реке Нгоко – Кика, городок дровосеков с большой лесопилкой, где работают сотни местных жителей и живут их семьи, а также гаревой взлетно-посадочной полосой, построенной для удобства начальства. Вдоль реки дороги не было (с другой стороны, а зачем она здесь? Река сама по себе уже дорога), так что нам пришлось добираться туда кружным путем. Прибыв в Кику, мы тут же отправились в полицейский участок, небольшую хижину близ реки, которая одновременно служила таможней. Офицер по имени Экеме Жюстен, проснувшись, натянул желтую футболку и совершил необходимую мне и Максу формальность: поставил в наших паспортах штамп sortie de Cameroon («выезд из Камеруна»). Офицер Жюстен, получив плату за работу штемпелем, стал нам замечательным другом и радушным хозяином: разрешил поставить палатку прямо возле полицейского участка и помог найти лодку. Он ушел в город вместе с Невилем, нашим главным посредником, и к заходу солнца они сумели зафрахтовать десятиметровую деревянную пирогу с подвесным мотором, на которой мы с Максом могли добраться до Весо.
На следующий день я встал в пять утра и собрал палатку, с нетерпением ожидая возможности замкнуть свою большую петлю и вернуться в Конго. Потом мы долго ждали под сильным утренним дождем. Наконец, прибыл наш лодочник, апатичный молодой человек по имени Сильвен, одетый в зеленый спортивный костюм и шлепанцы; он поставил на пирогу мотор и отшвартовал ее от берега. Мы погрузили наши пожитки в лодку, накрыли их брезентом, чтобы они не промокли, и, тепло попрощавшись с верными Невилем и Моисом, а также офицером Жюстеном, отплыли, поймав сильное течение на Нгоко, и пошли вниз по течению. Для меня, конечно, это путешествие было, в первую очередь, связано с «гипотезой раненого охотника». Я хотел сам преодолеть тот путь, который прошел ВИЧ-1 от своего источника, и представить себе, как именно он продвигался по этому пути.
99
Давайте проявим к нему должное уважение: это не просто раненый охотник, это Раненый Охотник. Если предполагать, что он жил где-то в этих местах в первом десятилетии XX в., он, скорее всего, поймал шимпанзе с помощью силка, сделанного из лесной лианы, или еще какой-нибудь ловушки, а потом убил животное копьем. Возможно, он был из племени бака – жил независимо вместе с большой семьей в лесу или был кем-то вроде крепостного под «защитой» вождя-банту. Но, скорее всего, к этому племени он не принадлежал, – по крайней мере, если верить тому, что я узнал об отношении бака к употреблению в пищу обезьян. Скорее всего, он был из народов банту – мпимо, како или какой-нибудь еще этнической группы, обитавшей в верховьях бассейна Санги. А может быть, он даже принадлежал к племени баквеле и был как-то связан с ритуалом бека. Ни его личность, ни даже этническое происхождение установить невозможно, но в этом юго-восточном уголке страны, именовавшемся тогда Германский Камерун, было немало возможных кандидатов. Мне представляется, что Охотник обрадовался и немного испугался, найдя в своем силке шимпанзе. Он показал себя успешным охотником, кормильцем, полезным членом своего маленького общества, – и он еще не был ранен.
Шимпанзе, пойманный за руку или за ногу, тоже был в ужасе, когда к нему приблизился человек, – но еще он был разгневан, силен и опасен. Может быть, Охотник убил его, не пострадав; если так, ему повезло. Может быть, случилась кровавая драка, и шимпанзе больно избил или даже укусил его. Но, так или иначе, Охотник победил. Потом он разделал добычу, скорее всего, прямо на месте (выбросив требуху, но не внутренние органы, которые очень ценились, – особенно сердце и печень), с помощью мачете или железного ножа. В какой-то момент во время разделки, возможно, когда пытался разрезать грудину обезьяны