- Ууу… Ааааааа!!! - зарычал он, как парящий под звёздами лев, и ток с хуя его обильно пошёл в податливо-нежные недра пизды…
- Ой… ой… ой… - Ленча чуть позабыла дышать, чувствуя, что оргазм теперь это просто вся она от ногтей на ногах до макушки где-то в самом деле на небе; обрывки её звонкого голоса, во всяком случае, доносились откуда-то очень издалека…
Её влагалище уже мягко-приветственно хлюпало в затихающих постепенно качках, а они оба всё не спешили возвращаться на грешную землю…
***
- Ну всё, я пошла… - Ленча по форме, в трусах и босолапках, стояла в проеме вечерних лучедверей. - Во-первых, мамка, конечно ждёт, а, во-вторых… ну, ты сам знаешь!..
- Куда эт ты собралась? - он поискал глазами носки. - А, да… Бензин всё равно позакончился… у обоих… уже... Пойдём, я тебя проведу… до троллейбуса…
- Там, где бантик - там перёд… - крутила она вокруг пояса натягиваемую мини-юбку, на которой стороны света отродясь были не обозначены. - Генка, правда же хорошо, что хоть мы с тобой не поебались совсем, а то б силы совсем же закончились! Бля, обожаю, когда столько спермы в пизде, путешествовать!.. Идёшь - словно всё время плывёшь… по течению… и липко… как-будто в трусы тебе капает мёд...
И потом они продвигались по просёлкам заката до трассы: она - на подпрыгивающей невесомости; он вообще теперь воспринимал Землю, как одну из небесных тех звёзд...
- Мне кажется сложится так… - он вещал на остановке уже, где-то там, в том же городе, что и утром почти… - Мы снимаем кино… Сейчас подходит тот же номер троллейбуса, ты заносишь ногу на подножку и вокруг получается утро… Ты запрыгиваешь в тралик и всё-превсё забываешь… Проходишь, садишься к окну, спиной, чтоб я не мог помахать… Я всё это пишу где-нибудь, и когда мы ещё раз встречаемся и снова валим сюда, то даю тебе почитать, и у нас получается кольцо памяти, а у тебя лёгкое дежа-вю , типа всё вроде было уже, но на самом деле я тебе говорю, что прикалываюсь… Давай, готовь лапу - вон тралик идёт…
- Генка, вот класс! - Ленча замерла с взвешенной в воздухе босолапкой, подставляя её на приём подъезжающему троллейбусу; солнце сделало полуоборот, и на небе красиво светало. - Только я… Генк, я не хочу забывать!.. Может ну его нах такие кино?
- Уже всё, Леночка, радость моя… было сказано… ничего не поделаешь… блин, даже не сможешь вспомнить, где я торчу, а то б может зашла?.. Ну давай, прыгай уже!.. По расписанию…
- Пока, Генк!.. Только хер я забуду!..
Он поцеловал её нежно в ушко и в лоб, и потрогал за попу из деликатного джентльменства… Она вошла в трал, и двери захлопнулись.
"В самом деле слегка перебрал… надо было хоть память об адресе… или телефон взять у неё…", он ждал в лёгкой тоске, когда уходящий троллейбус усадит Ленчу на место, "Самому бы теперь не забыть, первомаг хренов…".
И вдруг так обалдел от увиденного, что потряс головой, чтоб понять, что не сон… Ленча вместо уютного кресла спиной стояла на задней площадке всем радостным фэйсом к нему и изо всех сил корчила рожицы: оттопыривала чебурашкою ушки, подпрыгивала и показывала высунутый язык и пальцами рожки!..
"Блин!", чуть не запрыгал аш от радости сам, "Сделать хотел грозу, а получил казу!.. Апять… Недоучка!.."
Показал Ленче радостный фак, повернулся и, тихоумалишённо посвистывая, пошёл навстречу сияющему сквозь весь восток счастливому солнцу.
"По острым иглам яркого огня… бегу-бегу, дорогам нет канца…"
Ему определённо всё больше импонировали жёлто-полосатые козы и розовые слоны с цветными, как клумба, ушами…
=====================================
* Кафета шоколадная made in USSR (вкусная).
Подмышка
Какой мудак придумал пустить по пригородному расписанию устаревшие купейные вагоны известно было одному только господу богу… Формально соблюдённое количество вагонов дачно-индустриального направления обладало вдвое меньшим количеством посадочных мест, и утренне-вечерние часы пик превратились для любителей посеять клубничную коноплю на делянке и для страстно мздоимствующих пригородных гастербайтеров в увлекательно-сплачивающее души до кучи с телами путешествие сквозь размеренный перестук железнодорожного пространства.
Особенно отвлекали от привычных тягостей и забот отдельными полутарочасовыми тяготами и заботами вечера отъезжающих из города пятниц. Не обязательно тринадцатых - кипевшие, начиная с подножек рейса, вулканически-адские страсти штурма цитадели железнодорожного отправления Федю_Крюгера на борт не брали бы лишь по детской простодушности его мировоззрения: в мельканьи набитых сухпалочной колбасой и саженцами грядущего урожая авосек, в переливах отборного просторечия и в самозабвеньи индивидуальной целеустремлённости просто не было места для наивных голливудских мечтателей…
Лариса Светельцина была не знакома с жилищными проблемами Фёдора Крюгера - в основах своего мировосприятия она предпочитала быть "тундра тундрой", но добираться до дому вне зависимости от чисел месяца и дней недели: в деревенской избушке без всяких, к её сожалению, курьих ножек, зато с мышами, которых она азартно с самого детства боялась, её ждали "муж" и трое детей, которые отнимали у неё авоську с городскими продуктами и остатки надежды на сколь-нибудь благополучный исход её жизненного существования… Работавшая когда-то скромной учительницей младших классов с нескромными помыслами о светлом сразу для всех будущем, теперь "Лариса Андреевна" въябывала на пятилетках капиталистического строительства простой штукатурщицей, а некогда заоблачный герой её девичьей мечты кроме самовоспроизводства в трёх своих практически не отличимых от него копиях интересовался вообще фиг его знает чем и фишки жизненной совсем не рубил…
Та предсентябрьская пятница сразу не задалась - помимо обычного мудачья на перроне убытия тут и там мелькали лица исполненные непредвзятого оптимизма и пограничного идиоэнтузиазма: на дачи ломанулись любители проведения за шашлыками встречи предстоящего "дня знаний" своих чад…
- Ларочка, для моих захвати… Я не могу на выходные! Сверхурочка… Вот - пять баночек только… - умоляюще размахивала догорающим бычком перед Ларисой её непосредственная начальница по ведру и затирке Мария Египтовна, или по-соседски тёть Маша.
- Хуй!.. - Лариса внимательно оглядывала перрон на предмет предстоящего пробития бреши в готовых к неотвратимому штурму спинах.
И потом, с обрывающей руки торбой со "сверхурочными" тётьмашиными сгущёнко-тушёнками, пробираясь к заветной подножке, вспомнила, что у тёть Маши - единственной родной души в этом адище города - ещё и фамилия была Етитина!
Граждане страны победившей от всего на белом свете Независимости осаждали пригородные вагоны с таким рвением, что у стороннего наблюдателя могло сложиться неверное впечатление того, что поезд, причём последний, уходит на седьмое небо, прямиком во всеобщее счастье! Машинист исполнявший роль Гавриила сурово-пофигаистично взирал на творившееся на перроне в ожидании предусмотренного дорожным расписанием сигнала своей пневмоэлектрической трубы.
"Блин, ещё повезло…", подумала Лариса, когда втискиваемый в вагон поток застопорило в узком коридоре межкупейного сообщения. Попасть в купе поближе к окну в такой день конечно же не грозило, и бесспорной удачей было хотя бы не оказаться в переполненном тамбуре или в тесном закутке возле когда-то сортира. То, что счастье ей жалобно улыбнулось, она поняла, когда прямо перед лицом её оказалась одна из опущенных фрамуг-форточек - помереть от духоты, во всяком случае, теперь не грозило. Она с трудом пристроила под ногами свою тяжеленную сумку и в две руки обессиленно облокотилась на распахнутое окно - до отбытия оставалось ещё пару-тройку обычно самых невыносимых минут: уличный зной августа наслаивался на физическую сверхактивность масс, а воздух ещё не трогался с места. Мокрая от пота, она чувствовала себя в полной заднице - ей казалось, что с неё просто лило...
- Присаживайтесь! - голос из-под неё донёс до её слуха не сразу воспринятое здравомыслящим разумом.
Она взглянула вниз - под ней делал попытки освободить "для женщины" откидывающуюся коридорную сидушку какой-то с хера выискавший джентльмен в бликующих на солнце давным-давно не очкастых глазах.
- Постою! - Лара резко отдёрнулась на автопилоте: в чудеса ей уже напрочь не верилось, а вот суеты по перемене с трудом выисканного в борьбе своего расположения она не выносила.
Полупризрачное движение под ней замерло, и она вновь повисла на форточке. Поезд тронулся.
"Блин, ну и дура!!", наконец, очнулся в ней запоздавший со своими тормозами здравомыслящий разум - ногу жало перекошенной сумкой, под сиську неудобно тискалась какая-то оконная перепонка, от встречного прямо в лицо ветра наверняка утром будут обветрены губы… "Предлагали ж тебе! Бля… Жопой лень шевельнуть было что ли?" Лариса на чём свет стоит думала о своей предшествующей, настоящей и предстоящей жизни в самых самонелестных тонах…