Сжав губы еще сильнее, он отступил назад, потом вдруг с жалобным воем швырнул чашку прямо в зеркало, и чашка хлынула во все стороны осколками и брызгами кофе, и по неповрежденному стеклу поползли темные потеки, словно смывая жуткое, жалко дрожащее отражение. Жора прижался к стене, потом сполз на пол и заплакал, уронив голову и обхватив руками острые колени. Он плакал долго. Большая часть жизни осталась позади, пустая, бессмысленная, мертвенная. В ней не было ни друзей, ни любимой, ни детей, ни праздников, ни задушевных разговоров, ни подлунных улыбок, ни настоящего дела, ни уюта, ни переживаний, ни радости. Уже много лет никто не спрашивал у него, как дела, не интересовался здоровьем, не допытывался, как у него на личном фронте, и разговаривал и пил пиво он с полузнакомыми людьми, с которыми пересекался по работе, и им было совершенно наплевать, как у него дела, равно как и самому Жоре было наплевать на их дела. Все это время занимал один лишь толь-ко компьютер. Вся жизнь состояла из компьютера. Может, он, Жора, и впрямь некая программа? Ма-аленькая такая, примитивная, архаичная программа, которую в один прекрасный день просто деинсталируют и сразу же о ней забудут?!
Программа…
Жора поднял голову и яростно вытер ладонью мокрое покрасневшее лицо. У него появилось назойливое ощущение, что он упустил нечто очень важное. Это было связано со снами…
Да нет же!
С людьми, которые приходили к нему…
Какие люди?! К нему много лет никто не приходил!
Зеркало. Если смотришь в зеркало, нужно понимать…
Понимать что?!
Бред!
И все же…
Он посмотрел на испачканное зеркало, на осколки и кофейную лужицу на полу, потом поднялся и побрел в комнату. Постепенно его шаг убыстрялся, и до компьютерного стола он уже добежал — добежал и плюхнулся в свое любимое вращающееся кресло, и тотчас ему стало намного легче. Жора закрыл все программы, потом уже хотел нажать на ярлык своих обожаемых четвертых «Героев», как вдруг в его голове возник весьма важный вопрос. Он убрал руку с «мышки» и, вцепившись себе в волосы, чуть ли не ткнулся лицом в монитор.
Он родился в восемьдесят пятом, сейчас ему сорок шесть и, соответственно, на дворе — две тысячи тридцать первый год — разве не так? Почему же он собирается играть в четвертых «Героев»? Разве с тех пор игра так и не изменилась, не усовершенствовалась? «Герои» должны быть как минимум десятые! Но их не существует, иначе он, фанат, непременно бы их достал. Или появилась бы некая суперновая и суперсовершенная стратегичка, но ее он был достал тоже! Как так?! А на машине стоят миллениумовские «винды»… Но если сейчас тридцать первый год, то почему он установил себе такую архаику? Должна быть целая куча новых оболочек! И уж конечно должна быть совершенно другая техника. Компьютеры устаревают очень быстро. Программное обеспечение постоянно совершенствуется, и уж больше, чем за четверть века… Нет, не может быть, чтобы сейчас был две тысячи тридцать первый! Никак! От силы десятый!
Но ему сорок шесть лет!
Значит, он родился не в восемьдесят пятом!
Да? А в каком же, интересно? Уж что-что, а дату своего рождения он помнит — не совсем еще дошел!
Детали и детальки… нелепости, возникающие из-за несовпадения знаний и представлений… возникающие, когда кто-то рассказывает о том, в чем он не очень смыслит…
Когда кто-то показывает то, в чем он не очень смыслит!
Жора резко повернулся, оттолкнувшись от стола ребром ладони, отчего кресло описало полукруг, и обнаружил, что один из старых стульев помимо брошенной кое-как одежды теперь содержит на себе еще и человека — паренька в джинсовом костюме, смотрящего на него с досадой и любопытством.
Его неожиданное появление вовсе не удивило Вершинина. Впрочем, теперь его уже ничто не могло удивить.
— Никогда не разбирался в этих штуках! — доверительно сообщил паренек и сунул в рот смятую сигарету. — Странно, что ты — человек, повернутый на компьютерах, никогда не мечтал дальше, чем лет на пять. Впрочем, — он повел рукой по пространству захламленной комнаты, — при таких условиях счастье, что у тебя есть хоть такая рухлядь, не правда ли?
Жора усмехнулся, давая понять, что оценил и юмор, и досаду противника, после чего крепко зажмурился и окаменел лицом от напряжения, изо всех сил пытаясь открыть глаза совершенно в другом месте.
— Не выйдет, — услышал он сочувственный голос. — Видишь ли, я не хочу, чтобы ты просыпался. А когда я чего-то не хочу, то этого и не происходит — здесь, в моих мирах!
Жора открыл глаза. Он ненавидел сидящего на стуле всеми клетками своего (стареющего?) тела, но исследовательский интерес в нем был слишком силен, чтобы сразу же слететь с кресла и включиться в потасовку. Кроме того, в глубине души (уж душа-то все та же, она-то не снится!) он осознавал, что исход будет не в его пользу. Его сон во власти Лешкиного сна, и ничто не помешает тому превратиться в некое чудовище с одной из Жориных картин, с которыми он, без сомнения, хорошо знаком, после чего вдумчиво разжевать его, Жору, в кашицу. Причем вследствие своего извращенного мозга, сохранить Жоре и боль, и жизнь, и способность мыслить на весь процесс пережевывания. Вспомнить хотя бы выставку трупов на лестнице, о которой рассказывали Алина и Виталий!
— Но ведь Але удалось это сделать! — сказал он, вспомнив, как Алина растаяла в воздухе, словно дух. Лешка закурил и насмешливыми прищуренными глазами посмотрел на него сквозь струйку дыма.
— Она другая, ты ж знаешь! Выскользнула, как змея в щель клетки, но для вас, мои драгоценные, щели в моей клетке слишком узкие!
— Значит, щели все-таки есть?
Лешка сделал в воздухе пальцами затейливый жест, словно вворачивал электрическую лампочку.
— Это просто образное выражение. Так или иначе, забудь о ней! Она бросила вас и сбежала. Скорее всего, она уже давно дома, в своей маленькой серой жизни. Что ж, ее не в чем упрекнуть, она поступила мудро. Никому не захочется умирать во второй раз. Ведь так это может войти и в привычку, а? — он подмигнул Жоре и забросил ногу на ногу. Жора покачал головой.
— Я тебе не верю!
— Отчего же? — Лешка улыбнулся, потом приставил ладонь ребром ко рту и закричал, поворачивая голову в стороны. — Аля?! Аля?! Где ты, милое дитя?! Выходи! — он опустил руку и снова улыбнулся. — Нету. Думаешь, она сейчас сидит в реальности в компании ваших храпящих тел и исходит потом от напряжения, пытаясь что-нибудь придумать? Не-а. Спроси себя, зачем это ей надо? Вы ведь ей никто. Просто случайные попутчики. Она еще могла бы попытаться что-то сделать ради Воробьева — парень хоть и калека, но ей явно приглянулся… а вот ради вас…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});