Врач потом объяснил, что такое бывает… и едва он произнес это слово, как Петр ударил его по горестно-изумленному лицу, схватил ребенка и попытался выбежать из квартиры, но его успели поймать…
Петра выписали через несколько недель, но домой он не поехал. Делать там было нечего — ему уже сообщили, что Галя ушла и собирается подать на развод. Это известие он встретил с совершенно безучастным лицом. Потом в первом же ларьке накупил детских игрушек и поехал на кладбище.
Глядя на крошечный холмик, Петр внезапно почувствовал кроме горя еще и потусторонний ужас. Разве это уже не происходило раньше? Сколько раз? Один или два? Ему было послано предостережение, но он все равно не смог уберечь сына. Всхлипнув, он вытер лицо рукавом, потом принялся аккуратно раскладывать на холмике принесенные игрушки. Из игрушек, принесенных Галей, уже почти ничего не осталось, и он все с тем же ужасом подивился тем людям, которые способны таскать игрушки с детских могил. Возможно, это и не люди вовсе!
Яркая погремушка скатилась с холмика, весело звякнув, и Петр застыл, ошеломленно глядя на нее. Потом на его лице под стылым пыльным ветром расцвела улыбка, наполненная жутковатой радостью и надеждой. Он потянулся и схватил игрушку, накрепко зажав ее в кулаке…
* * *
…и открыл глаза, всполошенно оглядываясь. Вокруг была шумящая улица, и кто-то настойчиво дергал его за рукав. Опустив голову, Петр расширенными глазами уставился на светловолосого мальчика лет четырех, и в этот момент тот снова потянул его за рукав.
— Пап! Ты спишь?! Па-апа!
Петр наклонился, схватил удивленно взвизгнувшего ребенка в охапку и крепко прижал его к себе, зажмурившись. Мальчик протестующе запищал:
— Пап, пусти! Больно, пап!..
— Прости, прости… — суетливо пробормотал Петр и поставил ребенка на асфальт. Присел рядом, держа ладони на его маленьких узких плечиках и глядя ему в лицо. — Прости, солнышко! Папа не спит. Папа просто задумался… У папы едет крыша, — последние слова он произнес так тихо, что Андрей их не расслышал. Впрочем, ребенка сейчас занимал один вопрос.
— Ты же сказал, что купишь мороженое!
— Ну конечно! — Петр поднялся и крепко взял малыша за руку. — Папа купит все, что хочешь! А… мама где?
Андрей удивленно взглянул на него.
— Как где — у тети Светы! Мы ведь к ней не пойдем, правда?! Она все время лезет целоваться! И от нее противно пахнет!
— Мы не пойдем к ней, обещаю! — с улыбкой произнес Петр, медленно идя по улице. Он не отрывал от сына растерянно-любящего взгляда. Что-то было не так, что-то вообще было не так, но он не понимал, что именно. В голове шевелились какие-то воспоминания, и чьи-то забытые голоса нашептывали нечто жуткое, но он упорно отодвигал их вглубь, не желая ничего слушать и ничего знать. И уж тем более, ничего вспоминать! Он видел кошмары — теперь он проснулся. Все! Рядом с ним его сын — его живой сын, и Галя скоро вернется домой!
Возле лотка Андрей долго и придирчиво выбирал мороженое, стараясь отыскать такое, в котором были бы все вкусности сразу и в большом количестве. Наконец ткнул пальчиком, и Петр зашарил в одном кармане, потом отпустил руку сына и сунул ладонь в другой. Извлек оттуда смятую купюру, протянул продавщице, та вручила ему мороженое и вдруг завизжала и закрыла лицо ладонями, уронив деньги. Петр обернулся и увидел, что Андрей, только что стоявший рядом с ним, теперь бежит через дорогу, а на него стремительно надвигается громада рейсового автобуса. Он закричал и бросился к сыну, но было уже поздно, и автобус смел маленькую фигурку, словно игрушечную и промчался мимо, и из его открытых дверец на Петра с изломанной страшной ухмылкой посмотрел окровавленный человек с раздавленной головой. Он знал, кто это был.
А потом взглянул на асфальт и закричал снова…
* * *
… и проснулся. Он опять стоял на продуваемом пыльным холодным ветром кладбище, перед маленьким холмиком, на котором были сложены детские игрушки. Но теперь он был не один. Рядом стоял какой-то человек. Петр, пошатываясь, повернул голову и безучастно взглянул на него, и вдруг в его голове что-то вспыхнуло, и он с беззвучным воплем отшатнулся назад. Человек — молодой, почти мальчишка, сочувственно улыбнулся ему и почесал слегка оттопыренное ухо.
— Нет ничего хуже, чем потерять своего ребенка, — негромко произнес он. — Худшая вещь никогда не приходила мне на ум. Это так печально. Это еще печальней, когда виноват кто-то из родителей.
— Это ты делаешь, да?! — закричал Петр, сжимая дрожащие пальцы в кулаки. — Чудовище! Играть со смертью ребенка… Я тебя убью, я тебя…
Но прежде, чем он успел наброситься на Лешку, тот упреждающе вскинул в воздух левую руку, и Сливка застыл, глядя на зажатую в пальцах яркую погремушку. По его лицу пробежала судорога, потом глаза загорелись полубезумным огнем, в котором снова нашлось место надежде.
— Может, ты и прав, — задумчиво произнес Лешка. — Но иногда приходится делать больно, чтобы заставить человека понять, что ему на самом деле нужно. Всем нужно разное.
Петр снова замахнулся, но уже медленнее, и его взгляд прирос к игрушке.
— Убьешь меня — ничего не получишь, — жестко сказал паренек. — Одумаешься — и у тебя снова будет семья. Семья, с которой ничего никогда не случится, обещаю. Помнишь, как ты хотел повести сына на рыбалку?
— Это будет сон… — хрипло прошептал Петр, не сводя с погремушки расширенных глаз, становящихся все более и более бессмысленными. — Она говорила, что все это иллюзия, а мы…
— Забудь все глупости, которые говорила эта взбалмошная баба! — раздраженно отрезал Лешка. — Разве она способна понять, что ты чувствуешь?! Разве она способна понять, что это такое — стоять перед свежей могилой своего ребенка?! Нет, Петя. И это будет не сон. Сон сейчас, — он махнул брякнувшей погремушкой в сторону холмика. — Вот это сон. Кошмарный сон. А я тебя просто разбужу. Ты только должен согласиться. Ты согласен?
— Да, — прошептал Петр. Лешка подбадривающе улыбнулся, протянул ему погремушку, и пальцы Петра крепко сжались вокруг нее…
* * *
Он открыл глаза от того, что Андрей всполошенно стукнул его по плечу, и хотел было вскочить, но сын завопил, тыча пальцем в направлении воды.
— Клюет! Папа! Клюет!..
Петр ошеломленно посмотрел на него, хлопая ресницами, словно разбуженная днем сова, потом взглянул в нужном направлении, и в этот момент сторожок снова вздрогнул, и латунный колокольчик упреждающе звякнул. Действуя скорее механически, чем осознанно, он сделал подсечку, с просыпающимся восторгом почувствовал на тот конце лесы тяжелое трепыханье, вскочил и начал выводить попавшуюся рыбу. Андрей стоял рядом, сжимая в пальцах круг, его присыпанное веснушками лицо было взволнованным и торжественным, словно ему предстояло не помогать выуживать рыбу, а встречать высокопоставленную делегацию, и Петр, внутренне посмеявшись, сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});