– Не понимаю тебя, – пожаловалась Энни, – зачем ты это сделал, ведь ты мечтал о «кадиллаке» всю жизнь?
– Ты многого во мне не понимаешь, Энни, – ответил он.
– Наверное, нам надо больше времени проводить вместе, – предложила она.
Неужели ей недостаточно, что они живут вместе? Что ей еще от него надо?
В тот вечер он один ушел из дому и позвонил Карлайл из автомата.
– Твоя мать сейчас у тебя? – спросил он.
– Ее нет в городе, – ответила Карлайл. – Что? Хочешь куда-нибудь пойти?
– Да!
– Приезжай.
Но когда он приехал, она оказалась не одна. У нее в гостях была еще одна девушка – индонезийская фотомодель очень экзотического вида.
И они втроем играли в игру, которой он никогда не занимался в школе.
Он как бы растворился в бездне гедонистических удовольствий. Ему нужна была передышка. И когда он уходил от Карлайл, настроение у него было получше.
На следующий день Мина сказала, что они выкупили его, расторгнув договор с женщиной-продюсером, и заключили другой контракт – на главную роль в фильме «Жизнь», с богатым спонсором, фильме о молодом убийце и его отце.
– Это замечательное дело, Ник, – сказала быстро Мина, – лучший директор, первоклассные режиссура и съемки. И что самое лучшее – я удвоила твой гонорар.
Но он не так уж обрадовался, как можно было ожидать. Он все время думал о Лорен. Так или иначе, но он должен с ней увидеться. Он пошел домой и сказал, что ему на два-три дня нужно слетать в Нью-Йорк.
В аэропорту он выписал чек на шесть тысяч долларов и послал его Дэйву. Это были все деньги, что он имел на своем счету. Но ему же везет, и скоро он получит много больше.
Летел он вечером. Скоро он так или иначе увидит Лорен. Ом еще не знал, что скажет ей. Он знал только одно: ему надо принять решение. И чем скорее, тем лучше.
72
Лорен чувствовала себя очень виноватой: она спала с Лоренцо. Это случилось только один раз – в ее последнюю римскую ночь, и она не находила себе оправданий. Событие было памятное, и она чувствовала себя только еще виноватее, стараясь о нем позабыть.
«Наверное, я в отца, – думала она уныло. – Но тогда почему же я чувствую себя виноватой, ведь он, по-видимому, вины не чувствовал».
После их возвращения в Америку Лоренцо вел себя, как истинный джентльмен. Она сказала, что жалеет о происшедшем и что это больше не повторится, и пусть он, пожалуйста, никогда об этом ей не напоминает.
– Я уважаю твои желания, – сказал он, – но когда ты отделаешься от мужа, вспомни, что я тебя жду.
Оливер ничего не заподозрил.
– Как прошло путешествие? – спросил он.
– Хорошо бы ты со мной поехал, – ответила она.
– В следующий раз, – пообещал Оливер. – Я подумываю о том, чтобы летом совершить путешествие на яхте по Ривьере.
– О, это было бы так хорошо! А ты сможешь найти свободное время?
– Я сам господин своему времени.
Съемки для «Марчеллы» закончились, и теперь надо было сниматься для коммерческих фильмов. Она вспомнила о том, как играла на сцене в дни школьной молодости, и камера доставляла ей удовольствие. Коммерческий фильм был очень замысловатый и снимался целую неделю.
Лоренцо каждый день приходил на съемки и все еще вел себя, как совершенный джентльмен. Он только позволял себе игру взглядов, но, Господи, эти итальянские глаза! Она вспоминала о ночи, проведенной в Риме, и тело настойчиво требовало повторения. И только рассудок удерживал ее от шагов, которые она могла бы предпринять.
«Лорен, ты ведь замужняя женщина!
Да, я знаю, и не надо мне все время об этом напоминать».
Ей очень понравились съемки фильма, понравилось быть в центре внимания. Работа, как всегда, была прежде всего.
Поэтому она решила так: если Оливер может считать работу самым важным, что есть в жизни, то она тоже может.
Во время ленча с Сэмм она сказала, что если еще подвернется какая-нибудь интересная работа для нее как фотомодели, то она готова взяться.
– А я думала, что тебя это не интересует, – заметила Сэмм, отпивая глоток белого вина.
Лорен поковыряла вилкой салат.
– Я передумала.
– Не знаю, как насчет другого, но то, что ты умеешь сниматься, бесспорно, – ответила Сэмм задумчиво. – Я посмотрю, что можно сделать для тебя.
– Предоставь мне обложку «Вог», – сказала Лорен и победительно улыбнулась. – Ты же все можешь, и сама это знаешь.
Сэмм помахала рукой в знак приветствия издателю журнала мод, откинулась назад и тоже улыбнулась:
– Мы, кажется, становимся честолюбивы?
– А почему бы и нет? Уже пора.
– Между прочим, – сказала Сэмм, – ты слышала что-нибудь о Джимми Кассади?
– А что с ним? – спросила Лорен сдержанно. Что касается ее, то он принадлежал древней истории, даже звук его имени был ей безразличен.
– Его тайна обнаружена.
– А?
– Гомосексуалист он, дорогая. Это стало доподлинно известно.
Так вот разгадка того таинственного исчезновения!
Уик-энды, как правило, она проводила с Пией, Хауэрдом и беби. Иногда они оставались в городе, иногда уезжали в большое поместье Оливера в Хэмптоне, где большую часть времени он проводил или в кабинете, или за телефоном. Отдых для него не существовал.
Как-то, загорая на пляже, Пиа сказала:
– Ты понимаешь, что у тебя теперь три дома: квартира в Нью-Йорке, дом на Багамах и этот дом?
– Это все дома Оливера, – ответила Лорен, наслаждаясь горячими лучами солнца. – Я бы ни один из них не выбрала для себя.
– Но если так, ты должна продать их и купить себе что-нибудь другое. Это ведь приятно, начинать с начала, правда?
Лорен потянулась за маслом для загара.
– Да, я уверена, что Оливер разрешит мне делать все, что я захочу. Он, возможно, даже ничего и не заметит.
– Гм, – ответила Пиа. – Я не ошибаюсь? Мне правда послышалась нотка разочарования?
Лорен втирала жирное масло.
– Ты услышала лишь то, что я вышла замуж за человека, который только и делает, что работает.
– Ах, – сказала мудрая Пиа, – вот почему у тебя целых три дома!
– Очень умное замечание. Пиа была задумчива.
– Мне кажется, что Хауэрд следует по стопам Оливера – он пришел вчера домой только в девять часов. Может, у него появилась любовница?
– У Хауэрда? – И Лорен засмеялась. – Я даже вообразить себе этого не могу.
– Но почему? – спросила Пиа обиженно. – Ты считаешь, что он не питает интереса к сексу?
– Он питает интерес к тебе, поэтому для других женщин он только твой муж.
– Иногда я жалею, что мы перестали заниматься делом, – сказала грустно Пиа. – Я люблю Розмари и отдаю ей все время, но быть только заботливой мамочкой – не единственный смысл жизни.