— Если бы нас решили уничтожить, проще было бы уморить голодом, — резонно заметил Грендель. — Нет, Рой, верхним нет смысла убивать глав кланов — ведь у каждого имеется замена. Что решит смерть нескольких человек?.. Невен, я догадываюсь, насколько тебе хотелось бы остаться, но я не могу брать Хильду наверх, а одному мне, боюсь, не справиться.
— Да я понимаю, дед, — я пожал плечами. — Тебе бы вообще лучше туда не подниматься.
— Может быть, — Грендель задумчиво покачал головой. — Но ты один тоже не справишься. Да и отправлять вас вдвоем с Бличем я не имею права. Если что-то действительно случится…
Я прекрасно понимал: дед сейчас думает не обо мне. Намного важнее для клана Блич — будущий глава. Его гибель означала катастрофу, и не только для клана. Он был самым опытным медиком из всех и единственным фармакологом, способным составить нужное лекарство из того минимума, который имелся в нашем распоряжении. Верхние обещали помочь, но с тем же успехом могли и отказаться от своих слов.
Нор сопел мне в плечо с таким отчаянием, что я даже испугался очередного взрыва его эмоций. Я очень хорошо их чувствовал: растерянность, страх, нежелание снова оставаться внизу и ждать, злость. И тоску, забивающую все остальное.
Так что я посмотрел на Гренделя и встал.
— Мы пойдем, дед. Если мне завтра снова наверх…
Он только головой покачал, глядя на нас.
— Ты снова не о том думаешь, Невен.
— Не о том, — согласился я. — Но я устал, дед, думать обо всем остальном. Дай мне одну ночь подумать о себе. Пожалуйста.
72
Одну ночь! Черт возьми, одну ночь! Я теперь что — мальчик на одну ночь, да?
Внутри из сложной смеси чувств поднималась злость. Такая, какой я никогда не чувствовал рядом с Веном — темная, злая. Не та, которая убивала, другая. Но все равно неправильная. Да, даже в таком состоянии я осознавал, что она несправедливая. Но это ничего не меняло: она несла меня за собой, увлекала в водоворот эгоистического желания сделать что-то неприятное и лучше всего — болезненное.
Поэтому, когда за нами закрылась дверь каюты и Вен тут же ласково обхватил меня руками, я резко развернулся к нему и толкнул к стене. Без сомнения, поддался он от неожиданности — в жизни я бы не сумел его прижать, если бы он сопротивлялся. Не дав ему сказать ни слова, я поднялся на цыпочки и дернул его вниз, с силой впиваясь в знакомые губы. Это не было поцелуем — это было захватом и порабощением.
Меня нисколько не смущало, что я ниже и слабее — сейчас мне требовалось доказать, что я не глупый мальчик, которого можно отодвигать, когда заблагорассудится. Бросать, откупившись одной ночью.
Он опять уйдет. Пообещал не уходить — и завтра же уйдет. А я останусь здесь, запертым в этих четырех стенах. Или, еще хуже, в стенах лазарета, под наблюдением Блича.
От этой мысли я озверел окончательно и принялся стаскивать с Вена рубашку, не заботясь о сохранности материи и пуговиц. Молча выдирал из одежды своего любимого мужчину, нисколько не думая о его комфорте и желаниях.
Вен попытался что-то возразить, отодвинуть, но я не позволил, снова решительно овладевая его губами и врываясь языком в рот. На секунду мне даже показалось, будто я ощущаю металлический привкус, но Вен аккуратно потянул липучку моего комбинезона, и я тут же забыл о таком малосущественном факте, нетерпеливо сбрасывая лямки.
Через минуту или, может, две мы уже были почти полностью раздеты и тяжело дышали. Вен опустился передо мной на колени, и я вцепился в его белую гриву, наматывая волосы на пальцы, притягивая голову к своему паху.
Мне не хотелось медленно и ласково, и, подчиняясь, Вен сразу взял мой член в рот полностью. Я выдохнул, откинулся, едва не стукнувшись затылком о полку с кристаллами, и тут же двинул бедрами вперед.
Горячо, влажно, жестко — и никак иначе. За то, что мне пришлось пережить. За то, что он вернулся всего на одну ночь. Только для того, чтобы уйти от меня снова. И снова. И снова…
Дорого бы я дал сейчас за способности к эмпатии. Чтобы не Вен слушал меня, а я — его. Как ему это — быть использованным для удовлетворения похоти? Подчиняться моим желаниям?
Когда жар поднялся до самой шеи, а яички поджались, я дернул Вена за волосы, заставляя отстраниться. Член с влажным звуком выскользнул из его рта и шлепнул меня по животу.
— В постель, — скомандовал я хрипло.
Кажется, я выглядел достаточно безумно, когда отшвыривал от себя свалившиеся на пол штаны и шагал те самые несчастные четыре шага от двери до кровати. Удерживаемый за волосы Вен сделал их на коленях. Я поднял его и толкнул, упал сверху и немедленно стал практически кусать его тело — призывно смотрящие на меня соски, грудь, живот. Вбил свое колено между его ног и принялся руками грубо ласкать внутреннюю сторону бедер.
Боюсь, нежности в моих действиях не было никакой — один напор. Но мне в живот упирался его твердый член — значит, происходящее Вена все-таки устраивало, раз вызвало эрекцию.
По-моему, это была единственная мысль о чувствах партнера, посетившая меня. Дальше я не думал — терзал его губами, руками, вжимался всем телом в родное, теплое, необходимое, единственное. Но ни разу не прикоснулся ни ртом, ни пальцами к стволу и уже увлажнившейся головке.
— Нор, — вдруг прошептал Вен, — Нор…
Я поднял лицо, встретился с его непонятными мутными глазами и резко прижал искусанные мной губы ладонью, прошипев:
— Молчи!
Он послушался, только непроизвольно приподнял бедра, не в силах сдержаться.
Я подтянулся выше, перекинул через него ногу и уселся сверху.
— Смазка… — опять начал Вен, но я на него прикрикнул:
— Тихо! — и снова протянул руку. — Оближи.
Мокрый гибкий язык прошелся по ладони, задерживаясь на бугорках, прикосновение к которым посылало горячую волну напрямую к моему паху. Я прикусил губу и заставил себя убрать руку, обхватил его член, с силой провел вверх-вниз, от чего Вен вздрогнул. Потом приподнялся и решительно направил пенис в себя.
Дыхание перехватило, кажется, у обоих. Во всяком случае, Вен прервал сиплый выдох, а мне сдавило грудь на вдохе.
— Нор, не на…
Я резко опустился, что заставило Вена зажмуриться и заткнуться без дополнительных усилий. Меня, правда, тоже — боль на несколько секунд просто оглушила, так что пришлось стиснуть зубы.
Но я не дал себе времени на раздумья. Чуть приподнялся и опустился опять. Потом больше. Сильнее. Глубже. Немаленький орган Вена без смазки ходил внутри сначала неохотно, а сам он лежал не двигаясь — наверное, боялся пошевелиться. Но я был настойчив. Я вцепился в его плечи и упорно насаживался раз за разом, нанизываясь на него. Утверждал свое право. Пусть даже право одной ночи.
И вдруг Вен открыл глаза, и я задохнулся от его темного взгляда. А потом он потянулся, сам подхватил меня под бедра, уперся пятками в кровать и задвигался — резко, порывисто, высоко. Впечатывая нас друг в друга и разлепляя снова.
Внутри все ныло горько и выжимало до боли сладко. Между ягодиц ходил упругий твердый член, прошивая до мозгов. И когда на простату пришелся очередной толчок, я захлебнулся коротким вскриком и кончил, сжимая зад и чувствуя резко сменившиеся и какие-то судорожные фрикции Вена.
А потом я отключился.
Из забытья выплывал медленно, лениво. И первое, что ощутил — ласкающие анус пальцы. Непроизвольно дернулся, но теплая рука тут же прижала меня к постели:
— Лежи спокойно, помазать надо. А то хуже станет.
И я ткнулся лицом в подушку и молчал все время, пока Вен меня лечил. Честно говоря, просто не знал, как и что говорить. Извиняться? Или уже поздно?..
На этой мысли стало так страшно, что я замер. Тут Вен закончил, наклонился и поцеловал меня куда-то между лопаток. Я вывернулся под ним и прижался, обхватывая руками и ногами сразу.
— Ты чего? — Вен даже баночку с мазью Блича отставить не успел и растерянно обнял меня, держа ее в пальцах. — Больно, да?
Я замотал головой, не отрываясь от него. Нет, больно, конечно, было, но дело-то не в этом.