— Не понял.
— Найдет астафского драматурга, который перепишет пьесу так, чтобы действие происходило в Артании.
— А! — догадался Фалкон. — Экзотика! Как все у нас падки на экзотику. Я бы этих любителей отправил бы на год-другой в Артанию, просто пожить. А то это на расстоянии им кажется, что все очень красиво и романтично. Главный герой, естественно, сын князя?
— Да, — растерянно сказал музыкант.
— Ну, вот. Хорошо, я на днях к вам заеду, пусть подготовится. Ну-с, какие сплетни в артистических кругах? Вкратце?
— Несколько художников собираются в Славию. Говорят, что там натурщицы сговорчивее.
— Пусть едут. Дураки. Еще?
— Заговорщики озадачены. Думают, что среди них есть осведомители и пытаются их вычислить.
— Прекрасно. Еще?
— Есть темный слух, что у Великой Вдовствующей Княгини появился поклонник.
— Подробнее, пожалуйста.
— Господин мой, слух не очень приличного толка.
— Все слухи так или иначе неприличны. Продолжайте.
— Он залезал к ней через окно.
Это было не ново. Такие слухи появлялись периодически. Окно было на третьем этаже, добраться до него по отвесной стене было очень не просто. Где это, интересно, могла она познакомиться с человеком, способным на такие подвиги ради нее? Придворные были все как на подбор люди обыкновенные, а на турнирах Фрика сидела в княжеской ложе, отделенная от остальных зрителей.
— Она рассказала ему, — продолжал музыкант, — про какое-то заклятие.
Лицо Фалкона ничего не выражало, но он почувствовал тревогу.
— И ради нее он согласился поехать в Страну Вантит, — добавил музыкант, — чтобы заклятие снять.
О заклятии тоже ходили слухи, но напрямую с Вантитом его, заклятие, никто раньше не связывал.
— И что же, поехал? — спросил Фалкон, спокойно улыбаясь.
— Да. И она, согласно слуху, ждет его возвращения.
Да, подумал Фалкон, Фрика изменилась три недели назад, но это связано с тем, что я посвятил ее в свои планы. Или нет?
— От кого вы это слышали? — спросил он.
— От подмастерья из студии.
— Чьей студии?
— Художника.
— Имя?
— Роквел.
Стало быть, это не слух.
Как нужны, необходимы сейчас Инструкции! Перечесть, переосмыслить, перестроиться, перегруппироваться. Как они недосягаемы!
Правда, собирались поехать в Страну Вантит многие. Другое дело, что многие за сборами забывали собственно выехать, то есть, сесть на коня и направиться к ближайшему лазу. Другие ехали, но лаз не находили. Наконец, самим им, Фалконом, выученная группа, точно знавшая местонахождение лаза, отправилась и проскочила. Они были очень хорошо подготовлены, если к Вантиту вообще можно подготовиться. Они знали, пусть примерно, географию страны и располагали временем. Времени у них было — десятью подводами не увезешь. Они были научены способам добывания пищи в Вантите. Они не нуждались ни в чьей помощи, обходной путь, намеченный Фалконом, был так составлен, что шансы встретить кентавра, эльфа, ведьму, лешего, дракона были близки к нулю. Они знали, что нужно говорить и кому. Они знали, как пробраться в Замок. Они знали, что Волшебник в Ниверии и им не помешает. Тем не менее, операцию они провалили, а путешествие произвело на них такое дикое впечатление, что не говорить они не могли — и их всех пришлось уничтожить, распустив тем временем слух, что они ушли во вторую экспедицию и не вернулись. Слух распускался для своих же — для людей Хока и Комода. А страна вообще об этом не знала.
Все это так, но теперь кто-то что-то пообещал Фрике, а Фрика не будет связываться с кем попало. А тут еще недавно сообщили, что Базилиуса уже три недели, как дома нет. В свои турне он обычно брал с собой всю семью, но в этот раз жена и дети остались дома. И это слишком совпадало по времени с его, Фалкона, разговором с Фрикой. Возможно, ее посланник искал теперь лаз именно из-за этого разговора!
Но ведь лаз, если не знаешь точно, что ищешь, практически ненаходим! А? На него практически не выйти! Более того, в лаз нельзя попасть, если по другую сторону тебя не ждут.
То есть, в общем, опасаться нечего, кроме того, что Фрика, возможно, с кем-то переспала и теперь у нее в чреве ребенок. Ну, это мы скоро узнаем. Вряд ли. Она не в том возрасте, чтоб вот так, молниеносно забеременеть. Хотя — кто знает!
Но сначала, перво-наперво, прежде, чем думать о чем-нибудь другом, следует проверить — версию об этом одиночном — или не одиночном? — походе в Вантит. Кто, что, и зачем.
— Благодарю вас, друг мой, — сказал Фалкон. — Обязательно навещу вас, как только немного освобожусь.
Музыкант поклонился и вышел, а Фалкон, схватив колокольчик, позвонил.
— Через полчаса, — сказал он курьеру, — я хочу видеть здесь Риту.
* * *
В столице было три дюжины художников, которых можно было разделить на две группы — настоящие и ненастоящие. Кто-то из них изучил историю живописи в Кронинском Университете и внимательно прочел все, что по поводу живописи сочли нужным сказать предшественники (в основном ерунда и позерство). Кто-то учился у современников, иными словами, доходил до всего сам. Кто-то быстро освоил всю техническую премудрость жанра, кто-то, будучи уже профессионалом, путался в колорите, композиции, и тематике, а в перспективе путались они все. Единой теории построения перспективы не существовало в живописи. Но все это не имело отношения к тому, является ли такой-то художник настоящим или нет.
У ненастоящих художников выбор натуры и ее трактовка были понятны. Что портрет, что пейзаж — всем, кто присматривался, было видно, почему автор выбрал именно этот угол, и здесь высветлил, а здесь подтемнил. С настоящими дело было сложнее — даже они сами редко могли определить, почему они делают то-то и то-то в своих полотнах, а когда пытались, было видно, что они просто вдохновенно врут.
Вряд ли ненастоящий художник смог бы оценить сорокапятилетнюю высокую Риту — больше, чем слава и деньги, ненастоящих интересовал престиж среди мещан. В данный момент в моде были двадцатилетние взбалмошные, лохматые девахи с недостаточно четко обрисованными формами.
Роквел был настоящим художником, и частично поэтому разговор между ними проходил в студии, далеко за полночь, после веселого дня и бурного вечера.
— Нет, рисовать меня не надо, — сказала Рита, нежась на теплой влажной простыне. — Не надо меня рисовать, не надо.
Роквел отложил уголь и набросок, запахнулся в халат, и присел на край постели. Он стеснялся своей полноты и наготы, что очень забавляло Риту. Частично разговор проходил здесь, потому что Роквел понравился ей сразу — гладкий, круглый, с длинными волосами, говорящий угрюмые глупости, и время от времени поправляющий рукава шелковой куртки, обнажая необыкновенной мужской красоты запястье, не успевшее еще, в силу молодости, заплыть жиром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});