— На полу и так уже навалена целая груда, — сказал он. — Прикажи им оставить эту сторону в покое.
Кроме своей обычной запылённой одежды, он носил элегантный, пусть и запачканный, шарф, сотканный из серебристого шёлка и украшенный по краям вышивкой павлиново-синего цвета, изображающей животных, предающихся увлекательным, но очень неправдоподобным забавам. Он однозначно стянул его из одного из ящиков. Ну, она же сказала ему брать всё, что захочется. Она также заподозрила, что он сумел проползти сквозь южный барьер, и обустроил своё новое обиталище в пустующих комнатах за ним. Можно было легко забыть, что анфилада лордана расширяется в оба направления вдоль западной стены.
— Оставьте пока южную часть комнаты в покое, — сказала она Руте. — Трое знают, здесь уже достаточно, чтобы я могла целый год ежедневно одевать что-то новое.
Рута сунула свой курносый нос в охапку, которую сгребла, и сморщила его. — Но тут далеко не всё можно спасти. — Она бросила всю кучу тряпок в огонь, который схватил их и заревел в дымоходе. — Ух, как воняет!
Джейм рассматривала северную стену ящиков. — Спустите их все вниз, — внезапно сказала она. — Я хочу видеть, что за ними.
Кадеты на мгновение уставились на неё, а затем Рута издала восторженный крик и практически бросила себя на барьер. Джейм попятилась, освобождая дорогу, когда остальные кадеты прыгнули на помощь. Ей не приходило на ум, как неистово они жаждали вернуть обратно потерянные комнаты — скорее даже, провести ритуал их очищения. Раньше или позже, это должно было случиться.
Но готова ли я? спросила она себя и не смогла ответить.
Не все ящики содержали одежду. В некоторых хранилось богато украшенное оружие, больше подходящее для похвальбы, чем для использования, красивые безделушки, сломанные музыкальные инструменты, свитки со множеством интересных иллюстраций на полях и такое количество мазей, притираний и косметики, что куртизанкам Тай-Тестигона хватило бы их на целый год работы.
Там также были треснувшие бочонки, из которых сочилось вязкое, янтарное содержимое, и коробки с закупоренными бутылками всех форм, размеров и цветов.
За всем этим была дверь.
Однако, когда Рута шагнула вперёд, чтобы открыть её, Джейм остановила кадета.
— В конце концов, — сказала она, подбадривая саму себя, — он был моим дядей.
Дверь была не заперта, но ржавые петли заскрежетали как железные зубы, а внутри царил мрак. Дар побежал за светом. Ожидая, Джейм исследовала спёртый, затхлый воздух через свои собственные органы чувств и чувства Жура. Здесь и сейчас, однако, чердак вонял хуже, чем темнота перед ней. Когда Рута передала ей зажжённую свечу, она настороженно вошла внутрь и обнаружила пыльные, маленькие и пустые комнаты, крошечные окошки в наружной стене и, в конце холла, кухню. Это были помещения слуг.
Оглянувшись назад, через длинный пыльный холл, она увидела Серода, который всё ещё стоял в центральной комнате и сердито глядел на неё в ответ, охраняя, расположенные за ним, невидимые комнаты хозяина, которые он присвоил как свои собственные.
И он им понравился.
Джейм вздохнула, сожалея об утраченной свободе чердака, где так легко дышалось.
— Если те комнаты привести в порядок, — сказала она, когда они покинули унылое крыло, — я полагаю, что смогла бы там жить. С приходом зимы, там будет определенно теплее, чем на чердаке. Рута, спроси Рана Харна, можно ли нам снести несколько стен, чтобы стало попросторнее и, может быть, расширить несколько окон. Будь проклят холод. Я ненавижу чувствовать себя запертой в чётырёх стенах.
Рута согласилась с такой энергией и энтузиазмом, что Джейм поняла, что её странный выбор помещения для жилья был для её дома таким же источником смущения и головной боли, как и её скудный гардероб. Говоря о котором…
— Как член совета, Ран Харн нуждается в соответствующем шарфе. Серод, дай мне этот, пожалуйста. Считай это сдачей в аренду, — добавила она, когда он заколебался в расставании со своей добычей. — Рута, выстирай его и сделай что-нибудь с этой каймой. Мы не можем позволить, чтобы боевой лидер Норф щеголял гончими в течке, или скачущими зайцами, или что там эти звери должны были изображать.
В общей комнате, через лестничную площадку, кадеты, как девушки, так и парни, деловито сортировали, резали, шили. Наступили сумерки. Свечи отбрасывали заводи света, в которых игла и нож мерцали подобно серебристой рыбе. Кадеты могли удовлетворять свою собственную гордость, а заодно и её нужды, но радостное бормотание их голосов и то, что они пожертвовали своим ограниченным свободным временем, тронуло Джейм.
— Используй большую часть всего этого на новую одежду кадетам, — сказала она Руте. — В самом деле, мне нужен только обычный гардероб, не гигантский или изощренно-модный, а некоторые из нас потрёпаны даже больше, чем я. Помни, мы бедный дом. Я одену всё, что вы спасёте для меня — в пределах разумного — но только не эту проклятую куртку.
Куртка Лордана развалилась на кресле в углу, как будто отправленный туда в наказание непослушный ребёнок. Даже без своего владельца, она создавала атмосферу ленивой, тупой злобы, слабой, но устойчивой, такой же как и её вонь, и столь же индивидуальной.
Рута скорчила рожу. — Возможно и прекрасное шитьё, но, тем не менее, это мерзкая штука. Ты же не думаешь, что такую вонь и грязь мог оставить только один человек.
— Мастер Герридон мог бы, — мрачно сказала Джейм, не добавляя, что он тоже был её дядей.
Запах напомнил ей, что она всего лишь вернула назад несколько пыльных комнат. Личные покои Грешана всё ещё не были очищены, а кошмар, который он оставил после себя, изгнан. И в этом куртка, казалось, насмехалась над ней, прошлое, затеняющее настоящее и грозящее будущему. Говоря о последнем, если она провалится на осеннем отборе, всё здесь снова должно будет погрузиться во мрак; а она знала, возможно лучше любого другого, что за злобную силу скрывала в себе эта тьма.
При всём этом было так приятно и успокаивающе пройти сквозь мерцание свечей обшей комнаты, приветствуя тех кадетов, которых она знала по имени, запоминая имена других. Как главный десятник всех казарм, она должна была бы сделать это давным-давно, если бы не всякие отвлекающие происшествия и постоянные опасения, что многие (вроде Ванта) желали, чтобы она просто исчезла. Их радостный и радушный приём этим вечером согрел её. Неужто она в самом деле, каким-то образом, приблизилась к тому, что бы её наконец-то принимали за свою?
Но у дверей, наблюдая, стояла Шиповник Железный Шип, как обычно с деревянным лицом, молчаливое правосудие во плоти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});