Читать интересную книгу Россия и русские в мировой истории - Наталия Нарочницкая

Еще в Средние века, в эпоху Возрождения прометеевский индивид провозгласил: «Где хорошо, там и отечество». Концепция «гражданина мира», получила окончательную разработку в эпоху Просвещения. Отечество в работах Мабли, Вольтера, Руссо теряет совсем свою ценность по сравнению с абстрактными интересами человечества вообще, космополитизм возводится в ранг добродетели, традиционные понятия национальных интересов высмеиваются и обличаются. Всплеск таких идей всегда провоцировался революционерами и реформаторами, поскольку ничто так не ослабляет государство, как разложение национальной солидарности и национального сознания. Генрих Гейне, в чьих прекраснейших в литературном отношении стихах ткачи ткали саван для Германии и проклятье ей, уподоблял будущее Германии смраду из ночного горшка, но обожал преклонения Наполеона. Убеждением, что все разумное должно, быть заимствовано извне (тогда из Англии), пронизаны «Философские письма» Вольтера, называемые иногда «Письмами из Англии».

И французские «друзья человечества» восторгались Североамериканскими штатами, русские либералы и социалисты второй половины XIX века обвиняли русских за отпор Наполеону, несшему прогресcивный «общечеловеческий» кодекс. — Во время боснийского восстания сербов в 1875–1876 годах, вызвавшего общественный подъем в России, только народники-марксисты, издававшие журналы «Вперед» и «Набат», называли национально-освободительный порыв славян борьбой «старого мира», борьбой за «ложные идеалы», полагая, что «единственная независимость, за которую следует бороться, есть независимость труда от всех вытесняющих его хищнических элементов»[550]. Либералы времен русской революции обрушивались на внешнюю политику России, а большевики обличали царизм как тюрьму народов. Ленин желал во время Русско-японской войны и в 1914 году поражения собственному правительству. В конце XX столетия сопротивление расчленений. ного сербского народа и русских в Крыму и Севастополе вызывало только недоумение и раздражение у московских западников, считающих единственным противоречием в мире противоречие между демократией и тоталитаризмом.

Область дипломатии и внешних сношений во все времена и во всех без исключения странах охранялась как сфера преемственной Элитарности, консерватизма и державности в том смысле, в каком она соотносится не с формой государства, а с неизменными национальными интересами. Понимая это, Ф. Энгельс наставлял Веру Засулич: «С тех пор как существует революционное движение в самой России, ничего больше не удается когда-то непобедимой русской дипломатии. И это очень хорошо, потому что эта дипломатия — самый опасный враг как вам, так и нам. Это пока непоколебимая сила в России… И как только у вас появятся сторонники и надежные Люди в рядах дипломатии… ваше дело выиграно». «Дело» сдвинулось с места, когда в область высокой политики и международных дел проникли российские либералы.

Российская внешняя политика в начале 90-х годов полностью восприняла доктрину единого мира, в котором целью и смыслом существования наций и государств объявлена борьба за «мировую демократию», как ранее — строительство мирового коммунизма.

Такая установка получила конкретное воплощение в полном единении с западными странами, которые под флером псевдогуманистической риторики вели совершенно реальную политику: операция «Буря в пустыне» с целью лишения Ирака обретаемой им роли региональной супердержавы, расчленение антиатлантической Югославии давление на «демократическую» Москву с тем, чтобы демонтаж СССР был произведен по республиканским границам и все народы, тяготеющие к России, кроме белорусского, были лишены правосубъектности. Согласие Горбачева на объединение Германии без закрепленных встречных обязательств имело в качестве ответа линию на расширение НАТО. В обстановке переоценки ценностей после распада Советского Союза (России) и его военно-политического блока (ОВД) Российская Федерация в русле «нового мышления» сознательно отказалась от преемственности и, следовательно, от исторических и послевоенных основ своей внешней политики, от традиционных сфер влияния, провозгласив приверженность концепции «единого мира» на основе «общечеловеческих ценностей». Эта линия имела ответ: «демократическая» помощь Запада России в освобождении ее от «имперского» груза была столь эффективна, что через несколько лет Россия будет окончательно лишена того геополитического положения, которое она завоевала в течение веков в Европе, в бассейне Черного моря и в Средиземноморье. Россию вытеснят с морей. Берлинская стена переместится к границам Московского царства XVI века.

Результатом «встречных усилий» России и западных партнеров стали следующие реалии. Исторически преемственные морские рубежи России и других православных стран оказались под серьезным давлением, поскольку выходы к морю до сих пор составляют важнейшее условие успешного продвижения военно-политических и экономических интересов. Целые регионы по периметру морских границ исторической России объявлены зонами стратегических интересов США. Прибалтика превращается в их сферу влияния с уже конкретной перспективой вступления в НАТО. Усиленно формируются морально-политические условия эрозии статуса Калининградской области как неотъемлемой части России. Так называемая Балтийская ассамблея в 1994 году уже потребовала демилитаризации этой «территории». Если на севере Россия почти возвращена к положению ante helium Livoniem и может потерять обеспеченный в военном измерении выход к морю, то на Черном море она уже в положении post bellum Crimeum. Небывалая драма крушения исторической роли России как черноморской державы грозит катастрофическими последствиями для баланса сил в этом бассейне и уже возродила Восточный вопрос. В политике на «постсоветском» пространстве и в Черноморском стратегическом районе все более активная роль отводится «атлантической» Турции. Через дипломатические элитические связи и активность Стамбула в Азербайджане и Казахстане осуществляется знакомая с XIX века линия: англосакские интересы — Турция — среднеазиатское подбрюшье России, где Баку и Алма-Ата). Но Турция проявляет и самостоятельное одержимое стремление к проникновению в Крым, на Кавказ и в Среднюю Азию. Украина уже оказалась под мощным давлением Галиции, активно вдохновляемой католицизмом и крымско-татарскими ргелями, усматривающими шанс выскользнуть из слабых уз Киева в ассоциацию с Турцией, для чего нужно окончательно вытеснить Россию. Государства Прибалтики планируют свое членство в НАТО, и вместе с этим постоянно конструируются разные конфигуции для потенциального втягивания под атлантическую эгиду Украины. Очевидно, что вся стратегия отторжения Крыма и Севастополя от России, как и самого разделения русских и украинцев, врабатывался не в Киеве, который стал инструментом международных сил, готовивших отнюдь не Украину, а Стамбул к роли региональной супердержавы. Но отбрасывание России к положению (Ясского мира (1791 г.) и даже до Кючук-Кайнарджийского мира (1774 г.), в котором Турция отказалась от Крыма только в пользу России, проецирует весьма неожиданное будущее, и фантазировать на эту тему можно, пожалуй, на примере Кипра, оккупированного в 1974 году Турцией после того, как население острова подавляющим большинством высказалось на референдуме за воссоединение с Грецией. Эти явления развиваются на фоне резкого изменения военной стратегической ситуации на Балканах, куда открыто вторглась НАТО. Как ни слабо пока СНГ, оно хотя бы теоретически сохраняет потенциал для момента обретения Россией политической воли, пока не замещено иными объединениями. Если в первые пять лет страны, заинтересованные в дистанцировании от России, просто тормозили Проекты его развития, то в течение последних двух лет уже прояви лись попытки пустить в обход основные направления региональной политики. Этой цели служат различные форумы и конфигурации, создаваемые под разными предлогами с формально декларированными целями частного характера, но обретающие впоследствии гораздо более серьезный смысл. Как отмечалось, 10 октября 1997 г. в Страсбурге во время сессии Совета Европы была оформлена конфигурация ГУАМ, получившая название по первым буквам названий создавших ее государств: Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия. Официально было объявлено, что ГУАМ — это «неформальная консультативная структура» для координации разработки и транспортировки каспийских углеводородов по создаваемому Евразийскому Транскавказскому транспортному коридору, а также для помощи и консультаций в области урегулирования конфликтов в Абхазии, Нагорном Карабахе и Приднестровье.

Для будущего СНГ подобная деятельность конкурирующей организации без России носит однозначно деструктивный характер, так как дискредитирует Содружество как главную организацию по политической координации внешней политики членов. Подтверждением этому явились и новые линии контактов. В феврале 1999 года в Баку состоялась встреча министров обороны ГУАМ, в ходе которой обсуждались планы создания совместного миротворческого батальона под предлогом необходимости обеспечения безопасной транспортировки нефти. Позиция членов практически откровенно проатлантическая, о готовности вступить в НАТО в косвенной форме заявляли Азербайджан, Грузия и Украина. Киев и Баку выражали готовность предоставить базы. В 1999 году в ГУАМ официально вступил Узбекистан, изменив название организации на ГУУАМ. На фоне выхода Азербайджана, Грузиии и Узбекистана из Договора о коллективной безопасности с объяснением этого шага «неудавшимся» сотрудничеством в договоре и его неспособностью служить разрешению конфликтов президенты высказали намерение развивать взаимодействие в Совете Евро-Атлантического партнерства (СЕАП) и в программе «Партнерство во имя мира». В дополнение к появившейся военностратегической составляющей в деятельности ГУУАМ наблюдается устойчивая тенденция к организационному оформлению.