Читать интересную книгу Азиатская Европа (сборник) - Мурад Аджи

Феодосий, возвышая Милан, знал, с чего начинается религия, где ее корни — в знании, в чистом, неиспорченном знании, в нем рождается дух.

Разве не любопытно, католики, приняв устав алтайского монашества, следовали ему. Оформил акт монах Бенедикт. Он начал с простого — с детей «новых римлян», их стали воспитывать в традициях католического христианства. Милан и аббатство с тех пор посещали очень важные тюрки — правители поместий, государственные мужи, например, хан Тотила, ставший королем Италии.

Отдать сюда сына или дочь многие считали за честь.

Уже в 530 году Бенедикт объявил о монашеском ордене, за что сам получил имя Нурсийский, позже его причислили к святым Католической церкви, настолько велик был его вклад в новую духовную культуру Запада. Правда, ныне трудно с уверенностью сказать, были ли такие монашеские ордена на Алтае. Кто знает… Возможно, это европейское начинание, оно скорее в традиции Запада, который стремился централизовать духовную жизнь, сделать ее зависимой от личности — от папы или императора. На Востоке ценили свободу, ее ставили во главу всех начинаний. Вряд ли алтайские монахи согласились бы с орденом, то есть с организацией, подвластной не Богу, а человеку …

Строго говоря, то не был еще тот орден, что прославил бенедиктинцев в Средневековье. Ему не хватало организации и конспирации. Но именно Бенедикту принадлежит идея о превращении общежития монахов в «школу служения Господу» и своеобразный воинский отряд, подчиненный «уставу-наставнику» и строжайшей дисциплине.

Конечно, аббатства и ордена могли создать на Западе лишь те, кто знал о них, за кем стояли традиции. Но даже они, эти избранные из избранных, не чувствовали всей той мощи монастырской опоры, которая сказочно усилила потом рычаги власти христианской Церкви.

Провидцем тут был папа римский Пелагий II, тюрк и по родословной, и по духу. Он происходил из благородной семьи джентльмена, управлял Церковью без согласия Константинополя. Пелагий — это самая дорогая жемчужина для христиан и самый губительный яд для тюрков. С него началось возвышение христианства и угасание Дешт-и-Кипчака.

Конечно, он мечтал совсем не об этом, но его беседы с Григорием принесли плоды, которых ждала новая Европа. Это по совету папы префект Рима — второй человек страны! — отдал все свои деньги монахам. И, отринув сладости светской жизни, сам принял сан диакона.

После смерти папы Пелагия в 590 году его, монаха, избрали новым папой.

Приняв папскую тиару, Григорий утвердил строгий порядок в Римской церкви. Назначил экономов, повысил доход с земель, словом, дал Церкви полную независимость от государственной казны. Идеология при нем обрела свободу и закон. С той минуты Римская церковь окончательно превратилась в политическую силу. Она представляла собой некое самостоятельное государство в государстве.

Широкое поле действий открылось для нее.

Западная Европа, которая после Аттилы лежала «ничейной», выпавшей из мировой политики, привлекла взор папы. Сюда обратил он свои замыслы. То был уже игрок на политическом поле. Пусть самый слабый тогда. Но у него была цель — объединение Европы. На арену событий вышла сила, «обреченная» на успех.

В ней сошлось лучшее, что скопил античный мир: терпеливая последовательность и строгая законность. К этому добавились тюркский дух и трудолюбие. Вот он, сплав культур, весь налицо… таким он получился здесь. Главное внимание папа Григорий уделял-таки не политике, а монастырям, в них растил опору, с помощью которой надеялся подчинить и Европу, и мир.

Для укрепления авторитета Церкви он использовал монахов-бенедиктинцев, их устав и принцип абсолютного послушания. Ставку делал не на богословскую теорию, не на боевое искусство, а на подготовку «солдат», которые будут побеждать, не собираясь в полки. И не под звуки походных барабанов. Там в оружие превращали Слово. Готовили агентов влияния.

То были солдаты нового типа, их учили сеять идеи в сознание противника, чтобы он сам, своими руками разрушал себя и когда-то созданное им. Для этого разработали арсенал приемов, их шлифовкой занимаются до сих пор. Это никогда не ржавеющее оружие Запада.

Римским христианам было где и на чем испытать его и себя. К тому времени иные поместья, выросшие на землях Западной империи, переросли в мини-государства, бахвалившиеся друг перед другом карликовыми армиями и карликовой независимостью. Княжества люто враждовали. Их вражда и влекла папу Григория, он понимал: люди, уставшие от карликовых баталий и войн, будут слушать его и монахов, нужно лишь найти подходящие слова. Все-таки это тюрки, которые долго никогда не враждуют. Не хватает терпения.

И папа стал готовить вторжение своих «солдат». Рождался новый вид завоевания — словом Божиим. О подобном не мечтали самые искусные покорители народов. Такого не было нигде. Никто в мире не владел этим страшным оружием, только папы римские, внешне очень миролюбивые люди.

Папа Григорий отправил легата (посланника) к королю Испании, повел диалог с воинственной Брунгильдой — правительницей Австразии (нынешняя Франция, часть Швейцарии, Германии, Австрии). Он атаковал, зная, что их вражда — вражда тюрков, погрязших в обычных семейных ссорах.

Сын короля Испании, арианин, пожелал вступить в брак с дочерью Брунгильды, принявшей католичество. Это и было причиной ссоры двух правящих дворов. В Толедо красавица невеста перенесла унижения и кровавые побои, которые ей устроила будущая свекровь, ее голой бросали в пруд, но веры она не сменила. Лишь обрела ореол мученицы. Уступил жених, позже названный святым Римской церкви, он принял католичество и женился вопреки воле родителей. И тем сделался лютым врагом своего отца, который казнил юношу в цитадели… Завязывалась интрига, достойная пера Шекспира. Но Испания вскоре стала-таки католической, через посредство брата казненного, которому, по тюркскому обычаю, досталась вдова… Число монахов в Испании при правителе-католике сразу выросло.

Вся Западная Европа лежала в поле зрения папы римского. Он, как тигр, замечал добычу всегда чуть раньше, чем она замечала его. Монахи доносили о любом конфликте, о любом происшествии. Папа знал все, но в центр своего интереса он поставил северных соседей Италии — лангобардов.

Кто такие лангобарды? «Германцы», заселившие бассейн реки По, не раз осаждавшие Рим, словом, тюркская орда. О ней известно не так уж и мало. Пришли с Алтая, под знаменами Аттилы. Среди бумаг, случайно уцелевших в архивах Европы, есть документы лангобардов, написаны тюркскими рунами и по-тюркски.

Куда исчезли другие свидетельства? И сами лангобарды? Это глубокая тайна европейской истории.

Но сохранились, скажем, Акты Кремоны, где приведены итоги некой «переписи» лангобардов, по тем спискам можно судить об их именах. Став католиками, люди брали себе римские имена и сохраняли тюркские. А главное, подчеркивали, что живут они по законам лангобардов. Не Церкви. Имена получились двойными, как и жизнь. В Актах, например, встречается имя Petrus Oprandi. Первое четко переводится с латыни, второе столь же четко с древнетюркского: оprandi означает «обносок».

«Лангобард» на Западе выводят от слов «длинная борода» или «боевая секира с длинной рукояткой» (lange barthen). Это грубая натяжка… Как давно замечено, «готовность подчиняться авторитетам» превращает самую сомнительную гипотезу в непререкаемую догму, что и случилось. А между тем в основе названия два древних тюркских слова «лунг» (дракон) и «барс». Потому что во главе лангобардов стояли ханы из царских родов Нагов (Дракона) и Барсов, их знаки и несла на знаменах орда.

Лангобардов увлекала соколиная охота, они привели на луга Венецианской провинции табуны лошадей, о чем писал Павел Диакон. И никогда не допускали итальянских епископов к участию в своих законодательных собраниях… Разве то не факты для размышлений?

Тайна лангобардов окончательно перестает быть тайной, когда узнаешь о деяниях папы Григория Великого и Римской церкви. То был, пожалуй, первый трофей католиков, их добыча в идеологической войне. Они проглотили орду, а она не заметила как. Это событие заслуживает внимания.

…В 592 году, заключив мир с лангобардами, Григорий объявил Римскую церковь Тюркской церковью, а себя — ее настоятелем. Был такой малоизвестный эпизод в истории христианства, настоящий трюк. Папа выучил тюркский язык (греческого он не знал), за что его прозвали Двоесловом. И началась война, в которой молчали трубы. И коней не забирали из табунов. Папа сам, с посохом в руке пришел к лангобардам, он был в накидке раба — капе и до земли поклонился. На посохе сиял равносторонний крест Алтая, это сразу отметили все. Стоя на коленях, папа назвал себя «слугой слуг Божьих», то есть их слугой.