[Следовало после сцены: «Краков. Дом Вишневецкого».]
Уборная Марины.
Марина, Рузя убирает ее; служанки.
Марина
(перед зеркалом)
Ну что ж? готово ли? нельзя ли поспешить?
Рузя
Позвольте; наперед решите выбор трудный:Что вы наденете, жемчужную ли нить,Иль полумесяц изумрудный?
Марина
Алмазный мой венец.
Рузя
Прекрасно! помните? его вы надевали,Когда изволили вы ездить во дворец.На бале, говорят, как солнце вы блистали.Мужчины ахали, красавицы шептали...В то время, кажется, вас видел в первый разХоткевич молодой, что после застрелился.А точно, говорят: на васКто ни взглянул, тут и влюбился.
Марина
Нельзя ли поскорей.
Рузя
Сейчас.Сегодня ваш отец надеется на вас.Царевич видел вас недаром,Не мог он утаить восторга своего,Уж ранен он; так надобно егоСразить решительным ударом.А точно, панна, он влюблен.Вот месяц, как, оставя Краков,Забыв войну, московский трон,В гостях у нас пирует онИ бесит русских и поляков.Ах, боже мой! дождусь ли дня?..Не правда ли? когда в свою столицуДимитрий повезет московскую царицу,Вы не оставите меня?
Марина
Ты разве думаешь — царицей буду я?
Рузя
А кто ж, когда не вы? кто смеет красотоюРавняться здесь с моею госпожою?Род Мнишков — ничьему еще не уступал;Умом — превыше вы похвал...Счастлив, кого ваш взор вниманья удостоит,Кто сердца вашего любовь себе присвоит —Кто б ни был он, хоть наш корольИли французский королевич —Не только нищий ваш царевич,Бог весть какой, бог весть отколь.
Марина
Он точно царский сын и признан целым светом.
Рузя
А все ж он был прошедшею зимойУ Вишневецкого слугой.
Марина
Скрывался он.
Рузя
Не спорю я об этом —А только знаете ли вы,Что говорят о нем в народе?Что будто он дьячок, бежавший из Москвы,Известный плут в своем приходе.
Марина
Какие глупости!
Рузя
О, я не верю им —Я только говорю, что должен он конечноБлагословлять еще судьбу, когда сердечноВы предпочли его другим.
Служанка
(вбегает)Уж гости съехались.
Марина
Вот видишь: ты до светаГотова пустяки болтать,А между тем я не одета...
Рузя
Сейчас готово все.Служанки суетятся.
Марина
Мне должно все узнать.
II
Начало сцены «Царские палаты», исключенное из печатной редакция
Ксения
(держит портрет)
Что ж уста твоиНе промолвили,Очи ясныеНе проглянули?Аль уста твоиЗатворилися,Очи ясныеЗакатилися?..
Братец — а братец! скажи: королевич похож был на мой образок?
Феодор
Я говорю тебе, что похож.
Ксения
(целует портрет)
Далее как в основном тексте.
III
Отрывки из сцены «Краков, дом Вишневецкого», исключенные из печатной редакции
1 Самозванец
Лишь дайте мне добраться до Москвы,А там уже Борис со мной и с вамиРасплатится. Что ж нового в Москве?
Хрущев
Все тихо там еще. Но уж народСпасение царевича проведал,Уж грамоту твою везде читают,Все ждут тебя. Недавно двух боярБорис казнил за то, что за столомОни твое здоровье тайно пили.
Самозванец
О добрые, несчастные бояре!Но кровь за кровь! и горе Годунову!Что говорят о нем?
Хрущов
Он удалилсяВ печальные свои палаты. ГрозенИ мрачен он. Ждут казней. Но недугЕго грызет. Борис едва влачится,И думают, его последний часУж недалек.
Самозванец
Как враг великодушный,Борису я желаю смерти скорой;Не то беда злодею. А когоНаследником наречь намерен он?
Хрущов
Он замыслов своих не объявляет,Но кажется, что молодого сына,Феодора — он прочит нам в цари.
Самозванец
В расчетах он, быть может, ошибется,Ты кто?
Карела
Казак. К тебе я с Дона послан.
2
И я люблю парнасские цветы.(читает про себя).
Хрущов
(тихо Пушкину)Кто сей?
Пушкин
Пиит.
Хрущов
Какое ж это званье?
Пушкин
Как бы сказать? по-русски — виршеписецИль скоморох.
Самозванец
Прекрасные стихи!Я верую в пророчества пиитов.
IV
Отрывок, следовавший за исключенной сценой «Ограда монастырская»
Где ж он? где старец Леонид?Я здесь один и все молчит,Холодный дух в лицо мне дуетИ ходит холод по главе...Что ж это? что это знаменует?Беда ли мне, беда ль Москве?Беда тебе, Борис лукавый!Царевич тению кровавойВойдет со мной в твой светлый дом.Беда тебе! главы преступнойТы не спасешь ни покаяньем,Ни Мономаховым венцом.
Комментарий
Трагедия писалась в Михайловском с декабря 1824 г. по ноябрь 1825 г. Напечатана впервые только в 1831 г. На сцене при жизни Пушкина не могла быть поставлена по цензурным соображениям[17]. Пушкин несколько раз читал ее публично, после возвращения из ссылки в 1826 г., в Москве и позже в Петербурге[18].
В двадцати трех сценах «Бориса Годунова» выразительно и исторически верно показана эволюция настроений народа в изображаемую эпоху: сначала политическое равнодушие, инертность, затем постепенное нарастание недовольства, все усиливающееся и, наконец, разрастающееся в народное восстание, бунт, свергающий с престола молодого царя, после чего народ, возложивший все свои надежды на нового, «законного» царя, снова теряет свою политическую активность и превращается в пассивную толпу, ожидающую решения своей судьбы от царя и бояр. Такой характер, как известно, имели все народные восстания до появления на исторической сцене пролетариата. Пушкин несколько сдвинул, сократил процесс народного движения начала XVII в., завершив события своей трагедии воцарением Димитрия Самозванца. Между тем в действительности события бурно развивались и дальше, и кульминацией, высшим подъемом революционных настроений и действий борющегося против своих угнетателей народа было не свержение династии Годуновых (как у Пушкина), а более позднее движение, предводимое Болотниковым. Однако, несмотря на эту историческую неточность[19], общая схема событий дана у Пушкина очень верно и в высшей степени проницательно.
Что главным героем пушкинской трагедии является не Борис Годунов с его преступлением и не Григорий Отрепьев с его удивительной судьбой, а народ, видно из всего содержания и построения трагедии. О народе, его мнении, его любви или ненависти, от которых зависит судьба государства, все время говорят действующие лица пьесы: Шуйский и Воротынский (в 1-й сцене — «Кремлевские палаты»), Борис в своем знаменитом монологе (в 7-й сцене), Шуйский и боярин Афанасий Пушкин (в 9-й сцене — «Москва. Дом Шуйского»), Борис, Патриарх и Шуйский в Царской Думе (сцена 15-я), Пленник (в 18-й сцене, «Севск»), Борис и Басманов (в 20-й сцене, «Москва. Царские палаты») и, наконец, Гаврила Пушкин — человек, по замыслу Пушкина, вполне понимающий политическую и общественную ситуацию (21-я сцена, «Ставка»):