Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Регион номер тридцать три, Москва приветствует тебя!
Мужик ошалело смотрит на нас. Соня гогочет, я улыбаюсь, на меня произвела впечатление её грудь, которой она, невольно или специально, прижалась ко мне.
– Тебя не оскорбляет мой шовинизм? – Вот уж не ожидал, что её интересует моё мнение по такому вопросу. – Все сейчас такие культурные стали.
– Твоё дело.
– Политкорректность не по мне.
– Понимаю…
Мы молчим, тут Соня возобновляет прерванные обгоном расспросы:
– Ну а пацан слабоумный, он тебе кто?
– Слушай, не называй его слабоумным!
Я уже успел заразиться вирусом всех родителей умственно отсталых детей. Начинаю верить, что дауны не слабоумные, а дети Бога. Если такой ребёнок навалил кучу посередине многолюдного супермаркета, это не мерзкая выходка, а проверка человеческой терпимости. В глубине души я считаю это бредом, прекрасно понимая, что дауны бывают не только смешными, но и отталкивающими. Но когда речь заходит о Ване, я превращаюсь в рьяного защитника. Как все мои соотечественники, ругающие родину дома, становятся ортодоксальными патриотами за границей. Родители недоразвитых, и я в том числе, похожи на провинциалов, которые с пеной у рта доказывают жителям столиц, что воздух в деревне чище, шума меньше, а еда вкуснее. Столичные молча кивают, терпеливо улыбаются, но городов не покидают. Провинциалы же вопреки собственным речам зачастую мечтают перебраться поближе к цивилизации.
– Только учить меня не надо, – осаживает Соня.
Её обучение не входит в мои планы.
– Знаешь… тормозни-ка здесь, приехали, – говорю я. Джип останавливается. Я выхожу. Хватит с меня этих своенравных московских сук, привыкших давать указания подчинённым и домохозяйкам. Иду прочь от машины. Налетаю на кого-то, извиняюсь. У нас серьёзные имущественные разногласия, а она со мной говорит, будто женаты десять лет… не надо было садиться…
– Эй, Фе-едя, извини! – кричит вдогонку Соня. Подходит. Фары джипа мигают аварийными огнями.
– Не напрягайся, я больше так говорить не буду. Только бить меня больше не надо! – с комичным испугом произносит она. – Вы что, братья?
– Мы…
Тут я, стоя посередине тротуара, рассказал ей свою жизнь. Про родителей, про Ваню. Так бывает, друзьям о себе не рассказываешь, а потом – бац! – и всё вдруг выложишь случайно подвернувшемуся человеку. Соня выслушала не перебивая, а в конце спросила:
– Познакомишь меня с Ваней? Теперь уже интересно…
– У нас бардак… – попытался отговориться я.
«Эй, чувак, не тупи! Баба сама просится. Тебя же всё задолбало! Скучно! Ты как примерная мамаша, только и делаешь, что квохчешь вокруг этого засранца, мать его!.. Пригласи её, хоть что-то новенькое! Баба все поймет», – говорит внутренний голос.
«А что, если она потом „по дружбе“ попросит не ворошить дело с могилой?.. Так не пойдёт… А ведь попросит», – возражаю я.
«Насрать! Чё ты всё усложняешь! Оттянись, релаксни, трахни её, если получится. Ты же совсем охренел от одиночества. На Ваню орёшь через день».
Короче, я залез обратно в джип, и мы тронулись с места.
* * *Наша квартира состоит из трёх комнат, кухни, туалета, ванной, кладовки и балкона. Три окна из четырёх выходят на набережную. Публика в доме двух типов: остатки старых чванливых жильцов, потомков советских военачальников, и граждане, разбогатевшие за последние двадцать лет. Подъезд считается красивым. Дамы, любящие цветы, уставили этажи горшками с кактусами, геранями и какими-то ползучими лианами. Любительницы прекрасного вбили гвоздики, на которые повесили позапрошлогодние календари с фотографиями берёзовых рощ и пушистых котят. А одна, ставшая в последние годы набожной, вдова замминистра пищевой промышленности СССР, обклеила стенки лестничных маршей иконами.
Я попробовал дозвониться соседке, с которой оставил Ваню, но никто не поднял трубку. Не сболтнул бы он Соне про картину. Он ведь знает, что она дочка художника Сазонова.
– Здравствуйте, я на ночь телефон отключаю, а включить забыла, – прошамкала соседка, когда я сказал, что у них никто к телефону не подходит. Я вручил ей сухой шоколадный тортик, который она любит больше других. На Соню соседка посмотрела выразительным взглядом: мол, наконец сын Овчинниковых привёл в отчий дом женщину.
– Что вам здесь надо?! – строго спросил Ваня, увидев Соню.
– Иван, познакомься, это Соня. Она хорошая. Соня, это Иван.
Соня пожала пухлую Ванину ручку с коротенькими пальчиками.
– Очень приятно, – произнёс Ваня, узнав, что Соня «хорошая».
Отпираю нашу дверь.
– Кудрявая хата. – Соня окинула острым взглядом запылённый тяжеловесный хрусталь в серванте, выцветшие зелёные обои, сохранившие свой изначальный цвет только за шкафом, пошловатый зимний закат кисти дедовского друга-генерала, увлёкшегося на пенсии живописью. С этими словами она плюхнулась в продавленное кресло, обтянутое истёршимся плюшем цвета ржавчины. То самое, из-за которого Ваню лишили роли.
– Дедушка – Герой Советского Союза.
– Так вы, что называется, «из семьи»? – иронично подмигнула нам с Ваней Соня.
– Мама – химичка, папа – инженер. Только вот деда угораздило…
Соня погладила чёрный рояль, ощупывая трещину на крышке:
– Играете?
– Не-а, я учился, но без толку. Не могу двумя руками разные движения делать одновременно, да ещё и на педали жать. Чаю хочешь?
Не успела Соня сесть на скамью на кухне, как Ваня согнал её с места и вытащил из хозяйственного ящика под сиденьем с десяток банок варенья, которое родители заготовили за последние годы. На банках указаны годы урожаев, как на вине. На некоторых наклейки «Почтительность. Послушание».
– Что это за хрень? – спросила Соня про наклейки.
– Сорт варенья, – соврал я. На самом деле это остатки борьбы моей мамы со мной. На банках с самодельным вареньем и соком из дачных яблок, которыми меня снабжали каждую осень, неизменно были наклеены пластыри с надписью «Почтительность. Послушание». Таким образом мне должно было привиться правильное отношение к родителям.
Стол, и без того забитый лишними вещами, в мгновение ока превратился в склад купажного варенья. Мы даже перестали видеть друг друга. Соня хихикнула, я смутился.
– Спасибо, дорогой Ваня, – поблагодарила Соня и помыла блюдце. – Ой, что-то у вас вода не проходит!
В раковине недвижно стоит грязная жижа.
– Опять засор! – оценил ситуацию Ваня тоном крепкого хозяина. – Папа, где вантуз?
Распускает хвост перед гостьей.
– Вантуз в туалете.
Ваня разыскал вантуз и принялся громко хлюпать в раковине, проталкивая засор и параллельно рассказывая:
– Старые трубы… узкие… капитальный ремонт не делали… Лужков деньги выделил, но их украли…
– Кто украл?
– Прораб! Он себе машину купил, – уверенно ответил Ваня. Вылитая мать, та же безапелляционность. – А мы были на даче! – Ваня неожиданно переключает тему разговора.
– Дача тоже небось дедушкина? – интересуется любопытная Соня.
Зря я её сюда притащил… Глупость… Сейчас Ваня всё выболтает, она поймёт, что мы беспомощные идиоты и никто за нас не заступится… Турнут нас из нашей же могилы… Надо наплести что-нибудь про дедушкины связи…
– Дедушкина. Очень хорошая, с печкой, батареями и туалетом, – загибает пальцы Ваня, раздуваясь от гордости. – Виктор Тимофеевич говорит, что у нас дача крепкая.
– Круто! – восхищается Соня.
– Это наш сосед, – поясняю я. – А дача – ничего особенного по нынешним меркам. Дедушка генерал был, в академии преподавал. Его ученики любого порвут. – Я выразительно посмотрел на Соню.
Ваня предложил ей яблочное желе.
– Ой, смотрите, там мушки застряли!
Мы вглядываемся в дрожащий на ложке кусочек желе. В нём, как в янтаре, застыла пара мелких насекомых.
– Давай другую банку откроем, – предлагаю я.
– Ерунда. Сейчас я варенье в чае размешаю, они всплывут, и я их выловлю, – заявила Соня.
Раздался звонок. Я вздрогнул. Нервишки шалят. Соня достала из сумочки телефон:
– Привет… нормально… знаешь, у кого я в гостях?.. С кем у нас теперь братская могила… ну да… приезжай, расскажу… – Прикрыв трубку рукой, Соня обращается к нам с Ваней: – Можно, сестра приедет? Машка, вы её на кладбище видели…
– Да, конечно, пусть приезжает. – Теперь ещё и сестра.
– Приезжай. – Соня диктует адрес.
– А у меня скоро тоже будет телефон, – важно сообщил Ваня.
– Ух ты! Дашь мне свой номер? – попросила Соня.
– Дам! – Ваня покраснел.
– А какой у тебя будет телефон?
– Сонинокиа! – гордо ответил Ваня, смутился и зажал кулачки между коленок.
Соня рассмеялась над этой несуществующей моделью, о которой мечтает Ваня. Он сразу надулся:
– Что ты смеёшься?
– Нет… я просто… хороший телефон… имя почти как у меня… – оправдывается Соня, сдерживая улыбку.
– Папа мне купит самый лучший, который музыку из телевизора скачивает. Я скачаю музыку, и она будет играть, – объяснил Ваня и добавил ни с того ни с сего: – У меня скоро день рождения! – Умеет тонко намекнуть, ничего не скажешь.
- Колодезь и маятник - Эдгар По - Классическая проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза
- Немного чьих-то чувств - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Преступная мать, или Второй Тартюф - Пьер Бомарше - Классическая проза
- Приключения майора Звягина - Михаил Веллер - Классическая проза