в пах.
Всё, Макс. Пиздец. Приехали…
Лучше бы ты вызвал неотложку. Теперь она точно с иглой не справится, а я не справлюсь со своей адской похотью. Погряз в грехе по самое не хочу…
Зарываюсь пальцами в её шелковистые волосы. В порыве страсти сжимаю их на затылке в кулак. Сминаю мягкие губы, скользя по ним языком, а затем давлю им на зубы. Ива несколько секунд борется с нерешительностью, а потом всё же впускает, но отвечать, судя по всему, не собирается.
— Дай мне язык… — хриплю я, смешивая наши дыхания. Нежно прихватываю губы зубами, оттягиваю и отпускаю, а затем снова ныряю в её сладкий и теплый рот. Нахожу её язычок…
М-м-м…
Меня взрывает ощущениями. Вкусная девочка. Невероятная…
Мягко касаюсь языка своим, глажу, выманивая наружу, хочу его всосать, но не успеваю насладиться, как мой ошпаривает дикой болью.
— М-м!.. — мычу я, безжалостно сгребая в горсть её волосы.
Оба возмущённо шипим, отпуская друг друга.
Сучка мелкая! Цапнула так, что аж в глазах заискрило.
— Сумасшедшая?
Отстранившись, сверлю её вопросительным взглядом. От похоти трясёт. Адреналина в крови ещё больше становится.
Ива, с горящими гневом глазами, судорожно выдыхает и делает шаг назад, скрещивая на груди предплечья.
Ладно, Макс. Тормози. Иначе придётся ещё что-нибудь зашивать…
Один неверный шаг, и эта напуганная лань воткнет иглу куда не надо!
Бешеная.
— Максим Андреевич, если хотите, чтобы я нормально заштопала вашу бровь, уберите от меня свои наглые руки! — в сердцах выпаливает девчонка, сжимая пальчиками иглу настолько сильно, что тонкие костяшки издают хруст. — А также язык и… и ваш член! Не нужно в меня его запихивать!
— Кого? — возмущаюсь я по поводу необоснованной претензии. — Я ещё ничего не пихал! — отбив её гневную тираду, поправляю через брюки несвоевременный стояк. Ива непроизвольно отслеживает движение моей кисти и густо краснеет. Оба с трудом переводим дыхание.
— Я… им-м-ела в виду язык… — уточняет, стыдливо отворачивая лицо в сторону.
— Обезболить никак нельзя? — повторяю вопрос.
Смотрю на неё исподлобья.
То, как она застенчиво краснеет, умиляет до чертиков.
Сука…
Где Илья её откопал?
— Лекарственных препаратов нет, — бурчит она. — Только шовный материал. Можете вызвать неотложку. Вам сделают все как надо, а мне, пожалуй, пора.
— Стой! — останавливаю её командным тоном. — Я тебя никуда не отпускал. Сколько швов на рану нужно наложить?
— В вашем случае один, — говорит, пялясь в одну точку. Замечаю, как руки Ивы начинают трястись ещё больше.
Ну, пиздец, Макс.
Поздравляю! Ты либо мазохист, либо самоубийца.
Никогда бы не подумал, что мне придется пожертвовать собой ради одного перепиха.
Это какой-то сюр…
— Приступай, — даю ей отмашку. — Один шов я как-нибудь переживу. Если надумаешь сделать второй — пеняй на себя!
— Максим Андреевич, я уже не смогу вам помочь, — шелестит она, опуская виновато взгляд. — Простите.
— Это почему же?
— Вы не видите в каком я состоянии? — шумно сглатывает.
Вижу, конечно же, не слепой. Я сам нахожусь в таком же. Только в отличие от Ивы, умею обуздывать эмоции. По крайней мере, до сегодняшнего вечера мне так казалось.
— Выдыхай, Вань, — решаю её немного успокоить. — Клянусь, я тебя не трону.
— Я вам не верю.
— А знаешь в чём твоя беда? — плачу ей той же монетой. — Ты не способна тонко чувствовать человека. Тяжело никому не доверять? Верно?
Глава 14
Ива
После поцелуя Максима Андреевича меня трясет! Я не могу затолкать вырвавшуюся из меня душу обратно. Не могу прийти в себя. Слабость, окутавшая с головы до ног, подгибает колени. Делает конечности ватными. Едва нахожу в себе силы, чтобы устоять на ногах.
Боже, зачем?..
Зачем он это сделал?
Зачем поцеловал?
Я всё ещё надеялась, что смогу избежать с ним интимного контакта или хотя бы его оттянуть. Понимала, что такие мужчины, как Максим Андреевич, слов на ветер не бросают. Они всегда добиваются своего, но всё же ждала иного развития событий. Ждала, что Пожарский передумает и отпустит меня, а он взял и поцеловал…
Зачем я ему?
Зачем он заставил меня почувствовать себя шлюхой, переходящей от одного брата к другому?
Ладно, если бы вечер закончился на этом чертовом поцелуе! Но секс…
Секс, на который он явно рассчитывает, я не переживу…
Смотрю на Монстра Андреевича, и так паршиво на душе становится, словами не передать. Хочется вымыть рот с мылом, хоть мне и не было противно. В этом и заключается вся проблема. Феромоны взрослого Пожарского до сих пор находятся в полости моего рта и кружат голову.
Поцелуй… будь он трижды неладен… Он мне понравился…
Стыдно признаться самой себе.
Господи, я совсем запуталась. Меня никто и никогда не целовал так нежно, чувственно и умело. Даже Илья! С ним всё было по-другому. Тоже классно, порочно, но абсолютно не так. Совершенно не те ощущения. Может быть, у старшего Пожарского намного больше опыта и наглее язык? Черт! Я не знаю. Но с ним за один короткий миг я пережила столько противоречивых эмоций, столько страсти и стыда, что вынести просто не смогла!
Его крепкие руки, звериный напор, жар, исходящий от тела, ярко выраженное возбуждение там, в паху… Всё это напугало меня до чертиков. Я до сих пор не могу собрать себя в кучу. До сих пор чувствую на губах его волнующее дыхание, вкус сладко-горькой слюны, покалывание кожи после царапин от жесткой щетины и надрывное биение сердца в груди…
Эти ощущения сбивают с толку.
Мне хочется рыдать. Только кроме растущего комка в горле ничего не происходит. Слёзы будто высохли задолго до этого момента. А эмоции…
Эмоции рвутся в груди и не выходят. Рядом с этим человеком я чувствую себя едва ли не сломленной куклой.
Пусть не трогает меня. Господи, пожалуйста, пусть не прикасается ко мне. Я не понимаю, что со мной происходит. Меня на части от этого рвёт. Я себя теряю…
— Выдыхай, Вань, — проговаривает Пожарский своей обманчиво мягкой интонацией, при этом удерживая на мне сосредоточенное внимание. — Клянусь, я тебя не трону.
«Не тронете, как же…» — думаю про себя.
— Я вам не верю, — ответив, опускаю взгляд на зажатую между моими пальцами иглу.
Пора заканчивать с лечением. С Максимом Андреевичем я переоценила свои возможности. Зашить ему бровь у меня уже не получится. Даже под страхом смерти…
Как только я подхожу к хирургическим инструментам, чтобы избавиться от иглы, он возвращает мне мои же слова обратно, задевая ими точно также, как и своим недавним поцелуем:
— А знаешь в чём твоя беда? Ты не