Помолчал ямщик, потом наклонился и Ерофею, сказал шёпотом:
— Говорят, он на постоялые дворы заезжает, в трактиры заглядывает. Выпьет, рюмочку и слушает — кто о чём говорит.
Посидели Ероха с Кузьмой ещё немного, выпили по последней. Ямщик вскоре ушёл, Ерофей один остался, сидит притихший, людей разглядывает. Глядит — в углу парни гуляют, подле них старик в тулупе чай пьёт. Пригляделся Ерофей: старик на того кучера, что в степи тройкой правил, шибко похожий. Подошёл он к старику, рукой за плечо тронул, но тот исчез сразу, будто не было. Ерофей глазами заморгал. А старик среди парней уж сидит, рассказывает что-то весёлое — те хохочут, закатываются. Ерофей к ним подошел, старика схватил за плечо. Парни на него уставились:
— Ты чего, мужик?
Но старик улыбнулся, встал, отвёл Ерофея в дальний угол и подал руку. Только тот взял её — старик опять исчез, а Ерофей почувствовал в руке что-то, глянул, а это кошель, денег полный. Стоит Ерофей, покачивается, понять ничего не может. Парни про старика, видать, сразу забыли, над Ерофеем подсмеиваются:
— Ишь, как набрался — земля не держит!
А трактирщик крикнул ему из-за стойки:
— Эй, мужичок, чего по углам шарашишься? Шёл бы спать.
Хотел Ерофей из трактира идти, да услышал вдруг — плачет кто-то. Оглянулся, а это трактирщица служанку — татарку молодую — у стойки грязной тряпкой хлещет. Он и вступился:
— Пошто девку забижаешь?!
Та в ответ:
— Будет знать, как посуду хозяйскую бить.
Ерофей тряпку выхватил:
— Сколь черепки стоят?
Трактирщик-то и подсказал сразу:
— Три целковых плочено!
Достал Ерофей трешницу, кинул ему, а тот увидел у него кошель, деньгами набитый, глазами заморгал и говорит:
— Посидел бы ещё, водочки выпил.
Ерофей и не знает, что делать: «Может, и вправду остаться? Денег привалило много — погуляю всласть».
Сел на лавку, но девушка вскоре закуску поднесла, зашептала:
— Не пей, дяденька, споят тебя хозяин и деньги возьмёт. Уходи отсюда, а я выйду следом и тебя доведу до двора постоялого.
У Ерофея хмель-то поубавился сразу. Вышел из трактира, за ним девушка. До постоялого двора проводила.
В это время луна яркая из-за туч выглянула, лицо девушки осветила. Тени от ресниц на щёки пали, глаза будто звезды. Ерофей стоит, любуется, а девушка за бороду ласково его потрепала.
— Молодой вроде мужик, а бороду вон каку отпустил.
У того душа будто отмякла, спросил тихо:
— Как зовут тебя, черноглазая?
— Фаридой мать нарекла. — И вздохнула, по щеке слеза покатилась. Увидел Ерофей слёзы её — сердце забилось, спросил:
— Чего ж ты у этого борова служишь, али другой нет работы?
Фарида и рассказала:
— Родители год как померли, я с дедом осталась. А отец перед смертью в долг муку брал, а как помер, хозяин в деревню нашу приезжал, распиской над головой тряс, на деда криком кричал, будто мы его ограбили. Вот я и отрабатываю.
Выслушал девушку Ерофей, помолчал и сказал твёрдо:
— Хватит тебе мытариться. Завтра жди меня.
…Утром пришел в трактир. Хозяин за стойкой выручку пересчитывает, в дальнем углу компания тех же парней гуляет, Фарида полы метёт. Ерофей кивнул на неё трактирщику:
— Сколь должна тебе?
Тот прищурился:
— Семь рублёв.
— То год назад было, — нахмурился Ерофей, — а сейчас сколько же?
Трактирщик и загундел:
— Я её кормил, поил, посуды уйму побила. Семь рублёв, и все тут.
Вынул Ерофей деньги, кинул трактирщику. Фариде велел собираться. Та убежала и вернулась скоренько — пожитков-то всего узелок махонький, на самой шубейка драненькая. Ерофей и решил конфет да пряников ей на дорогу купить. Подошли к стойке, а трактирщик бабе своей приказал, конфеты отвешивать. Сам подсел к парням. Те притихли, зашептались, на Ерофея поглядывают. Девушка это заметила, Ерофея из трактира за рукав потянула, ничего не говорит, а глазами так и молит: «Быстрее!»
Пожал Ерофей плечами, пошел за ней. Сели в сани. Побежал Гнедко резво, да только от города чуть отъехали, так и увидели: вслед за ними санки гонятся, двумя рысаками запряжённые.
Фарида к Ерофею прижалась, заплакала:
— Хозяин это за нами гонится, с дружками на путников нападают.
Ерофей коню ходу прибавил, те тоже; Ерофей шибко погнал, да только Гнедко, хоть и добрый конь, всё ж для крестьянской работы более схожий. Вскоре топот рысаков сзади послышался. Оглянулся Ерофей, а в санях те парни, что в трактире гуляли, а средь них трактирщик из ружья в Ерофея целятся. Стрельнул, да попал в Гнедко. Упал конь, сани на бок, Ерофей с Фаридой в снег вывалились. Разбойники из саней повыскакивали, к ним было кинулись, да вдруг, откуда ни возьмись, тройка коней вылетела: одни конь белый, другой чёрный, третий рыжий, будто огонь. В санях старик сидит бородатый, давай вокруг разбойников крутить с гиканьем. За санями пыль снежная вихрями. Разбойников уж и не видно, не слышно, а тройка всё по кругу, и будто гром по небу раскатывается.
Вдруг тройка стала, и стихло всё. На том месте, где разбойники из саней выскочили, огромный сугроб образовался, а рысаки их поодаль стоят, похрапывают, на сугроб пугливо косятся. Ерофей на Гнедко убитого поглядел, заморгал глазами:
— Как без коня-то в хозяйстве?
Тут старик на тройке подъехал, слез с облучка, подал Ерофею вожжи, сказал:
— Владей, парень, тройкой, кони не простые: от дурного глаза, от лихой руки заговоренные, и в работе будут хорошие.
Ерофей старику в пояс поклонился:
— От смерти второй раз спасаешь. В трактире деньгами одарил, а сейчас вот коней…
Но не договорил, поперхнулся, на колени перед стариком упал, Фарида рядом встала. Старик на неё кивнул, сказал ласково:
— Сироту от мытарств избавил — доброе дело, а добро должно быть оплачено!
И на сугроб поглядел грозно:
— Ну, а злодеям — смерть злодейская!
И вздохнул тяжело:
— Андрюху мово ведь это они погубили.
Сказал так, взял из саней дробовик, пошёл к рысакам разбойничьим. Гикнул, свистнул и погнал в степь, только пыль снежная столбом закрутилась. Долго глядели Ерофей с Фаридой ему вслед, покуда из виду не скрылся. Потом сели в сани, и повёз Ерофей Фариду в родную деревню под веселый звон колокольчика.
Заговорённая тройка
Приехали Ерофей с Фаридой в деревню, мать-старуха на крыльцо в это время вышла, глядит — сын тройкой добрых коней правит, ахнула. Ерофей подкатил, обнял её и сказал:
— Гостей на свадьбу сзывай, в дом жену привез — тебе помощницу.
Старуха увидела Фариду, будто окаменела — сын с иноверкой судьбу связать пожелал. Сжала губы, глядит искоса. Ерофей это заметил, рассказал, как Фарида спасала его, и потом добавил:
— Ты, мать, сердцем прими её, а веру сменить можно.
Вскоре окрестили девушку, и обвенчался с ней Ерофей. На свадьбу друзей пригласил, средь них ямщик Кузьма гулял. Стал Ерофея сговаривать — в большое село жить переехать, извозом заняться. А им тогда многие промышляли, чугунки по тем временам не было — все перевозки ямщицкая служба справляла.
Так и поступил Ерофей: уговорил мать, дескать, с такими конями хороши заработки будут. Та сначала противилась, с родного гнезда съезжать не хотела, но потом рукой согласно махнула.
Продали они избу, Ерофей деньги добавил, что Ямщицкий Дед подарил, купили в большом селе дом хороший. Фарида с мужем в татарскую деревню съездили, её деда к себе жить взяли. А через год Фарида Ерофею троих сыновей принесла, да таких занятных — лицом все трое похожие, а волосёнки разные: один светлый, другой чернявый, третий рыженький, будто солнышко.
Сам Ерофей почту на своей тройке возил, и как повезёт, так быстрей других возвернется.
Как-то прибыл в контору груз ценный и депеша от губернатора, дескать, в короткий срок на другую станцию нужно доставить, а тут метель замела — носа не высунешь.
Начальник почты к ямщикам с поклоном:
— Выручайте, мужики!
Но те в один голос:
— Мыслимо ли дело — по такой падере стафеты возить?!
Один Ерофей смело вышел вперёд:
— Давай, повезу.
Ямщики-то руками замахали, закрестили его:
— Окстись, Ероха, себя и коней загубишь, детей оставишь сиротами!
Но он не послушал, и не только доставил посылку с депешей вовремя, а ещё к вечеру вернуться успел. Ямщики коней Ерофеевых похваливали: не кони, а птицы.
Но и предупредили:
— Смотри, кабы твоих быстроногих конокрады не увели.
Ерофей только посмеялся в ответ:
— Лошадки мои не простые — заговоренные. Мне их сам Ямщицкий Дедушка жаловал.
Многие, конечно, не верили, усмехались, однако Ерофея уважали. Были, правда, завистники, по углам нашёптывали, мол, тройка нечистым подарена, да и сам Ерофей антихрист, с иноверкой живёт, не зря дети у неё, что кони, разномастные, и ещё черта — татарина старого в дом взяли.