Читать интересную книгу Тайны Французской империи - Радзинский Эдвард

Третий – блестящий журналист, вчерашний адвокат Камиль Демулен. В его облике было нечто романтическое, нежное, женственное.

И, наконец, самый влиятельный – Марат, друг народа. Этот маленький человек с безумными глазами был талантливым врачом. И парадокс: главным чувством этого представителя самой гуманной профессии была ненависть. Ненависть к тем, кто находился на вершине.

Kогда Марат начинал свою революционную карьеру, он ненавидел Вольтера и смело обличал этого властителя дум Европы. Потом ненавидел и обличал Лафайета – в дни великой славы героя. Затем ненавидел и обличал Мирабо, когда голос графа стал голосом революции. Но в те годы Марат был неизвестен и его ненависть мало кого интересовала.

Газета «Друг народа»

Теперь же его знала вся Франция. Он начал издавать яростную газету «Друг народа», давшую прозвище самому Марату. Газету, исполненную ненависти к богатым буржуа.

«Друга народа», с его кровавыми призывами, жадно читала беднота. Робеспьер заметил: «Марат макает перо в кровь». «Друг народа» насмешливо ответил: «Бедняга, ты еще не дорос до меня».

И правда, в это время Марат возвышался над всеми радикалами. Каждый день его газета, обращаясь к Нации, твердила: «Народ слеп, но обязан раскрыть глаза». «Ныне вместо аристократии родилась новая аристократия – аристократия богачей. Истинному революционеру должно ненавидеть тех, кто носит кюлоты. Смертельно ненавидеть!» (Кюлоты – брюки длиной чуть ниже колен, которые носили аристократы и богатые буржуа.)

«Нападайте на тех, у кого есть кареты, лакеи, шелковые камзолы. Вы можете быть уверены: это враги! Убивайте их!»

«Грабьте лавки новых аристократов – богатых лавочников. Ты вправе это делать, великий народ!»

«Грабь награбленное» – вечный лозунг революций!

Марат не успевал предупреждать Нацию: «заговоры – повсюду, заговоры против свободы». «Надо убить как минимум сорок тысяч роялистов во имя безопасности Революции». Потом число возрастет до шестидесяти тысяч. Затем призовет к убийству двухсот тысяч…

Марат писал: «Свобода – это революционный тиран, и ныне должна быть великая тирания свободы». «Друг народа» призывал патриотов вспомнить великие времена Революции – штурм Бастилии… Вспомнить о гневе и ненависти – главных чувствах истинного революционера.

Пока жирондисты упивались блестящими речами в Законодательном собрании, Марат и Якобинский клуб готовили время гнева и ненависти. Время истинной Революции!

Как изменилась в это время парижская улица! Исчезли камзолы дворян – они боятся ходить в них по улице. Улица стала черной. Напуганные люди предпочитали носить куртки бедноты… После беспощадных статей Марата пропали и дворянские кюлоты. Теперь по улицам ходили санкюлоты (фр. sans-culotte – букв. «без кюлотов») – люди в черных куртках, длинных брюках и фригийских колпаках (фригийский колпак носили в Древнем Риме вчерашние рабы получившие свободу). Таков нынче был костюм истинного революционера.

В это время революционные войска постоянно терпели поражения.

И все, что предполагали жирондисты, свершилось. Народ поверил, что поражения – это результат измены во дворце, что королевская семья – в сношениях с наступавшими на Париж войсками интервентов. Недаром в них служили бежавшие принцы.

В Законодательном собрании жирондисты предложили жестокие законы против бежавших эмигрантов.

Людовик же, воодушевленный успехами австро-прусской армии, впервые был решительным. Он отказался подписать декрет против эмигрантов и посмел отправить в отставку министерство жирондистов. Как когда-то удаление Неккера, отставка правительства подожгла фитиль.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

20 июня 1792 года тысячи жителей предместий вместе с толпами парижан пошли на Тюильри. Черная толпа затопила парк и ворвалась во дворец.

Состоялась постыдная сцена. Король Франции в течение двух часов покорно сносил издевательства и брань черни. Его открыто оскорбляли – обвиняли в измене. Потребовали, чтобы он напялил фригийский колпак.

И король Франции послушно надел шапку римских рабов.

Ему велели выпить за здоровье Нации. Король послушно выпил.

Сцену штурма дворца с пандуса парка Тюильри наблюдал безвестный артиллерийский офицер. Но революция – кудесница. Пройдет всего несколько лет, и он будет жить в этом дворце – дворце королей.

Тогда, глядя на бесчинства толпы, офицер сказал: «Какой олух! У него были пушки. Достаточно было одного залпа, чтобы рассеять пятьсот этих каналий, остальные разбежались бы сами».

Но для этого залпа нужно было быть Наполеоном…

Так прошел первый поход на королевский дворец.

Однако восстановить в должности жирондистских министров король «с недеятельным мужеством» отказался.

Теперь по всей стране разворачивалось движение против королевской власти. И жирондисты верили – осталось последнее усилие, чтобы покончить с королем. И тогда можно будет покончить с Революцией и Анархией.

Лидер жирондистов Верньо выступил в Собрании:

«…От имени короля французские принцы пытались поднять все дворы Европы против Нации… Спешат прийти на помощь королю эмигранты, добиваются назначений и получают их в австрийской армии и готовятся нанести удар своей Родине прямо в сердце… это во имя короля свобода подвергается нападению… Но я читаю в Конституции…: Если король встанет во главе армии и направит ее силы против народа, или если он не воспротивится против такого акта, совершаемого во имя его, он будет признан отрекшимся от королевской власти».

В это время революционные войска продолжали позорно отступать. Объединенная армия австрийцев и пруссаков под водительством принца Брауншвейгского стремительно шла к Парижу.

Антуанетта пишет истерические письма – призывы к брату императору Леопольду, Ферзену, принцу Брауншвейгскому. Умоляет и требует действовать, спешить. Сообщает, что после похода черни на Тюильри вопрос идет об их жизни и смерти…

И тогда принц Брауншвейгский обратился с манифестом к населению Парижа. В составлении этого знаменитого документа, полного ярости и угроз, участвовал и тот, кто «любил ее больше жизни», – граф Ферзен…

Несколько слов о Ферзене. После неудачного бегства семьи он был обвинен в похищении короля и объявлен вне закона. За его голову назначили огромную сумму. Появиться в Париже для него – самоубийство. Но он написал ей, что приедет. Она умоляла не приезжать, но знала – приедет!

Граф Ферзен появился в Париже. И самое чудесное – проник в Тюильри, охраняемый день и ночь Национальной гвардией…

Как следует из дневника графа, в Тюильри он провел с ней ночь. Последнюю их ночь.

На следующий день он увиделся с королем и предложил организовать новое бегство. Но король отказался, «как честный человек». Он дал слово Национальному собранию – не пытаться более бежать. Слово короля – нерушимое слово…

Вернувшись благополучно за границу, Ферзен участвовал в составлении беспощадного манифеста. Манифест объявлял, что депутатов Национального собрания будут судить по законам военного времени. И если хоть один волос падет с головы короля, ответит весь Париж. Месть будет беспощадной. Парижа не станет, и все население погибнет вместе с городом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Граф Ферзен. Карл Фредерик фон Бреда.

XVIII в. Замок Лофштадт