Читать интересную книгу Ночная смена. Двойной тариф (СИ) - Дашкова Ольга

Павел стоял на своем месте, но, зайдя за стойку, обратила внимание, что журнал администратора лежал не так, ручка сдвинута.

— Павел, кто-то приезжал из гостей, пока меня не было?

— Нет, все было тихо, никого. Да такая метель, скорее всего, никто не приедет.

— У нас на пять утра бронь на японцев.

— Сомневаюсь, что борт из Токио посадят. Да, я вызвал горничную, она убрала осколки.

— Спасибо. Это все?

Голос строгий, Павел отвернулся, лишь кивнул головой.

Ленка, сучка, рылась в журнале, хотела узнать, в каком номере остановились так понравившиеся ей мужики. Не узнает, если они сами не наткнутся на нее. В груди разлилась ревность, странное ощущение, болезненное, она помнит все его оттенки, а, казалось, что вытравила его из себя.

Тряхнула головой, прогоняя от себя воспоминания. Зачем-то посмотрела на мониторы, на этажах было спокойно, хотелось отмотать тот момент с Владом, но не стала этого делать. Там все равно ничего непонятно, запись сама стирается через пару дней.

— Я скоро.

Быстрое эхо каблуков по мраморному полу, несколько поворотов по коридору, заходит в туалет, облокачивается спиной о закрытую дверь и только тогда глубоко выдыхает.

— Это какое-то безумие. Чистое безумие.

Подходит к раковине, открывает холодную воду, долго держит под ней руки, прикладывает их ко лбу. Если она сейчас начнет анализировать свое поведение, то ни к чему хорошему это не приведет. Не стоит этого делать. Ну было, да, было. И что это за вечная позиция — упрекать саму себя во всем? Проще надо, Полина, проще. Жить моментом, это все что остается ей.

Почему мастурбировать после эротических снов — это нормально, а иметь секс с шикарным, сексуальным, полным порока и похоти в глазах мужиком, нет, двумя мужиками — это плохо? Кто это сказал? Где такое написано? Да и кто поставит на нее клеймо? Кто кинет камень? Посмотрела на себя в зеркало: припухшие губы, опустила вырез, на груди несколько красных пятен от поцелуев, провела по ним пальцами, вспоминая ощущения.

Умылась, отмотала салфетки, смочила их водой, зашла в кабинку, подняв подол платья, обтерла все еще влажную промежность, бедра, задевая набухшие половые губы. Вспоминая, как Влад вколачивался в нее там, в подсобке, где поймал, там и трахнул, он совершенно неуправляемый и неконтролируемый, да рядом с ним она и себя не может контролировать, свои эмоции.

Не услышала, как сзади открылась дверь кабинки, но уловила запах. Нет, не тот терпкий резкий аромат сандала и перца, а что-то свежее, это был Герман, это точно был он, даже не надо было поворачиваться, но все равно вздрогнула, как только он провел вдоль спины ладонью.

— Напугал? — тихий шепот прямо на ухо, от этого кожа покрывается мурашками.

— Немного, — чуть слышно.

Дыхание учащается, он вроде бы ничего и не делает, просто стоит рядом, а только от этого тело и сознание наполняются возбуждением. Вот, опять, все снова, Полина очень остро реагирует на этих мужчин, десятки смешанных чувств, эмоций и сомнений.

Так странно все, сейчас, она в служебном туалете шикарного отеля с пятью звездами, сзади стоит самый непонятный и загадочный мужчина, которого Полина встречала в своей жизни. И почему она думает, что все сейчас происходящее вполне нормально? Но все равно подкашиваются ноги. Она никогда раньше не занималась сексом в туалете, хотя вот совсем недавно секс был в подсобном помещении и ничего, выжила, и ее самооценка не упала ниже плинтуса.

Господи, как пережить эту ночь?

Полина поймала себя на мысли, что это все чертовски, невероятно возбуждает. Вообще вся эта ситуация, сны, которые стали вещими, появление ее мучителей и богов секса, дарящих невероятное наслаждение. И, может быть, это лишь все ее предрассудки, и женщина в тридцать должна вести себя скромнее, не отдаваться первому попавшемуся мужику в туалете. Но она раньше так никогда не делала.

А может, надо было? Может, она очень много потеряла, не делая этого всего, держа себя в руках? Весь этот самоконтроль и соблюдение рамок, может довести до эротических снов и вот такому буйству гормон.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Валентин до их разрыва был очень консервативен. Чистые простыни, ужин при свечах, цветы и ухаживания. Да, это, наверное, и правильно — романтика и все такое. Было лишь раз в его кабинете, на столе, и то все документы были собраны аккуратной стопочкой, дверь закрыта на два оборота замка, а жалюзи опущены.

В Валентине не было ни капли той животной страсти, что сейчас исходила от Германа. Да и нечего даже сравнивать и ставить рядом этих мужчин. Герман, словно горячая, обжигающая лава вулкана медленно спускается по склону, сжигая все на своем пути, не оставляя ни шанса выжить.

— Извини, что напугал.

Тихий шепот в самое ухо, Полина чувствует его дыхание в своих волосах, аромат мужчины усиливается, морозная свежесть проникает в каждую ее клеточку. Вторая рука обнимает ее за талию, плотно и медленно притягивая ее к своему телу. Ощущает поясницей его эрегированный член, пальцы сжимают ткань платья. Герман ведет носом по ее шее, глубоко вдыхая запах девушки.

Не говоря ни слова, задирает подол платья, а она там все еще без нижнего белья, трусики с телефоном остались лежать у раковины. Если кто зайдет, то находка будет весьма неожиданной. Правая рука мужчины обхватывает ее грудь, сжимая до болезненного стона. Другая, уже задрав подол, пальцами бесцеремонно проникает между половых губ и сразу давит на клитор. Полина прикрывает глаза, а перед ними точно взрыв ярких красок.

Тело уже горит, оно, словно спичка, вспыхивает в его руках. Полина теряет себя, теряет связь с происходящим вокруг, а он всего лишь трогает ее и ничего больше. Есть только его дыхание, его руки и пальцы, они растирают набухший чувствительный бугорок. Хочется расставить ноги шире, хочется развернуться, обнять его сильные плечи, поцеловать, проникнуть в его рот своим языком.

— Ты все это сделаешь потом, не сейчас, девочка.

Платье на самой талии, звук пряжки ремня, шорох одежды. Одна рука мнет налитую упругую грудь, освобождая ее от бюстгальтера. Соски так торчат, коснись их — и, кажется, влага возбуждения потечет по бедрам.

— Ты что, читаешь мои мысли? — говорит слегка задыхаясь.

— Не надо быть ясновидящим, чтоб понять, чего ты хочешь.

— Чего же?

Почти шепотом, голос дрожит, тело накрывает жар. Жарко везде: от рук Германа, от его пальцев, от ощущения твердого члена своей поясницей. Не отпуская груди, он чуть приседает, наклоняя Полину вперед, заставляя ее слегка прогнуть спину. Она ставит одно колено на закрытую крышку унитаза, прогибая поясницу. Герман сжимает свой член, направляя его девушке между ног. Полина прикусывает губу, опуская голову, подставляя себя, как самка, готовая принять самца. Она так уже стояла, вчера ночью, в их с Владом номере, на винтажном кресле.

Мужчина толкается, задержав дыхание. Эта девочка нереально открытая, не хочется портить впечатление от секса презервативами. Притягивает ее за шею на себя, чуть сжимает, чувствует пальцами, как пульсирует на ней вена.

— Ты как-то предохраняешься? Ненавижу эти гондоны.

Полина не сразу понимает о чем он спрашивает, но кивает головой, после чего дыхание замирает, из горла вырывается не то стон, не то хрип. Он входит в нее одним резким движением до самого упора, растягивая, насаживая, заполняя собой полностью.

Рука продолжает сжимать шею, другой крепко держит за талию, притягивая к себе. Ноги на высоких каблуках подкашиваются, но сильные руки крепко держат ее.

— О, боже.…аааа…..ааааа.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Расслабься, девочка, расслабь мышцы, так будет легче.

Полина выдыхает, не понимая, отчего так больно, но в то же время невыносимо сладко. К его размеру надо еще привыкнуть. Все смешалось: боль, удовольствие, он входит в нее под другим углом, но так глубоко и резко.

Герман ловит свои ощущения, эта девочка восхитительная, такая влажная и такая узкая, словно он трахает девственницу. У нее что, реально не было нормальных мужиков? Без презерватива совсем другие ощущения. Его ведет в сторону, эмоции переполняют, он знает, что с ней совсем недавно был Влад. По нему было все ясно когда он вошел в номер, но почему Германа это не останавливает? Почему его это никак не волнует?