неповинных людей травмировать?
— Может и расскажу, — сказал я. — Но точно не сегодня. Других дел хватает.
— И это не связано с той аварией?
Я задумался. Черт его знает — связано оно с аварией или нет!
— И да, и нет, — ответил я уклончиво.
— И ты теперь будешь т а к о й? — спросил Витек.
— Какой?
Витек пожал плечами:
— А я знаю?! Не такой, как раньше.
Вот это интересно.
— Не понимаю, — сказал я. — Объясни. Какой я был и какой стал?
— Какой-то взрослый, — сказал Витёк задумчиво. — Не знаю. Как будто за неделю лет на десять повзрослел. Или даже больше. Разговариваешь как взрослый.
— Сильно заметно? — спросил я с некоторым замешательством.
— Мне заметно, — сказал Витёк, — но мы же с тобой общаемся близко. С остальными в школе ты особо не сходился, они и не обратят внимания. Вообще. У нас ведь возраст такой. Переходный и трудный. Мы же чуть ли не каждую неделю меняемся, так что — все как полагается. В курилке заметят, что курить бросил…
— Скажу — врач запретил.
— Это да, — кивнул Витёк и вдруг подозрительно прищурился: — А скажи, Лёха, ты же помнишь, как мы мою последнюю днюху отметили? Помнишь?
— Ну помню, чего пристал? — недовольно сказал я.
— Нихрена ты не помнишь, — торжественно вынес вердикт Витёк. — На мою днюху ты с ангиной дома валялся. А Юльку Голубеву? Помнишь?
— Вить… — сказал я, твердо посмотрев ему в глаза. — Ты мне друг или нет?
— Ну друг… — нервно отозвался Витёк.
— Друг или нет?!
— Да друг, друг! Но ты мне друг, а ничего не объясняешь! Морозишься! У нас тут серьезная тема, а я не в курсе — то ли у тебя крыша поехала, то ли еще что…
— Не поехала у меня крыша. Доктора говорят, что здоров полностью. Но рассказать я тебе всего не могу. Пока не могу. А ты, если мне друг, то не лови меня на слове, а лучше помоги.
— Чем помочь-то?
— Я про школу почти ничего не помню, — сказал я со вздохом, — учителя, одноклассники — вот это все. В понедельник для меня — как первый раз в первый класс.
— Нормальный расклад, — выдохнул Витёк. — Ладно. Сейчас я тебе в общих чертах расскажу, что к чему. А в школе тоже постараемся разрулить. Но только и ты пообещай…
— Чего пообещать?
— Рассказать. — Витек смотрел на меня требовательно и с любопытством.
— Честное комсомольское, — сказал я торжественно. И перекрестился на памятник Щорсу. Витя тяжело вздохнул, покрутил пальцем у виска и начал рассказывать…
Глава 6
К ресторану «София» мы подтянулись в воскресенье, к шести вечера. При полном параде — никаких джинсов и кроссовок, костюмы, начищенные ботинки. Правда без галстуков. Встреча предстояла неофициальная.
— Аншлаг сегодня, — Витя кивнул на парковку перед рестораном, на которой стояли четыре автомобиля. Три «Жиги» и «Форд Скорпио». Я улыбнулся про себя.
— «Форд» видишь? Это Саши Щербатого, — со знанием дела сказал Витя. — Ты стой тут. А я внутрь — разведаю.
Витя исчез в дверях ресторана, а я остался снаружи. Был теплый апрельский вечер, прекрасное время, когда ничего не хочется делать, а хочется гулять, вдыхать весенние запахи, ни о чем не думать. На кой черт мне это все, подумал я лениво. «София» призывно светилась огнями. «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу. Машу рукой, а сердце замирает, и ничего поделать не могу!» — доносилось изнутри. Народ веселился перед началом новой трудовой недели…
Минут через десять из ресторана выскочил взволнованный Витёк.
— Короче, там они. Столик на втором этаже, в углу, возле пальмы. Но сам к ним не лезь! Подойдешь к бармену — он там типа секретаря, дашь ему чирик и скажешь, что по делу, к Саше. Он там отмаячит кому нужно и к тебе подойдут. Все понял?
— Понял, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно уверенней.
— Давай, дуй! Ни пуха! Вот, дашь швейцару за впуск два рубля, больше не нужно!
— К черту!
Ресторан «София» встретил меня неласково.
— Местов нет, гражданин! — строго обратился ко мне швейцар с внешностью отставного полковника. И взгляд его был таким суровым и официальным, как будто переступив порог ресторана я совершил очень нехороший, порочащий всякого честного советского человека проступок.
— Мне местов не нужно, у меня встреча, — сказал я, протягивая швейцару две рублевых бумажки. Взгляд швейцара мгновенно потеплел, в нем появилось что-то отеческое, заботливое.
— Пр-р-ошу, молодой человек! — Двери передо мною гостеприимно распахнулись.
Мда… Могу сказать одно — советские рестораны сильно отличались от наших. В лучшую сторону или в худшую — вопрос спорный. Бесспорно одно — они были другими. Наши рестораторы из двадцать первого века напирают на куртуазность и интимность — полумрак, легкая тихая музыка, максимальная уединенность. В «Софии» все было с точностью до наоборот. Море света. Сизые облака табачного дыма поднимаются к люстрам а-ля-Версаль. Множество столиков — чуть ли ни вплотную друг к другу и множество людей — местов действительно не было, строгий швейцар не обманул.
«Ягода-малина нас к себе манила,
Ягода-малина летом в гости звала,
Как сверкали эти искры на рассвете,
Ах, какою сладкой малина была» — пела с эстрады облаченная в сверкающее серебром концертное платье певица. Перед эстрадой танцевали парочки, и я диву давался, как они не врезаются друг в друга в такой тесноте. И еще — был запах. Даже не запах, а настоящая атмосфера — смесь кулинарных, сигаретных и прочих сложноопределяемых запахов. Атмосфера порока, подумал я. Все-таки хорошо, что в мое время в кабаках нельзя курить. Ведь аллергику находиться здесь как-то вообще немыслимо…
Я поспешил на второй этаж, где обнаружил бар и засевшего в нем бармена. Бармен, облаченный в белоснежную рубашку и галстук-бабочку мужчина лет тридцати, с роскошными усами и ранними залысинами, имел озабоченный вид занятого важным делом человека, и обратил на меня внимание далеко не сразу. Только после того, как я засунул сложенную вчетверо десятирублевую бумажку под графин с каким-то соком.
— Что вы хотели, молодой человек?
— По делу. К Саше разговор есть, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже.
— М-м-м… — довольно неопределенно ответил мне бармен. — Я так понимаю, у вас, молодой человек, здесь встреча назначена?
— Встреча, — согласился я.
— А если встреча, — сказал бармен внушительно, — то посидите здесь. Может быть, ваш знакомый скоро придет. Подождите.
Я согласно кивнул. Еще я заметил, что десятка, которую я сунул под графин, каким-то непостижимым образом исчезла. Бармен завозился с посудой и, кажется, совсем забыл про