Девушка не отрываясь смотрела на Лукаса, а ее зрачки настолько расширились, что на виду остались лишь тонкие кольца голубого пламени, окружающие их.
— К сожалению, я не знаю, кто я такая, — откровенно призналась она робким, испуганным голосом, тронувшим Лукаса. — Если бы знала, тогда, может быть, я вспомнила бы, где мой дом, и ушла отсюда. Я думала… вы поможете мне.
— Я? Откуда мне знать, кто вы?
— Но вы смотрели на меня так, словно знаете меня.
Лукас уставился на ее ноги — потому, что смотреть на них было безопаснее всего. На тонких щиколотках виднелись безобразные царапины.
Вскинув голову, Лукас вгляделся в свежий розовый рубец возле линии волос. На щеке девушки он заметил несколько царапин. Почему-то вспомнились кровавые отпечатки маленьких ног на белых плитках пола. А потом — первые медицинские расспросы Пеппина на стоянке у больницы.
Наконец Лукас все понял.
Словно наяву, он вновь увидел болтающуюся капельницу над окровавленными простынями в смотровой.
Эта девушка — пациентка Пита.
Этот прелестный ангел с мыльной пеной в волосах, который вторгся в дом Лукаса и сделал его жизнь счастливой, — сбежавшая из больницы наркоманка. Она может быть кем угодно.
Оставалось только одно — позвонить Питу.
— Оденьтесь, — приказал Лукас, — а потом поговорим.
— Хорошо, Лукас. Лукас.
Его имя. Просто имя. Такое знакомое и вместе с тем… соблазнительно чуждое. Шелковистый голос девушки превратил привычное слово в нечто немыслимо драгоценное.
Этот восхитительный голос творил с ним чудеса. Лукасу казалось, что он вдруг помолодел на десять лет и что все рассудочные и корыстные правила, по которым он жил, рассыпались в прах.
Он почувствовал ее безмолвную мольбу: «Скажи, кто я такая?»
Черт побери, люди еще не научились общаться без слов!
Эта девушка возбуждала его. И вместе с тем возле нее он испытывал нелепое чувство умиротворенности и удовлетворенности, словно вернулся домой из долгого путешествия, разыскав в необозримой вселенной единственного человека, с которым мечтал провести вечность.
Полный абсурд!
Их ничто не связывает. Она стремится только использовать его. Эта девушка — просто незнакомка, способная причинить немало хлопот, беглянка, может, наркоманка. Она проникла к нему в дом, заставила мальчиков обманывать его…
Дом сиял чистотой. Она готовила для него еду. Приносила розы. Некоторые из этих роз он носил с собой целые дни, их запах преследовал его.
Лукас вспомнил, как мальчики переживали, когда он нашел новых хозяев для их обожаемого доберман-пинчера, который покусал почтальона и гонялся за всеми соседскими детьми. Эта девушка полюбилась сыновьям Лукаса гораздо больше, чем Кайзер.
И самому Лукасу тоже.
Лукас напомнил себе, что неприятностей от нее может быть куда больше, чем от Кайзера, — следовательно, надо избавиться от нее как можно скорее.
— Одевайтесь, — повторил он чуть мягче, чтобы усыпить ее бдительность.
Ее улыбка погасла.
Пока она смотрела в глаза Лукасу, у него возникло тревожное ощущение, что она проникает в его мозг, читает его черные мысли, его подозрения и намерения на ее счет.
— Пожалуйста, не прогоняйте меня, — сказала она.
— Вам нельзя здесь оставаться.
Она устремила на Лукаса испуганный взгляд.
— Если вы меня выгоните, меня найдут и убьют.
— Кто вас убьет?
— Не знаю.
Он ни в коем случае не допустит, чтобы с ней что-то случилось.
— Я хочу остаться здесь, с вами, — призналась она, ее взгляд и голос потеплели. На этот раз Лукас читал ее мысли. Она хотела, чтобы он бросился к ней, стиснул в объятиях, повалил на мраморный пол и предался неистовой любви, прямо сейчас, когда они мокрые и разгоряченные. Она желала, чтобы он любил ее. Вечно. Нет, это уже чересчур. Правда, чересчур. В сущности, все это безумие.
— Обнимите меня, — шепнула она еле слышно. — Просто обнимите.
— Потом.
— Нет!
Возможно, Лукасу и удалось бы уйти, если бы девушка вдруг не улыбнулась так робко и так обаятельно. Если бы полотенце на ее груди не сползло чуть ниже. Если бы оба они не потянулись поправить его. Если бы их пальцы не встретились. Если бы оба они не разразились нервным смехом. Если бы их смех не угас в звенящей тишине.
— Вы хотите этого не меньше, чем я.
— Чего?
Она соблазнительно улыбнулась, протянула руку и пригладила его мокрые волосы.
— Вот этого, — приглушенно пробормотала она, навивая на палец черную прядь. — И… всего остального.
Если даже ее невинные взгляды и ласки обжигали Лукаса, как языки пламени, то что же будет дальше?
Странно, но ему казалось, что он уже знает ответ.
Ее теплый и все понимающий взгляд сцепился со взглядом Лукаса и повлек его к ней, заставляя забыть обо всем на свете.
Он — зрелый мужчина, познавший немало женщин.
Однажды он уже больно обжегся — благодаря женщине, которую любил и на которой женился.
Но сейчас все было иначе.
Совершенно по-другому.
И в десятки тысяч раз опаснее.
Лукас не мог больше противиться, как не может пловец сопротивляться силе опасного приливного течения.
Схватив ее в объятия, желая ее душой и телом, он ощутил бурю необъяснимых, безумных эмоций.
Долгую минуту он впитывал сладость прикосновения ее ослепительной, нежной и влажной плоти.
Медленно-медленно, с мучительной осторожностью он склонился к ее губам.
Этот поцелуй не был ни страстным, ни продолжительным, но он вызвал в них трепетную, бесконечную нежность и пробудил ошеломляющие, неведомые ранее желания.
Лукас никогда бы не поверил, что единственный поцелуй способен сделать его другим человеком. Навсегда.
— Кто ты? — шепнул он, теряя рассудок от возбуждения и улыбаясь незнакомке так нежно, как никогда не улыбался ни одной женщине. — Откуда ты взялась? Зачем?
— Не знаю. Чувствую только, что мы с тобой уже когда-то встречались.
— Сегодня я увидел тебя впервые, поверь мне. Ты не из тех, кого я мог бы забыть. — Лукас был еще не готов признаться, что видел незнакомку во сне.
Девушка ответила ему нерешительным взглядом, свидетельствующим, что она не вполне верит ему.
Амнезия, напомнил себе Лукас. У нее потеря памяти. Она может оказаться кем угодно. Возможно, она замужем. Что, если она…
Он ужаснулся такой возможности.
О Господи, нет! Ему невыносимо даже подумать о том, что другой мужчина владеет ею, прикасается к ней. Или о том, что эта девушка любит кого-то другого.
Его руки теснее сжались на ее талии.
Он преодолеет эти преграды — если дело до того дойдет.